— Так рождаются легенды! — вздыхала Жерсанда де Беснак, когда ее протеже жаловалась на повышенный интерес к себе.
Но сейчас Анжелине было все равно, что о ней говорят. Она спешила попасть домой, чтобы отдохнуть, но Жером Серена все не выходил в зал. Наконец он прибежал, раскрасневшийся, широко улыбаясь. В руках он держал бутылку вина.
— Держите! Выпейте за здоровье малышки, которая появилась у нас, словно расцветший цветок, благодаря вам! Не встряхивайте бутылку! Это бланкет. Изысканное вино! Я покупаю его у торговца из Каркасонна, недалеко от Лиму.
— Спасибо, мсье! Но право же, не стоит… — запротестовала молодая женщина.
— Еще как стоит!
Розетта взяла подарок. Когда они вышли на площадь с фонтаном, яркое солнце озаряло охровую мостовую своими нежными лучами. Уставшая Анжелина любовалась бликами, бегающими по воде в чаше фонтана.
Они стали подниматься по улице Нобль. Столетние розовые кусты с пестрыми цветами украшали улочки, взбиравшиеся к старинному Дворцу епископов. Его импозантный фасад с многочисленными окнами господствовал над городом.
— Как красиво весной! — заметила Розетта, наморщив нос от удовольствия. — А мы неплохо поели… Правда, мадемуазель?
— Правда, моя милая Розетта! Будем надеяться, что завтра за мной никто не придет!
Едва войдя в дом, Анжелина сразу же бросилась в свою комнату. Она испытывала непреодолимое желание побыть одной, в тишине. Ее мысли путались, воспоминания не давали покоя. С каким-то неистовством она сняла платье и чулки. Затем она развязала пучок, и ее длинные темно-рыжие волосы упали на обнаженные плечи и спину мягкими волнами.
— И для чего мне быть такой красивой? — спрашивала себя Анжелина, глядя в зеркало.
Одним пальцем она опустила плечико тонкой ситцевой сорочки, скрывавшей ее груди. Приобщенная к удовольствиям своим первым любовником, обладавшая страстной, чувственной натурой, Анжелина часто по ночам ворочалась под одеялом. Соскучившаяся по сладостным поцелуям, она жаждала прижаться к мужскому телу.
— Луиджи никогда не вернется, — процедила Анжелина сквозь зубы. — Впрочем, даже если он вернется… Я больше не знаю, люблю ли его…
Рассердившись на себя, Анжелина направилась к туалетному столику, на который Розетта каждый день ставила кувшин с чистой водой. Анжелина налила немного воды в таз, стоявший рядом, и ополоснула лицо, затылок и шею в надежде успокоить разыгравшиеся нервы.
В этот момент в дверь постучали.
— Мадемуазель! Откройте! Я слышала, как вы разговаривали. Я не подслушивала, просто убирала выглаженное белье в шкаф на лестничной площадке.
— Уходи, Розетта! Я постараюсь заснуть.
— Я вам не верю. Давайте лучше поговорим. А потом вы поспите вволю.
В отчаянии Анжелина поправила плечико сорочки и подошла к двери.
— Розетта! Я прилагала немыслимые усилия, моя девочка. Ты должна была помогать Октавии. Я отказываюсь от твоих услуг, потому что ты ругаешься как извозчик, а Анри все повторяет. Я и мадемуазель Жерсанда, мы обе хотим, чтобы он был хорошо воспитан.
— Простите, мадемуазель. Но позвольте мне войти.
— Хорошо, входи, — сдалась Анжелина, распахивая дверь.
— Посмотрите на это! — воскликнула служанка, размахивая вазой, в которой стояли желтые розы. — Я их срезала для вас. Нет, скажите… Правда, они будут красиво смотреться рядом с вашей койкой… простите, кроватью?
Анжелина, покоренная лукавым видом Розетты, искренне любовалась букетом.
— У тебя в запасе всегда есть тысяча способов смягчить меня.
— Боже мой! До чего вы красивая с распущенными волосами! Как жаль, что люди не видят вас такой! Особенно некоторые… Доктор Кост или Луиджи, нет, мсье Жозеф де Беснак. Если вы выйдете за него замуж, за отпрыска мадемуазель Жерсанды, это будет похоже на одну из тех историй, что вы по вечерам читаете мне.
— Истории, где все улаживается, где все заканчивается хорошо, — подхватила молодая женщина. — Розетта, ты понимаешь, о чем говоришь? Мне двадцать два года, и у меня нет ни мужа, ни жениха. Я одинока. Я отдала своего ребенка другой женщине. И хотя я уважаю и нежно люблю Жерсанду, у меня на душе очень тяжело. И становится еще тяжелее, когда я слышу, как Анри зовет ее мамой. Когда он узнает, что я его мать, его мама? Никогда! Честно говоря, признаюсь тебе, порой я жалею, что порвала с Филиппом Костом.
