— Ваша супруга чувствует себя хорошо, дочь тоже. Но я думаю, что этот ребенок… ребенок отличается от других детей. Возможно, у нее монголизм.

— И что? Плевать! Мы все сделаны из разного теста. Это моя малышка, и я хочу видеть ее и поцеловать. Нам ее послал добрый Боженька, и мы будем любить ее такой, какая она есть.

— В таком случае идите и поцелуйте их обеих! — воскликнула Анжелина.

Анжелина сквозь слезы смотрела, как мужчина устремился к диспансеру. Тут на ее плечо легка мужская рука. Это был Луиджи.

— Я дал перекусить этому восьмилетнему крепышу, который все время дразнил Спасителя. Он разговаривает с Розеттой, поглощая все твои запасы сыра. Им негде ночевать. Мы могли бы приютить их, как ты думаешь?

Акробат улыбался. Его темные глаза были полны сочувствия. И вдруг Анжелина расцвела.

— Ты, ты! Ты тот, кто должен жить вместе со мной, ты тот, кем я буду всегда гордиться! Я буду с гордостью называть себя твоей супругой, Луиджи! Спасибо, спасибо!

Анжелина обвила его шею руками, опьянев от счастья, напитанного ароматами рая. Для нее сейчас не имел значения союз их тел, который рано или поздно они скрепят. Ей был важен лишь крепкий союз их душ. Их родственных душ.

Приближалась полночь. Анжелина и Луиджи лежали на кровати молодой женщины, которая, прижавшись к плечу своего жениха, подробно рассказывала ему о своем визите в мануарий Лезажей. Слабый свет свечи падал на стены, выкрашенные в охровый цвет, старый деревянный сундук, потемневший от времени, небольшой угловой камин и массивный шкаф, сколоченный отцом Адриены Лубе несколько десятков лет назад.

— Так значит, Гильем пристрастился к гашишу. — Акробат вздохнул. — И ты этим объясняешь его странное поведение? Возможно, ты права. Надо спросить у доктора. Признаюсь тебе, я никогда не встречал мужчин, курящих гашиш, даже в Барселоне. Впрочем, я не был близок ни к светскому обществу, ни к аристократическим кругам.

— Я заглянула в словарь Жерсанды, когда ходила за одеялами для наших гостей. В общем, он курит индийскую коноплю. На Востоке ее называют травой факиров. Она вызывает причудливые видения, человек становится как бы невменяемым.

— Таким образом, несчастный случай произошел не по твоей вине, — успокоил Анжелину Луиджи.

— Я только и делаю, что твержу себе об этом. Я сразу же испытала огромное облегчение, но меня очень беспокоит судьба этого несчастного ребенка, малыша Эжена.

Луиджи еще крепче прижал Анжелину к себе и поцеловал в лоб. Он чувствовал, что она устала, что ее снедает тревога.

— Ну, успокойся! Сегодня ты сделала все, что было в твоих силах, и заслужила право на отдых. Думаю, ты преподала хороший урок Леоноре Лезаж. Теперь она будет уделять внимание своему малышу. Признайся, мы провели чудесный вечер. Твоя картошка с салом была восхитительна, Робер прекрасно играет на аккордеоне, а его отпрыск то и дело смешил Розетту.

Анжелика нежно улыбнулась. Прежде чем ответить, она прижалась щекой к щеке Луиджи, выпрашивая поцелуй.

— Нет, нет и нет! — тихо возразил он. — Это слишком опасно. Потихоньку ты заманила волка в овчарню, прекрасно зная, что я могу тебя покусать. Я не уверен, что смогу сопротивляться, лежа на этой кровати, на которой ты провела столько одиноких ночей, мечтая обо мне!

— Какой ты самодовольный! — прошептала она.

Они оба старались говорить тихо: Ирену, пациентку Анжелины, устроили в соседней комнате — комнате Розетты, а Робер, ее муж, спал вместе с сыном по имени Пьеро в недавно отремонтированной маленькой комнатке.

— Какие чудесные люди! — тихо сказала Анжелина. — Как они трогательно относятся к своей дочери, несмотря ни на что! Этот ребенок никогда не станет таким, как другие дети. Она будет отставать в умственном развитии, у нее появятся проблемы со здоровьем. Но они ее любят и выбрали для нее такое красивое имя.

— Анжела! Напоминает твое имя.

