Вся моя решимость промолчать, во что бы то ни стало защитить Эдуарда быстро растаяла. Да, я остро нуждалась в друге, который подставил бы свое плечо под груз, который становился непомерно тяжким. Уикхем находился в Винчестере, а сдаваться на милость Гонта я ни за что не стану. Остается только Виндзор… Но был ли он именно таким другом? Вот он стоит передо мной, потемневший, мрачный, как туча, — живое воплощение дурной репутации и непомерного эгоизма. И все же было в его лице нечто совершенно неожиданное — доброта… Ну что, рискнуть?

— Правда. Меня заботит Эдуард.

— Вы оберегаете его от людей.

— Да. А что мне, по-вашему, еще делать? Выставить его на всеобщее обозрение в Лондоне, чтобы все подданные смотрели, разинув рты?

— Ну, тогда по крайней мере вас не стали бы обвинять в том, что вы вертите стариком ради своей выгоды. Хранить это в тайне опасно, Алиса.

— На это я не пойду! Не много мне проку от вашей помощи!

— Я просто стараюсь смотреть на вещи трезво!

Я еще какое-то время сопротивлялась, но в конце концов уступила и рассказала ему все. Сказала, что светлый разум Эдуарда снова затуманился, король стал непредсказуемым. Кто сможет убедить его, что незачем было приказывать исправить или перестроить все мосты в графстве Оксфордшир только потому, что он собрался ездить из Вудстока на соколиную охоту? Мне это не удалось. Король уже не был в состоянии предначертать Англии какую бы то ни было политику на будущее. И долго ли мы — я, Латимер и остальные верные министры — сможем поддерживать видимость того, что Эдуард способен занимать трон? Эдуард не всегда знал, какой сегодня день недели, а лекари не могли вернуть ему ясный ум.

— Вот почему я стараюсь защитить его всем, что в моих силах, — закончила я свой рассказ. — Ясность сознания может возвратиться к нему в любой момент — на следующей неделе, даже завтра.

— Вы просто восхитительны.

— Отнюдь. Восхищаться нечем. Но он мне слишком дорог, и я не стану отдавать его на растерзание тем, кто может поставить под вопрос его право царствовать над Англией.

— Кое-кто может сказать, что все это вы делаете из соображений собственной выгоды. — Виндзор оперся плечами на стену и повернулся лицом ко мне — посмотреть, как я отвечу на его обвинение. — Продлевать власть короля — значит сохранять власть Алисы Перрерс.

— И это, разумеется, совершенно верно, — окутала я себя броней иронии. — Разве кто поверит в то, что я могу заботиться о благополучии короля ради него самого? — Я отвернулась, негодуя на эту клевету, которая была мне знакома уже давно.

— Я же не сказал, что это мое мнение, — возразил Виндзор. — Думаю, вас нужно немного развлечь.

— Поцелуями? — Мне вдруг сделалось страшно от того влияния, которое имел на меня этот человек, я испугалась тех слез, которые жгли мои полуопущенные веки. Слишком я стала чувствительной. — Надеюсь, что нет.

— Нет, не поцелуями. Не сейчас, по крайней мере. Может быть, попозже…

Он снова погрузился в раздумья: Виндзора заботили какие-то свои мысли. Мне были по-женски неприятны эти его раздумья, так что я повернулась и пошла прочь, сердясь на свои взбудораженные чувства, огорчаясь тому, что он так легко сумел меня перехитрить и заставить открыть ему душу. Сам же он остался стоять, облокотившись на парапет и глядя вдаль, на открывающийся пейзаж.

— Есть у меня два-три имения в Эссексе, — заметил он, выбрав нейтральную тему для беседы. Я вернулась к нему.

— Это мне известно.

— Собираюсь прикупить к ним еще немного.

— И это я знаю. Вы притащили меня сюда только для того, чтобы сообщать то, что мне и так известно? — Настроение у меня резко менялось, и я ничего не могла с собой поделать.

— Да нет. Я хочу задать вам один вопрос. В свете того, что я сейчас наблюдал, вопрос этот становится слишком важным.

Он снова облокотился о парапет, положил голову на руки и стал мрачно созерцать, как одна из дворцовых кошек совершает утренний моцион, обходя кроличьи норы на берегу реки. Я молча ждала. Наконец он повернул голову и взглянул на меня.

