Дверь распахнулась, и входящий Эдингер едва успел подхватить падающего на него Мишеля и прижать его к себе, но тот зло пнул дракона, а потом начал вырываться, крича, чтобы он убрал свои руки. Дракон и не думал, что в щуплом мальчишке может быть столько силы и сделал самое умное, что можно было сделать в данный момент: выпустил его и отступил к двери, которую за его спиной аккуратно закрыл стражник. Мишель тяжело дышал и не сводил с Повелителя злых глаз. Наступила пауза.

— Кто научил тебя так драться? — как ни в чем не бывало поинтересовался советник, с любопытством глядя на него.

— Не твое дело, — огрызнулся Мишель, не оборачиваясь.

У Таамира удивленно взлетели брови. Обычно вежливый и выдержанный, сегодня его маленький друг не был похож на себя.

— Мишель Ксавье, — строго сказал он, — если ты считаешь себя мужчиной, то, может быть, ты введешь нас в курс дела? По-мужски. Коротко. Ясно. Четко. Или это тебе в данный момент не доступно?

Дракон развернулся и направился к письменному столу, сердито повернул стул, сел на него и кивком головы указал на соседний. Мишель не двинулся с места. Тогда дракон развел в стороны руки, как бы говоря: «В чем дело? Я жду». Мальчишка шмыгнул носом и нехотя подошел, но садиться не стал, вцепившись в спинку.

— Так в чем же дело? — спросил дракон, не дождавшись начала.

— У тебя был гарем. Из мальчиков, — глядя прямо ему в глаза, утвердительно произнес Мишель.

— Да, был, — подтвердил Таамир, — И что?

— И что?! — ожесточенно переспросил Мишель, — И что? Ты говоришь это так просто! И что?

— Да, говорю, так просто. Был. Больше его нет. Что тебя здесь не устраивает? Надо было их оставить? — Таамир старался не заводиться, не понимая гнева мальчика.

— И где они теперь? На какой помойке? — выкрикнул ему в лицо Мишель.

Эдингер фыркнул. Таамир с досадой посмотрел на него и мотнул головой, показывая другу, чтобы он вышел.

— Троих я подарил, все равно они больше не были ни на что способны, кроме как ублажать, — дождавшись, когда закроется дверь, ответил Таамир, — Остальные проходят обучение, чтобы стать оруженосцами, — глядя в глаза Мишелю, правдиво ответил дракон, — Они сами так захотели. А что бы ты сделал на моем месте?

Мишель нахмурил брови, пытаясь понять, правду говорит дракон или нет.

— Можешь спросить у Эдингера. Если не поверишь ему, у начальника стражи графа Лангера. Все одинаково лгать не смогут. Ты это знаешь.

Мишель опустил глаза, упрямо сжал губы и отрицательно покачал головой.

— Он говорил правду, — он снова посмотрел на дракона, — Он говорил, что, когда мы тебе надоедаем, ты избавляешься от нас и тебе все равно, что с нами будет. Рудники, улица, публичный дом.

— Ты — не все, — жестко сказал дракон, — Это раз. Второе, мы все меняемся. Третье, я никого на рудники не отправлял. На улицу тоже. Мишель, — дракон помолчал, успокаиваясь и собираясь с мыслями, потер переносицу, — ты видел меня раньше, видел потом. Разного, — он вздохнул, — Что-то изменилось, понимаешь, малыш? Я не знаю, как объяснить. Но, когда… ты появился… я не смог жить, как прежде.

Это было тяжело, говорить вот так откровенно, ломая себя давнишнего, признавать свои ошибки и грехи. Слова стали похожи на неподъемные мельничьи жернова, не сдвинуть с места, но надо. И дракон, пересиливая желание отговориться ничего не значащими фразами, посмотрел мальчику в глаза:

— Я боюсь тебя потерять, как когда-то потерял Сантилли. Пожалуйста, постарайся понять и простить. Дай мне шанс.

Кто бы сказал ему, что когда-нибудь он будет просить прощения у четырнадцатилетнего мальчишки, боясь потерять его доверие и дружбу. Что он будет дорожить этим, как ничем другим. Что он почувствует, как растет где-то в глубине груди боль, которая будет давить его своим грузом, не давая дышать. Дракон бы посмеялся над ним в лучшем случае или убил, не задумываясь, и забыл бы об этом незначительном эпизоде. Но теперь…. Что изменилось в мире, когда пришел этот мальчик? Что случилось с самим Таамиром, что сейчас он смотрит в эти серые глаза и страшится их равнодушия и презрения? Когда это произошло? Почему он ничего не увидел? Или все совершалось незаметно, день за днем, а он это понял только сейчас? Что сделал с ним человеческий ребенок? Почему сейчас так больно?

