— Спаситель? Да. И он не оценил вашей ночной серенады.

— А этот ребенок, который плакал на руках девушки… Он и она — это ваши родственники?

Попавшая в затруднительное положение Анжелина осознавала, что Луиджи ничего не знает о ее жизни. Ей показалось уместным кое-что объяснить.

— Дом принадлежит мне. Я унаследовала его от матери. В конце осени я получила диплом акушерки и теперь практикую в своем родном городе. Чаще всего меня называют повитухой. Девушка — это Розетта, моя служанка, но она мне и сердечная подруга, и сестренка. Я в прямом смысле подобрала ее, когда она просила милостыню на паперти. Но о трагической судьбе этой девушки я расскажу вам в другой раз. Луиджи, этот медальон…

— А ребенок? — настаивал Луиджи. — Это ее ребенок?

Анжелине показалось, что она стоит на краю бездонной пропасти, пропасти лжи, ловушки, в которую уже бросалась несколько раз очертя голову, что приносило ей только неприятности.

— Нет, это не ее ребенок, — тихо ответила она. — Это мой крестник. Я расскажу вам о нем, но позднее. Подождем до следующего воскресенья.

Луиджи молча смотрел на небо. Кое-что в высшей степени заинтриговало его. Он встречался с Анжелиной раз пять или шесть, причем каждый раз в напряженной обстановке. Они либо ссорились, либо обменивались колкостями. Но теперь молодая женщина была другой. «Ее поведение коренным образом отличается от того, что я сохранил в своих воспоминаниях. Я чувствую, что она доверяет мне, что питает ко мне удивительную нежность. Почему?» — думал он. Впрочем, она по-прежнему была красивой, очаровывала Луиджи.

— Как странно! — произнес он наконец. — Поскольку вы обещаете рассказать мне так много, я склонен думать, что мы будем часто встречаться или, по крайней мере, в течение продолжительного времени, чтобы я смог выслушать все ваши истории.

— Да, мы будем встречаться. А теперь я должна вам рассказать вот о чем. Луиджи, на обратной стороне медальона, который был прикреплен к бархатной обшивке футляра для вашей скрипки, выгравированы инициалы.

— Знаю. Но я не прорицатель, и эти буквы, переплетающиеся между собой, ничего мне не говорят.

Анжелина заколебалась. Она не хотела, чтобы Луиджи слишком сильно волновался, но все же продолжила:

— Это, несомненно, инициалы одного из ваших родителей!

— Полагаю, да… Виолетта, сжальтесь надо мной! Оставим эту тему! Скажите лучше, что сделало вас такой нежной и любезной? Это требует вознаграждения. Я умираю от желания подарить вам поцелуй. В худшем случае в щеку или в другое место.

Луиджи подвинулся к Анжелине. Она, не видя его лица, догадалась, что он смотрит на нее с мольбой, и чуть не уступила.

— Не сейчас! Будьте серьезны! — Она вздохнула.

Анжелина машинально взяла Луиджи за руку и сжала ее. Ошеломленный, он наслаждался этим ее неожиданным порывом.

— Как бы вам это сказать? Луиджи, заклинаю вас, не подвергайте мои последующие слова сомнению.

В этот момент произошло событие, вполне обычное для повседневной жизни повитухи. На улицу Мобек въехала повозка и остановилась перед воротами дома Анжелины. Она прислушалась, раскрыв рот от неожиданности.

— Черт! Это приехали за мной! — воскликнула Анжелина.

— В такой час? — удивился Луиджи.

— Дети появляются на свет в любое время суток. Увы, я должна идти. Как они удивятся, увидев, что я бегу по улице!

— Кто «они»?

— Те, кто сейчас барабанит в ворота, — ответила Анжелина, вставая. — Луиджи, прошу вас, не уезжайте из города. Потерпите немного. Теперь я должна запрячь кобылу в коляску. Вы можете расположиться в конюшне. Там есть пустое стойло с чистой соломой. Обещайте, что будете там, что не исчезнете, когда я вернусь.

Все больше и больше удивляясь, Луиджи не отрывал от молодой женщины страстного взора.

— Какой мужчина не уступит подобной просьбе? Если понадобится, я буду ждать вас сто лет.

Анжелина ушла, благословляя этот сад, раскинувшийся буквально в двух шагах от ее дома, куда легко долетали уличные шумы.

