— Где Розетта? — спросила она.
— Пошла спать, — проворчал он. — Послушайте! Из-за вас я потерял мысль.
Анжелина устала и к тому же была расстроена. Без всяких церемоний она села на сухую траву в метре от Луиджи.
— Луиджи, вы ужинали?
— Да, некоторое время назад. После куска пирога и стакана сидра Розетта подала мне рагу, картошку и сало. Роскошный ужин! Эта таверна мне нравится. Пожалуй, я возьму здесь пансион.
— Вас, судя по всему, даже не волнует состояние здоровья мадемуазель Жерсанды! — возмутилась Анжелина. — Кто угодно поинтересовался бы этим!
— Я не кто угодно, а ее сын. Ну, и как чувствует себя эта дама?
— Доктор нашел, что она очень слаба и взволнована. Ее сердце бьется нерегулярно. Он прописал ей шафранно-опийную настойку, хотя я возражала. Сейчас, разумеется, она спит.
— Сон часто восстанавливает силы, — ответил Луиджи, убирая в сумку тетрадь и карандаш. — Она оправится после всех этих переживаний.
— Какой вы холодный, безжалостный! — сказала потрясенная Анжелина. — В вашем голосе не слышно ни капли сочувствия, в ваших глазах нет ни искорки беспокойства. Я так разочарована…
Рассеянно кивнув, Луиджи произнес:
— Жерсанда де Беснак для меня — посторонняя женщина. Я никогда раньше не видел ее. В ее обществе я провел час, вернее, около часа. Я не могу сочувствовать или беспокоиться о ней.
— Но она ваша мать! — воскликнула Анжелина.
— Скажем так: женщина, родившая меня. Я предпочитаю такую формулировку. А теперь выслушайте меня внимательно, Анжелина. Я вернулся сюда вовсе не потому, что надеялся найти свою семью. Один друг, мой единственный друг на всем белом свете, ответил на мое письмо, которое я написал ему из Барселоны. Буду с вами честен: я просил у него денег. И он, великодушный человек, прислал мне кругленькую сумму, сообщив при этом, что меня больше не обвиняют в тех чудовищных преступлениях, в которых даже вы подозревали меня, если не сказать больше. Этот человек живет в Арьеже. Он настоятель аббатства Комбелонг, что расположено в нескольких километрах отсюда. Можете себе представить, как я обрадовался, узнав, что меня больше не считают беглым преступником. Я мог бы остаток своих дней провести в объятиях Долорес, но отец Северин просил, чтобы я навестил его в последний раз. Разве я мог отказать ему? Он очень пожилой человек, а я люблю его всей душой.
Ошеломленная молодая женщина смотрела на Луиджи так, словно видела его впервые. Ей казалось, что он наконец раскрыл свою душу, сбросил маску беззаботного и речистого акробата. Он говорил прямо, бесхитростно. И это выбивало ее из колеи.
— Значит, вы вернулись не ради меня? — разочарованно спросила она.
— Ну почему же? Я не лгал вам, Анжелина, я действительно все это время думал о вас. Я должен был вас увидеть, убедиться, что вы действительно существуете, вы, с вашими медно-золотистыми волосами и фиолетовыми глазами. Я надеялся соблазнить вас. Это была прелестная любовная греза, растаявшая по воле судьбы.
— Боже мой! Зачем же так драматизировать? — удивилась Анжелина.
— Позвольте мне закончить. Я рассчитывал, что своим обаянием сумею завоевать прелестное, хотя и холодное, отстраненное создание. Но я столкнулся с сестрой милосердия, преисполненной нежности ко мне, которая смотрит на меня так, словно я с Луны свалился. Я был не просто доволен, я был счастлив, признаюсь вам. Но в тот момент, когда я вырвал вас из когтей негодяя, когда надеялся получить поцелуй в качестве награды, вы сообщили мне нечто невероятное. Моя мать живет в этом городке и ждет меня! Я все как следует обдумал. Ваша любезность, ваша признательность были адресованы Жозефу де Беснаку, блудному сыну, по которому скучала старая эгоистка.
— Я не позволю вам оскорблять мадемуазель! — воскликнула Анжелина.
— Да перестаньте называть ее «мадемуазель»! Это вызывает неприятие. Зовите ее мамой, поскольку она стала для вас второй матерью. Вообще-то это многое меняет и могло бы изменить наши отношения.
Анжелина понимала, что Луиджи прав. Она боялась думать об этом, но Луиджи все расставил по своим местам.
