Но несмотря на все обстоятельства, ждать вечно группа не могла. Если с Барсом невозможна связь, а сам он не в состоянии добраться к месту встречи, то идти на его поиски не имело смысла; в Зоне это равносильно поиску иглы в стоге сена, а преследование фанатиками делало такую затею и вовсе самоубийственной.

Попытка связаться вновь провалилась и вместо ответа Егоров ничего не услышал в эфире.

«Давай, Барс, не дай мне повода объяснять твоей жене, как ты погиб при выполнении своего долга».

Когда, казалось, ожидание лишилось всякого смыла и следует отдать приказ выдвигаться дальше, недалеко из кустов едва держась на ногах вывалился сержант и упал на землю. Четыре разведчика узнали своего товарища и одновременно бросились к нему на помощь. Шлема на нем не оказалось, а в плече зияла дыра — следствие пулевого ранения.

— Пятый! — сдавленно вскрикнул майор, приподняв голову Барса.

— Воды, — еле слышно попросил сержант; его аквасистема полностью опустела.

— Замерьте дозиметром здесь, — сказал командир и через минуту получил ответ о незначительном превышении фона допустимой нормы. Тогда майор снял противогаз Барса и через флягу дал выпить ему спасительной жидкости. После нескольких больших глотков, сержант слабо произнес:

— Смогу… я смогу идти дальше. Они меня дыранули, но я перевяз… — сержант скривился от боли, — основное оружие бросил, оставил только документы. Рация накрылась, поэтому я не мог связаться. Фанатики отстали, мне удалось их повести по ложному следу, но не знаю сколько у нас есть времени в запасе.

— Что с твоей системой жизнеобеспечения?

— Вколола обезболивающее, но оно слабо помогает.

— Слушай мою команду боец: ты — выживешь. Понял? Выживешь. Хоть зубами за жизнь цепляйся, но даже не вздумай мне строить из себя героя. Мы вместе выберемся, ясно?

— Так точно, командир, — ответил Барс и хотя он не видел лица Егорова, знал, что он сейчас улыбнулся.

Вчетвером сержант был поставлен на ноги, а всю его ношу взяли на себя Араб с Князем. В смертоносный лес первым вышел Меткий, которому майор сообщил координаты, куда пятерым измотанным разведчикам следовало держать путь. У них не было права на смерть и любой ценой, которую только можно заплатить, они должны спастись, а впереди над вершинами уродливых деревьев вспыхнула огромная электра, давая понять, сколь тяжело им будет выжить.

Весть из командного пункта о выходе на контакт командира вызвала целую бурю радостных эмоций у Ворона и трех его сослуживцев — Валета, Шороха и Фауста. Как только грушники узнали о точки эвакуации, то немедленно скрытно покинули свою базу, убрав все свои следы. Время томительного ожидания прошло и не зря спецы, выстроившись в колонну, вышли на заранее проложенный маршрут с учетом обновленных разведданных от руководства. Информация о преследовании фанатиками группы командира насторожила и в то же время напомнила, сколь опасной может быть Зона и без своих аномалий, но оставленный за главного лейтенант Олег Чернов — Ворон — так долго ждал позитивных вестей, что едва скрывал свою радость. Он не мог представить себе как отреагировал бы, узнав о гибели остальной команды, хоть ему пришлось не единожды познать горе утраты. Командир был для него словно отец, старший брат и друг одновременно, поэтому смерть столь близкого теперь человека могла по-настоящему шокировать. «Нет, — сказал себе Ворон, — я выполню свою задачу». Так учили и тренировали. Смог бы он под чьим-либо иным началом пойти в Зону или сам возглавить группу спецназа Главного разведывательного управления? На этот вопрос Чернов не мог дать однозначного ответа. Нести груз ответственности за порученных тебе людей дано не каждому и лейтенант лишь недавно ощутил на себе всю его тяжесть, но довести трех бойцов к месту эвакуации и помочь командиру с другими камрадами он был в состоянии и эту уверенность в нем ничто не могло поколебать.