— Иду! Я уже здесь! — крикнула Анжелина, глядя на черный фаэтон, запряженный серыми лошадьми.

Мужчина, стучавший в ворота, обернулся. Это был Гильем Лезаж.

— Гильем!

— Слава Богу, ты здесь! — воскликнул он с таким облегчением, что было очевидно: его совершенно не интересует, откуда она появилась.

— Что случилось? — спросила Анжелина.

Гильем был слишком хорошо воспитан, чтобы поднять среди ночи такой шум без веской на то причины.

— Леонора! Прошу тебя, поехали! Она так мучается, она потеряла столько крови… Мой отец послал за доктором, но я доверяю только тебе. Поедем, прошу тебя!

Перед Гильемом тотчас предстала повитуха, собранная, ответственная, спокойная.

— Сейчас возьму саквояж и чистый халат, — сказала Анжелина. — На каком месяце беременности твоя жена? Когда я ее видела, она, скорее всего, была на пятом или на шестом месяце.

— Начинается восьмой месяц, если верить доктору, у которого мы были на прошлой неделе.

— Ну что ж, это немного успокаивает меня. Я соберусь быстро. Следи за лошадьми, они явно нервничают.

— Только побыстрее, прошу тебя!

Это было сродни молитве, которую Анжелина хорошо знала, крик души мужей в такие моменты: «Быстрее, прошу вас!» Гильем ничем не отличался от мужчин, которые просили Анжелину оказать столь важную услугу, всецело полагаясь на ее знания и опыт.

— Мадемуазель Энджи, — взволнованно заговорила Розетта, когда молодая женщина вошла в кухню. — Я встала, услышав шум на улице. Так вы нашли Луиджи?

— Да, но сейчас я должна ехать с Гильемом. Велика вероятность того, что его жена родит сегодня ночью.

— Что?! — возмущенно воскликнула Розетта. — Так это он устроил весь этот бедлам?

— Розетта! Не задавай мне больше вопросов! У меня нет времени тебе отвечать. Не удивляйся, если увидишь в конюшне странного типа. Я сказала Луиджи, что он может там переночевать.

— Ну, вы даете! А почему вы не предложили ему лечь в углу двора на охапке сена? В конце концов, мы вполне могли бы найти ему местечко и в доме, этому мсье де Беснаку.

— Замолчи! Он еще ничего не знает! — поспешно сказала Анжелина, которая уже к этому моменту собрала все, что ей было необходимо. — До свидания, Розетта. Занимайся Анри, если к утру я не вернусь домой.

— Хорошо. Я буду все делать как обычно. Пойду еще подрыхну.

— Посплю! Надо говорить «посплю»! — поправила ее Анжелина и побежала к Гильему.

Как и все мужья, снедаемые беспокойством, Гильем пустил лошадей в галоп. Сидя на заднем сиденье экипажа, Анжелина смотрела, как перед ее глазами мелькают тополя, растущие по берегам Сала.

«Сейчас я приеду в мануарий Лезажей, о чем я так мечтала в то время, когда была влюблена в этого человека. Сколько раз я любовалась этим маленьким замком на вершине холма! Боже, до чего я была доверчивой!»

Бешеный галоп, которым ее бывший любовник заставил мчаться лошадей, не способствовал разговору. Молодая женщина готовилась осматривать Леонору, как любую другую свою пациентку, надеясь, что новой трагедии не произойдет.

«Когда-то эти люди обвинили маму в смерти их дочурки. Наверняка Оноре Лезаж не одобрит моего приезда. Ну что ж, я не боюсь этого господина, который относится ко мне с таким презрением».

Анжелина чувствовала себя сильной, способной противостоять всему миру, и собственная решимость приводила ее в замешательство. «Это благодаря Луиджи. Мне удалось попросить у него прощения, и он простил меня. Господи, как мне было хорошо с ним!»

Фаэтон резко остановился. Анжелина увидела, что они находятся около каменного крыльца дома, почти все окна которого были освещены. К фаэтону бросился слуга, чтобы позаботиться о взмыленных лошадях.

— Быстрее! Я боюсь худшего! — бормотал Гильем, помогая Анжелине выйти.

Анжелина посмотрела Гильему прямо в глаза и спросила:

— Твой отец знает? Ты сказал, что привезешь меня?

— Да, разумеется. Сначала он отказывался, но потом смирился. На кону жизни моей супруги и нашего ребенка. Не время вспоминать старые обиды.