Мишель серьезно, по-взрослому глядел на дракона и молчал. Думал, взвешивал все за и против, принимал решение, от которого многое зависело в его жизни и жизни дракона.

Таамир терпеливо, с какой-то горечью ждал и слушал, как пересвистываются птицы в дворцовом саду. Он и не знал, что они живут здесь. Он многого не знал. Многое не замечал, проходя мимо, занятый своими делами и мыслями.

— Птицы, — медленно произнес он, глядя в окно.

— Что, птицы? — не понял Мишель, хмуря брови.

— Поют, — дракон невесело усмехнулся.

Мишель потоптался на месте, потом подошел к нему. Таамир притянул его к себе, усадил на колени и взлохматил пыльные волосы.

— Где ты научился драться? — тихо спросил он.

— Слуги не любили меня и часто били. Конюх научил давать сдачи, — объяснил Мишель, — Я носил ему выпивку, а он меня учил.

Дракон улыбнулся:

— Попроси меня. Тогда не придется тайком брать вино на кухне.

Мишель тоже улыбнулся и положил руки ему на плечи.

Проснувшемуся Демону надоело сидеть на полу и ждать, когда любимый хозяин обратит на него внимание. Он философски переждал ссору и, как только представилась возможность, впрыгнул Мишелю на колени. Семь килограмм живого веса не поместились целиком и, чтобы не съехать вниз, кот выпустил когти, стараясь аккуратно зацепиться за одежду.

Мальчишка охнул от неожиданности.

— Ты победил? — требовательно спросил дракон, поддерживая зверя и давая ему возможность устроиться удобнее.

Упрямое животное не оставит попыток, пока не добьется своего, поэтому лучше будет уступить.

— Не знаю, — мальчик пожал плечами, — Эдингер вмешался. Ты сильно злишься?

— Уже нет. Но в следующий раз, прежде чем обвинять, расспроси всех, кого можешь. Обещаешь?

Мишель кивнул, соглашаясь, забрал кота и ушел, почесывая ему спину. Демон, почти целиком забравшись ему на плечо, свесил лапы и хозяйским строгим взором оглядывал кабинет с высоты его роста. Вот ведь зверюга, подумал Повелитель, мозгов минимум, но умудряется всех строить. И его в том числе.

Пока Мишель мылся в ванной, Таамир узнал у Эдингера, что же все-таки произошло, что мальчик так сорвался.

— Это я виноват. Не досмотрел. Расслабился, — сердито выговаривал самому себе советник, меряя кабинет шагами. Таамиру это быстро надоело, и он коротко приказал:

— Сядь.

Эдингер упал на стул и начал рассказывать.

Во дворец привезли на смотр отличившихся новичков, полгода проходивших обучение в военной школе, и вместе с ними Анри. Им всегда устраивали этот марш-бросок с полной выкладкой, перед тем как отобрать более лучших для дальнейшей службы. Нелепая случайность, не более, то, что в это время шел урок Мишеля. Будущие оруженосцы, облепили барьер и с интересом наблюдали за тем, как рослый воин гоняет по площадке щуплого, но юркого мальчишку.

Эдингер не заметил горца среди таких же, как он, юношей и пропустил момент, когда тот подошел и начал разговаривать с Мишелем. Дракон увидел только, как недобро щуря глаза что-то ожесточенно говорил бывший фаворит прямо в лицо воспитаннику Таамира. Советник быстрым шагом направился к ним, но Мишель вдруг бросился на горца.

Дрался мальчишка вполне умело, целясь в корпус и лицо, зло и жестко нанося короткие быстрые удары, не давая противнику опомниться. Горец согнулся пополам и упал, но Мишель не стал бить лежащего, дав ему подняться. Тогда Анри бросился на него, и мальчишки, сцепившись, покатились по земле, колотя друг друга. Анри был мускулистее, выше ростом, а Мишель ловчее, гибче и быстрее, и исход схватки был не ясен. Можно было бы не вмешиваться и досмотреть до конца, выяснив победителя. В другое время драконы так и поступили бы, но противники дрались не на жизнь, а на смерть, и Эдингер вместе с подбежавшим начальником стражи Герхардом, растащили их. Советник не стал пока наказывать горца, хотя он был зачинщиком драки, приказав запереть. Пока разбирались с Анри, Мишель вырвался и убежал.