– Наконец-то. Катя, знала бы ты, как нас напугала всех. Четыре дня была в отключке. Больше никогда так не делай. Сама убью тебя»

Из воспоминаний меня вывел очень громкий голос брата:

– Кто будет с Бродягой гулять, а?! Одевай на себя шмотки и вперёд на улицу, а то живность завела, а ухаживать я должен.

Бродягу по моей просьбе привез Глеб на следующий день после моей выписки, а выписали меня только через десять дней. Сначала все были в шоке, ведь я не переносила животных вообще. Сколько Антон просил собаку из-за меня ему отказывали. А тут я сама притащила целую собаку. А что сделать, если захотела? Бабушка долго «ломалась» перед тем, как разрешить его оставить. Потом Антон долго кричал, что Бродягой собаку звать не будет, но в итоге я победила. Всё-таки моя собака. Тем более сложно спорить с тем, кто не может разговаривать. От пережитого шока я опять потеряла голос, как выразился психиатр, которому я вылила немного воды на голову, сам виноват, не люблю я психиатров, с головой у меня ведь всё в порядке. В общем, он сказал, что пока я сама не захочу начать разговаривать, голос не вернётся, а тогда я действительно не хотела разговаривать и что-то рассказывать. Да, и сейчас тоже, поэтому молчу я, как партизан, и счастлива. Прошлое так и сжирало меня, но оно часть меня, и я смогла немного, но смериться с ним.

А еще я поняла, что детская влюбленность в Волкова не прошла. Она только с новой силой накатила на меня. Я начала замечать его, начала видеть в нём того мальчишку, с которым дружила, а не напыщенного мудака, с которым познакомилась. Я старалась не анализировать это, ведь заканчивалось это одним и тем же. Ну, а девушка у него действительно швабра белобрысая. Никогда бы не подумала, что смогу так рассуждать о людях.

В школу я ходила, когда хотела. В основном я ходила каждый день, но иногда, после очередной ночной истерики, оставалась дома, и никто мне ничего не говорил. Учителя относились немного снисходительно, ИДТ отстала, только иногда требовала хотя бы четыре строчки стихотворения. Ну, а я вновь начала заниматься музыкой, поэтому иногда сдавала ей целую песню в виде стихотворения. Поначалу она думала, что это не я, а потом Лариска уверила, что это пишу я. Спортом вновь я заниматься не стала, просто не захотела.

За своими мыслями я не заметила, как оделась, а Антон вытащил меня на улицу. Через полторы недели Новый год. А вот в пятницу у нас концерт. На котором Лариска окончательно выберет себе подопечных. Время пролетело очень быстро. Мне только казалось, что я открыла глаза, а уже Новый год. Свадьбу Аньки и Артёма пришлось немного перенести на зимние каникулы. В очередной раз из-за меня, но они были не в обиде. Они искренне радовались, что я всё-таки открыла глаза, почти выздоровела и вернулась в школу.

Антон что-то рассказывал про наглых людей и водителей на дорогах, я слушала его вполуха, Бродяга прыгал в сугробах, каждый был по-своему счастлив. Но каждую идиллию может испортить даже малейшая гадость. В нашем случае это был Костров, в не очень трезвом состоянии. Не знаю, что у них там произошло в школе на днях, но стали они лютыми врагами. Если они сначала просто из-за меня не разговаривали, теперь они разговаривают на языке кулаков. Вот и сейчас я так и не поняла, кто ударил первый, но прекрасно знала, что Антон сегодня не победит из-за адреналина в крови Вани.

Я не могла крикнуть, не могла натравить Бродягу на Ивана, он слишком маленький. Пришлось немного импровизировать. Прошлось достать сердце с душой из пяток. Снежки. Это первое, что пришло мне в голову. Пришлось пару штук кинуть в лицо брату, но это помогло, не сразу, конечно, но получилось. И когда вышло, я облегченно выдохнула.

Дома никого не было. Бабушка, дедушка и Машка пошли гулять, а Волков на очередную свиданку к Аманде, что за тупое имя такое? Я её не знаю, но она меня бесит. Быстро искупав Бродягу, я начала обрабатывать раны Антона. Костяшки в кровь, губа разбита, над бровью ссадина. Красавец у меня братик. Всё это время Антон не проронил ни слова, а сейчас как-то резко начал говорить, долго с мыслями, наверное, собирался.

– Кать, прости меня, пожалуйста. Я не знаю, что на меня нашло, точнее знаю, но это не важно, – у меня душа ушла в пятки, я хотела возразить, показать жестом, что не нужно этого делать, но не успела, – не надо меня перебивать, пока я решился всё сказать начистоту. Я знаю, что ты была в машине с родителями, не спрашивай, как я узнал, но я злился. Всё то время, что я знаю, злился на тебя. Даже сам не знаю из-за чего. Ты ведь не виновата. Но, чёрт, ты никогда ничего не говорила, ни о чем мне не рассказывала и сейчас тоже. Я ничего не знаю о родной сестре и начинаю опять злиться, но не на тебя, а на себя, ибо я виноват в том, что с тобой сейчас твориться. Если бы я ещё тогда тебя разговорил, но нет, я струсил, потом злился, а сейчас уже ничего не могу исправить. Я прекрасно это понимаю. Но, Катюш, ты моя сестра, я люблю тебя. Знаю, я никогда этого не говорил и не показывал, но это правда. Я люблю тебя и всегда буду на твоей стороне.

Он замолчал, а я просто сидела и смотрела на брата. Я так хотела сказать, что он ни в чём не виноват, что я сама. Если бы я могла сейчас ему сказать, как он мне нужен. Только сейчас я поняла, что он всегда был мне нужен, что тогда, что сейчас. Если бы мой голос ко мне вернулся, тогда бы я рассказала ему, доверилась, но его нет. Я сжала руку Антона, пытаясь сказать всё, что думаю, что чувствую. Я не знала, что нужно делать, поэтому просто уткнулась носом в шею брата.

Он немного поморщился от боли, а я дала ему подзатыльник. Драться меньше будет.

– Кать? Я есть хочу.

И всё-таки мои родственники идиоты. Спустившись на кухню, я достала ужин и начала его разогревать на плите.

– Что это? – Антон жестом показал на мою руку, где висела та самая подаренная когда-то Волковым подвеска. Я пожала плечами. А я что? Я ничего не знаю, нашла и всё. Просто я хотела убедиться, что крыша у меня не поехала основательно и мне не нужен на самом деле психиатр. Я нашла ту самую книгу-тайник и достала оттуда коробочку с подвеской. Это ведь всё-таки подарок на память. Тем более, сомневаюсь, что он помнит о нём вообще. Даже если увидит, не узнает. – А по-моему это последний подарок Андрея. Не смотри на меня так. Вот только если ты вспомнила, где он находится, значит и вспомнила всё остальное? – я опустила голову, упорно помешивая картошку в сковороде. – Кать, кивни.

Я кивнула, он ведь теперь не отстанет от меня. Заботливый стал, гадёныш.

– Не стоит он того. Мы с ним с детства дружим и он мой лучший друг, но серьёзно, он того не стоит. Я, конечно, против него ничего не имею, но он изменился, очень сильно. Стал, как ты выражалась, «конченным мудаком», – я опять неопределенно пожала плечами. Знала я это всё, но пыталась найти в нём того Андрея. Да, и скажи это идиотским чувствам, которые не хотели слушать мозги.