— Не надо жалеть об этом! Он старый и порочный!
— Ему сорок два года, так что он вовсе не старик. И не порочный… Ты преувеличиваешь.
Сидя на дубовом сундуке, в котором лежало белье ее хозяйки, Розетта присвистнула, не соглашаясь:
— Нет, пусть немного, но порочный… Хотя бы потому, что занимается этим ремеслом… Заглядывает женщинам туда, куда я думаю… Между ног…
— Филипп — замечательный акушер. У нас с ним одинаковая профессия, только он более квалифицированный, он врач…
— Черт возьми! Да вы лучше его в десять раз!
Анжелина легла на кровать, сложив руки на груди. Она мечтательно смотрела в потолок.
— Мне грустно, Розетта.
— Я знаю. Именно поэтому я и пришла поболтать с вами и принесла цветы. Не расстраивайтесь. Когда-нибудь он появится в наших краях, ваш Луиджи.
— Это было бы удивительно. Вероятно, он убежал от нас как можно дальше.
«Луиджи, — думала Анжелина, — Луиджи и его такие темные глаза, смуглый, как у цыгана, цвет лица. У него больше нет скрипки, на которой он так замечательно играл. Чем он теперь зарабатывает на жизнь? Если бы только он узнал, что невиновен, что настоящий преступник умер, повесился в тюремной камере! Он, кто искал своих родных! Как мне хотелось бы сообщить ему, что его мать здесь, что она живет в нашем городе, моя дорогая мадемуазель Жерсанда! Его ждет прекрасное наследство, а он ничего не знает об этом!»
Анжелина вздохнула. Этот странный словоохотливый мужчина с соблазнительной, плотоядной улыбкой вызывал у нее грустные воспоминания, от которых щемило сердце.
— Луиджи целовал меня только во сне, Розетта, — громко сказала Анжелина. — Этого мужчину я видела всего четыре, может, пять раз, и я сомневаюсь, что действительно люблю его. А вот Гильем — другое дело. Он отец моего ребенка, мужчина, который сделал меня женщиной.
Розетта, жившая с Анжелиной вот уже в течение полугода, получила право на откровения, доверительные признания.
— Но он в первую очередь тот, кто бросил вас после того, как пообещал жениться.
— Ты права. Давай больше не будем произносить его имя, никогда. Розетта, сделай одолжение, оставь меня! Если я не посплю несколько часов, мадемуазель Жерсанда станет сокрушаться, что я плохо выгляжу. А я должна быть красивой — ради моего малыша. Мне так хочется поскорее его поцеловать!
— Конечно, мадемуазель, я уже ухожу.
Оставшись одна, Анжелина потянулась всем телом и закрыла глаза. И тотчас перед ее сомкнутыми веками замелькали разные образы. Анжелина вновь увидела своего прекрасного Гильема, его прямые темные волосы, резкие черты лица. Несколько месяцев они жили одной страстью, которая бросала их в объятия друг друга в тени деревьев у подножия полуразрушенных укреплений, где с наступлением зимы гулял один лишь ветер.
«Я отдалась ему целиком, уверенная, что он не предаст меня. Он говорил мне такие красивые слова, казался таким нежным, таким внимательным! Возможно, он женился бы на мне, если бы его родители не заставили его уехать так далеко от меня. Возможно, он до сих пор любит меня!»
Мысли Анжелины стали путаться, и она погрузилась в благодатный сон. Лицо Гильема постепенно исчезло, уступив место другому лицу, смуглому, с пламенным взором, окруженному черными кудрями. Это был Луиджи в яркой одежде, которая на нем была в тот день, когда Анжелина встретила его на площади Масса, небольшого городка, расположенного в горах. Луиджи играл на скрипке в двух шагах от дрессировщика медведя, среди рыночной суматохи, поросячьего визга, гусиного гомона, детского смеха.
— Луиджи! — вздохнула Анжелина.
Анжелина скрывала от Розетты, до какой степени ее преследовал этот загадочный персонаж. Более того, молодая женщина была перед ним в долгу. По вине Анжелины Луиджи побили камнями, поскольку она обвинила его в убийствах, к которым он не имел никакого отношения. Прежде чем осмелиться полюбить его, Анжелина должна была извиниться, сказать, как горячо она раскаивается в том, что так плохо о нем думала. Но Луиджи, этот вечный бродяга, убежал из тюрьмы, а потом исчез.