— Алиса…

— Вильям!..

Он окинул меня оценивающим взглядом.

— Алиса, пойдете вы замуж за меня?

«Замуж?»

Я отчаянно пыталась постичь смысл его вопроса, подыскивала подходящий ответ, но все было напрасно: после переживаний, выпавших на мою долю нынче утром, такая задача была мне не по зубам. Я с трудом сделала вдох.

— Вы смеетесь надо мной?

— Вот разумный ответ. Я же то и дело в шутку предлагаю женщинам выйти за меня замуж, вся Англия так и завалена моими предложениями руки и сердца. Вы пойдете за меня замуж? — повторил он свой вопрос.

Он это всерьез? На его жестком лице невозможно было ничего прочитать.

— Вступить в брак!.. Только для чего?

Он тут же выпрямился, потом совершенно неожиданно опустился на одно колено. На мгновение в памяти ярко вспыхнуло давнее: Эдуард в расцвете своих сил и могущества опускается передо мной на колено и читает стихи — после нашей ссоры. Только сейчас все было совсем иным: Эдуард упрашивал меня от чистого сердца, здесь же были лишь притворство, игра в рыцарские чувства. Не сомневаюсь.

— Я люблю вас, — заявил Виндзор. — По какой же иной причине мужчина станет просить женщину выйти за него замуж?

— А вы лжец, Виндзор.

— A-а… Откуда вы можете это знать? — Глаза его вдруг озарились светом, словно солнышко проглянуло из-за тяжелых туч.

— Ниоткуда. Сердце подсказывает… Черт вас возьми! Встаньте же! Нас увидят часовые, и через какой-нибудь час весь двор будет знать, что вы творите непотребные дела! — Он выпрямился во весь рост, и суровые черты его лица засияли, смягчились, стали соблазнительными. В это я ни на миг не поверила. Воспользовавшись моим замешательством, Виндзор взял меня за руку и прижал ее к своим губам.

— Понимаете, эта мысль совсем не плоха. Конечно, не так-то легко играть две роли, быть сразу женой одного и фавориткой другого, но готов поклясться, что у вас хватит на это таланта. Так вы согласны?

— Нет. — На более длинный ответ у меня уже не хватало ни ума, ни дыхания. Ну и утро нынче выдалось! Он и вправду смеется надо мной? Если да, то проявляет жестокость, которой я от него никак не ожидала.

— Послушайте меня, я говорю совершенно серьезно. — Он снова облокотился о парапет, созерцая пару ворон, совершавшую пируэты в восходящих потоках воздуха. Говорил он отрывисто, не отпуская моей руки, с абсолютно серьезным выражением лица. — Я предвижу от этого преимущества…

— Ну еще бы вы их не увидели!

— Для тебя, женщина, для тебя! Слушайте внимательно. Что станет с вами, как только Эдуард умрет? Одинокая, безо всякой защиты, вы станете отличной мишенью для всех тех, кто проклинает вас с того самого дня, когда вы пробрались на королевское ложе. — В его устах это прозвучало как-то особенно отвратительно. — С того самого дня, когда встали рядом с троном и преградили путь к власти им. Они не поверят в то, что король тяжко болен и не способен уже держать в руках бразды правления. Винить во всем станут вас и бросят на растерзание с превеликим удовольствием. — Взгляд Виндзора переместился с носившихся туда и сюда ворон на меня. — Я ничуть не сомневаюсь, что все сказанное вы давно и хорошо представляете себе сами. Вы ясно видите, как грозовые тучи затягивают ваш горизонт, — не хуже, чем вот эти вороны чувствуют восходящие потоки, помогающие им лететь. Вы только посмотрите на них! Эти вороны предвещают бурю. Зловещие птицы.

Кто бы мог подумать, что Виндзор так суеверен!

— Вижу я грозовые тучи над своей головой, — ответила я ему. — А на ворон всякое утро смотрю и не пугаюсь. Я приняла свои меры предосторожности.

— В этом я не сомневаюсь. Копите денежку на старость. — Какой цинизм и практический расчет звучали в его словах! В этом отношении никакие предрассудки ему не мешали. Он что же — думает, будто я обчищаю сундуки с королевской казной? — А что, если враги нацелят свои удары как раз на источники ваших доходов?