Идти след в след у Самонина получалось через раз, да и то под чутким руководством одного из шедших сзади солдат. Инженеру много довелось узнать о Зоне по специальным фильмам в исследовательском комплексе, но только столкнувшись с ее опасностями лицом к лицу Алексей понял, сколь сильно отличается голая теория, оторванная от практики. Разум категорически не принимал возможность жить среди всех этих кошмаров и отныне сталкеры казались ему кем-то средним между полоумными сорвиголовами и покорителями Южного полюса. Будучи воспитанным в приличной семье, в значительной мере ограждавшей свое чадо от нелицеприятной стороны жизни, ему тяжело представлялось, что могло довести людей до того состояния, когда они по собственной воле решались отправиться в Зону и остаться здесь навсегда. Поворот в жизни, который случился с Самониным в тот день, когда он дал согласие на участие в проекте, представлялся днем кары, ниспосланной ему за неведомые грехи. Теперь, идя вслед за молчаливыми военными, он с трудом понимал происходящее. Боль в руке, грязь под ногами, тихие щелчки радиометра и капли мелкого дождя, попадавшие в смотровое стекло противогаза воспринимались ему чем-то нереальным, как будто он смотрел за происходящим глазами какого-то киногероя в фильме ужасов, но от команды лечь на землю и гула сработавшей мясорубки, ощущение реальности в миг возвращалось обратно. Хуже всего становилось при вспоминании о смерти Руденко, страшной и жуткой от своей первобытной дикости, и тогда инженера еще сильнее пронимало от того, сколь много погибло достойных людей, присланных в этот ад, чтобы спасти его. Естественно, ему никто не скажет, что из-за него и несчастного биолога, много семей лишилось своих братьев, мужей и отцов, но не высказанный упрек он чувствовал буквально кожей, даже сквозь толстый защитный костюм. И все же Самонин не относил себя к когорте ничтожеств и дал себе слово, что не подведет всех этих людей, а память о погибших не будет омрачена смертью еще одного участника этой операции.

В своих размышлениях Алексей не учел один фактор, о котором в суматохе успел позабыть. В двух сотнях метров одна из крылатых тварей, недавно рвавших несчастного биолога, продолжала выслеживать отряд двуногих. Теперь она научилась опасаться этих существ, видя как они непостижимым для него образом убили многих ее сородичей. Запах крови на морде притуплял инстинктивное чувство опасности неведомого и уступал съедавшему изнутри голоду, который был вечной и неотъемлемой частью его существования. Попробовав впервые за много дней столь лакомую плоть, зверь просто не мог остановиться и бросить попытки добраться до новой жертвы. Желание насытится не утолилось даже после того, как он вместе со своими собратьями обглодал до костей тела их менее удачливых сородичей. Тем более ему досталось совсем немного — любая возможность утолить голод приводила к ожесточенным схваткам и в итоге лишь самые сильные и удачливые имели право на продолжение трапезы, пусть даже собственными собратьями. Зверь, что пристально наблюдал с безопасного расстояния за вытянутой в цепь группой двуногих, не относился к числу счастливцев. В схватке с одним из стаи, может своим братом или отцом, он получил тяжелую травму, и будучи обессиленным у него не хватало внутренних ресурсов на обеспечение должной регенерации тканей. Сейчас организм втройне требовал пищи, чтобы рана смогла быть залечена до того, как ее последствия приобретут необратимый характер. Теперь у зверя не было выбора.

Генерал Остапов не мог найти себе место от ожидания любых сведений — да чего уж говорить, будь его воля, он сам бы вылетел за командой, но опытный разведчик прекрасно понимал, невозможность подобной затеи. Кроме того, у него лучше получалось планировать операции, нежели пилотировать вертолеты. Полчаса назад он позвонил домой и сообщил, что снова не сможет появиться и к сожалению даже факт приезда к нему домой любимой внучки, ничего не мог изменить.

— Подполковник, доложите, как проходит подготовка эвакуации? — обратился он к ответственному офицеру.