— Честно говоря, я не был готов к этому театральному трюку, — с горечью добавил он.
— Я хотела сделать вас счастливым, поскорее сообщив, что ваша мать жива, что она здесь, рядом! Когда я вам отдала медальон, вы были потрясены. Я заранее радовалась вашей встрече с Жерсандой. Но, судя по всему, все пошло не так. Вы не смогли ее простить. Но, Луиджи, она страдала, что была вынуждена расстаться с вами! Мне известна эта история. Господи, если бы вы знали, как она дрожала, вновь переживая трагические сцены, которые преследовали ее всю жизнь! Объятые пламенем ясли больницы, ее двухмесячный малыш, погибший в огне… Она отправилась на ваши поиски, она любила вас. А сестра, та самая, которая утверждала, будто один младенец пропал, заронила в душу вашей матери сомнение, и Жерсанда жила с надеждой увидеть вас, прежде чем умрет…
— Боже, какая патетика! — прошептал акробат, закрыв глаза. — Из вас получился бы превосходный адвокат. Но признайтесь: меня приговорили к ужасной участи, меня, сироту, не знавшего, что такое отчий дом, не знавшего любви, но главное — любви матери, способной броситься на разъяренного хищника, чтобы спасти своего ребенка, способной на все, лишь бы прижать его к своей груди. Анжелина, если бы у вас был ребенок, смогли бы вы отдать его незнакомым людям сразу же после того, как он появился на свет? Нет, я в этом уверен. Я, как и Розетта, думаю, что вы вся соткана только из достоинств, поэтому родители и выбрали для вас такое имя — Анжелина.
Смутившись, молодая женщина встала. Она поужинала с Октавией, но все же прошла в кухню, чтобы взять несколько желтых слив. Луиджи ждал ее возвращения, гладя рукой лакированную деку своей скрипки.
— Иногда возникают обстоятельства, когда мать думает в первую очередь о благе своего ребенка, — каким-то неестественным голосом начала Анжелина. — Жерсанда хотела уберечь вас от нищеты, в которой жила. Возможно, я поступила бы точно так же, поскольку я отнюдь не ангел. Я такая же, как все, и вам следует об этом знать! Почему мы обязательно должны служить примером для других, быть достойными, мужественными? Все хотят иметь крышу над головой, очаг, еду. Обычные люди не способны на героические поступки. Надо находиться у изголовья кровати рожающей женщины, чтобы осознать, какие страдания она испытывает, одиночество многих из них, горечь, когда ты протягиваешь им нежеланного ребенка. Хотите, я приведу вам пример? Не так давно, в конце весны, меня вызвали в Монжуа, соседнюю деревню. Едва прелестный мальчик появился на свет, как его бабушка сообщила мне, что я должна отвезти его монашкам в Сен-Жирон. В доме царила нищета, жуткая нищета. Муж умер зимой, не оставив семье ни су. На повитуху возложена тяжелая обязанность отдавать брошенных детей религиозным конгрегациям. Как у меня тогда болело сердце!
Анжелина замолчала. Взволнованный Луиджи взял руку Анжелины, поднес ее к своим губам и почтительно поцеловал.
— Словом, у повитухи и священника есть что-то общее.
— Да. Наше ремесло требует образцового поведения, чаще всего отказа от личной жизни, исключительного такта в обращении с пациентками и снисходительности к человеческим слабостям, той самой снисходительности, которой вам так не хватает.
Как ни странно, но Луиджи ничего не сказал об ужасном признании, которое сделала ему Жерсанда де Беснак. Несомненно, если бы Анжелина знала правду о старой даме, она менее сурово отнеслась бы к нему. Она, как и он, была бы поражена, узнав ту чудовищную ложь, которую сочинила мадемуазель, ее вторая мать. Луиджи умолчал об этом также из чувства стыдливости, поскольку считал, что эта отвратительная история касалась только их двоих и никого больше. Таким образом, это было первое, что связывало их как родных людей.
— Пусть так. Я кажусь вам слишком категоричным, но, повторяю, я не был готов к этому разговору. И уж тем более я не был готов примерить костюм аристократа. Жозеф де Беснак! Я испытал такой шок, услышав, как вы меня представили! Я, сын ветра, принц дорог, считал, что меня бросила цыганская семья. Боже! Да мы портим этот чудесный летний вечер нашим спором. Так что я вам говорил? Ночь источает свои ароматы, множество звезд сверкает на небе, теплая трава такая мягкая, а я, сидя около бесподобной красавицы, даже не заигрываю с ней. Анжелина, что я должен сделать?