— Я очень тронута, Луиджи. Мне хотелось бы им помочь. Я ненавижу просить у вас денег, у мадемуазель Жерсанды и у тебя, но на берегу реки, на дороге, ведущей в Ториньян, сдается домик. Чтобы оттуда добраться до бумажной фабрики, достаточно перейти через мост. Вы могли бы заплатить владельцу задаток. Владелец — старый мсье, живущий в богадельне, поскольку не может сам обслуживать себя.

— Хорошая мысль! Пьеро будет прыгать от радости. Я видел, что он расстроен из-за того, что не сможет ходить в школу. Не думай ни о чем. Я сам улажу это дело.

— Спасибо, Луиджи. Ты такой щедрый! Как и твоя мама, которая всегда спешит прийти на помощь. А теперь вот что. Я не успела тебе сказать, что мой дядюшка Жан Бонзон прислал мне письмо, я получила его сегодня утром. Он хочет, чтобы мы навестили его. Не известно как, но он узнал о нашей помолвке и, разумеется, хочет познакомиться с тобой. Мне же доставит огромное удовольствие поездка вместе с тобой в горы, на хутор, раскинувшийся над Бьером. Мой дядюшка тебе понравится. Он вольнодумец и вообще незаурядный человек. Я сразу же сказала ему, что Анри — мой сын. Господи! Это было прошлым летом, когда я совершила ужасную ошибку, выдав тебя полиции.

— Тише! — сказал Луиджи. — Забудь о том времени. Не стоит предаваться плохим воспоминаниям. Я вел себя вызывающе. Ты так очаровала меня, что я постоянно дразнил тебя, словно защищаясь от страсти, которую ты во мне вызывала. По сути, я был идеальным подозреваемым.

Анжелина вздрогнула, вспомнив о том, какую тревогу испытала прошлым летом, узнав о гнусных преступлениях.

— Ты прав, надо об этом забыть. Все позади. Ну, ты поедешь со мной к дядюшке?

— Разумеется! Туда или в любое другое место, но я последую за тобой по всем дорогам земли, моя ненаглядная.

Луиджи любовался профилем Анжелины, достойным античных статуй. Он наблюдал за игрой света на золотисто-рыжей пряди и на ресницах. Блузка Анжелины была расстегнута, частично обнажая грудь. Луиджи отвел глаза.

— Почему мы должны выполнять волю наших духовников? — прошептал он ей на ухо. — Плотский грех — самый приятный, самый безобидный. Разве плохо полюбить друг друга, раз уж мы скоро поженимся?

— Луиджи, на меня наложена епитимья. Я должна оправдать доверие отца Ансельма.

— Но ты пригласила меня в свою комнату. Анжелина, моя любимая, ты дергаешь черта за хвост!

Луиджи, наклонив голову, поцеловал Анжелину в губы и расстегнул блузку до конца. Его окутал приятный аромат лаванды, исходивший от белья и тела молодой женщины.

— Давай позабавимся, не переходя границ, определенных нам этими строгими господами в сутанах, — предложил Луиджи.

Анжелина молча согласилась, полностью отдаваясь этим упоительным ласкам. Луиджи обнажил ей грудь, и сразу же молочно-белая кожа засверкала, отражая пламя свечи.

— Разве грешно любоваться произведением искусства? — продолжал Луиджи. — Господи, да твои груди совершенны! Такие круглые, упругие, роскошные. Теперь распустим волосы. Ты такая красивая, моя любовь!

Луиджи заставил Анжелину сесть и стал распускать пучок, кладя шпильки на прикроватный столик.

— Этой ночью мне хотелось бы просто на тебя смотреть, словно я художник, которому ты будешь позировать полуобнаженной.

Луиджи гладил роскошные темно-рыжие волосы, которыми так часто восторгался. Он снял с Анжелины блузку и вышитую нательную рубашку. Она покорно позволяла ему все, хотя не могла унять внутреннюю дрожь.

— Ты очень красивая! — восхищался Луиджи. — Отныне меня будет преследовать это видение!

Кончиками пальцев он провел по ее грудям и плечам и стал ласкать соски цвета спелой малины. Наконец он добрался до спины и спустился к выемке, едва угадываемой под корсажем юбки.

— Это пытка! — простонала Анжелина. — Поцелуй меня, прошу тебя, поцелуй…

— Для кого пытка? — прошептал Луиджи, целуя ее в шею. — Я обожаю эту пытку.