– Я хочу забрать дочь!

– Зачем она тебе объясни мне?! Ты её ненавидишь. Это факт.

– Это тебя уже не касается. Я её мать и имею право забрать её.

– Если ты её родила, это не означает, что ты её мать!

– А что это означает? Что её мать – моя любимая сестрёнка, которая давно мертва?! Что из неё вырастет без внимания?

– Ты как-то не задумывалась об этом в течение шестнадцать лет её жизни! Она славная, добрая и отзывчивая девочка! Ты её не получишь обратно, ясно?!

Я на вещь похожа, что ли? Из этого диалога я поняла, что мать хочет забрать меня, но зачем ей это? Она была рада избавиться от меня. Что сегодня за дебильный день?!

– Мама, она моя дочь и я имею право её забрать!

Мама?! Что за фигня происходит?! Я явно ничего не знаю об этой семейке.

– Что происходит?! И не надо мне говорить про то, что я выгляжу, как шлюха, и без вас знаю. Тем более от тебя я уже об этом наслушалась сполна. Это первый и последний раз, у меня было ЧП, – я начала говорить всякую ересь, ей богу, но в конце я всё-таки смогла сказать изначальную свою мысль. – Я не хочу возвращаться обратно к тебе! И что тут происходит, в конце-то концов?! Я имею право знать!

Я хотела знать правду, но также я знала, что она причинит мне боль. Разрушит одну стену из тысячи, которую я строила между разумом и воспоминаниями. Узнаю правду, вспомню прошлое. Всё связано. Правда – это всегда боль. Правда всегда убивает и сжирает изнутри. Правда – это то слово, которого я всегда боялась.</p>

<p>

Глава 9</p>

<p>

Прошло уже минут пятнадцать, но никто из нас так и не двинулся с места или попытался что-то сказать. Мы просто стояли в тишине и смотрели друг на друга. Я слышала только тяжелое дыхание Антона, который стоял у меня за спиной. Радовало только одно: Маша сейчас в садике, и идти за ней ещё не скоро.

Я посмотрела на мать и вспомнила, почему начала выкрашивать волосы в разные цвета, прокалывать брови, нос, губу. Только в начале лета на моём лице было шесть серёжек, не считая проколотых ушей. Я всячески старалась изменить внешность, только чтобы не быть похожей на мать. Это была навязчивая идея, что пока я хоть внешне на неё похожа, то я это она. Мать была не намного выше меня, сантиметров на шесть-семь, с яркими голубыми глазами и короткими рыжими волосами. Однажды я проснулась и решила, что не хочу так выглядеть. Сходила в салон перекрасила волосы, кажется, в синий. Цветов было столько, что я просто не помню, какой из них был первым, в тот же день я проколола правую бровь и нос. Тогда мне было тринадцать или четырнадцать и, когда я в таком виде пришла домой, не знаю, как осталась жива. Было много криков, истерик и даже слёз, но мне было всё равно. Сейчас я понимаю, что это было глупо и по-детски, но тогда это мне было нужно как воздух.

Я сама себе доказывала, что ни капли не похожа, как кого-то. Ну, а потом понеслось, левая бровь и губа. Цвет волос менялся очень стремительно, только все привыкнут к одному, как я прихожу с другим. В конечном итоге только директор вызывал меня к себе каждый день и начинал свою лекцию про то, что в таком виде ходить нельзя. Исключить он меня не мог, хотя бабушка пыталась его уговорить, чтобы я поумнела, ведь я была первой в рейтинге школы, лучшие оценки, первые места на всяческих олимпиадах. Только об этом знала я, учителя и директор. Ведь, если бы кто-нибудь из главных узнал, кто лучший ученик во всех школе, то у дядечки случился бы сердечный приступ.

А в начале этого лета перед первым экзаменом я просто вытащила из лица все серёжки и волосы перекрасила в красный цвет. Лучше он, чем зеленый. Перед первым экзаменом я как обычно рано встала, чтобы приготовить завтрак и уйти, но, спустившись вниз, я увидела всё семейство в сборе, они хотели мне что-то сказать, но, когда увидели, проглотили все слова. Такая же реакция была у них, когда я пришла первый раз. Так мы и разошлись, я на экзамен, а они на работу, не сказав друг другу ни слова. А вот в конце августа решила вернуть рыжий цвет, чтобы не попадать к директору в последние годы обучения.

Сейчас смотря на мать, я вновь хочу перекраситься в какой-нибудь странный цвет. Желтый, например, но этого не будет. Я ведь уже не ребёнок. Мне ведь уже не тринадцать и не четырнадцать, мне почти семнадцать, хватит этих детских психов и закидонов.

– Что у вас тут за собрание? – отвлек меня от мыслей голос дедушки, ему никто не ответил, и он вошел в гостиную. – Вика?! Что ты тут делаешь?

Я усмехнулась, кажется, не только я «рада» видеть мать.

– Я смотрю, и ты рад меня видеть, дорогой папочка. Я, конечно, знала, что для вас меня не существует, но не до такой же степени?

– А до какой? Что ты тут забыла?

– Я выросла в этом доме вообще-то, в гости пришла. Нельзя?

– Нельзя, – это вырвалось само собой, но не только у меня, ещё и у Антона, бабушки и дедушки.

– Даже так? Отлично. Но учтите, я сделаю то, что сказала.

– Не думаю. Может, всё-таки расскажете, что вообще происходит? С каких пор тут все стали родственниками? Я у вас никогда, ничего не спрашивала.

– Не спрашивала? Тебе совсем память отшибло?

Что? Вот теперь я совсем ничего не понимаю.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Хорошо. Хочешь значить? Слушай. Родилась я, когда твоей любимой бабушке было девятнадцать лет. Какое может быть воспитание, когда мать сама ещё ребенок. Через два года родилась Алёна. Её-то холили и лелеяли. Она жила, как принцесса, а я как обычно в её тени. Так всегда младших детей любят сильнее. Это было нормально, я никого не трогала, не трогали и меня. Училась, старалась, успевала жить нормальной жизнью, не то, что некоторые сейчас. Когда мне исполнилось девятнадцать, ко мне подошла мама и сказала, что у них с семейством Серебряковых соглашение, что, когда они умрут, их младший сын, то есть Илья, должен жениться на старшей дочери, то есть на мне. Сначала я обрадовалась, ведь любила Илью. Он был единственным, кого я любила тогда. Я вышла замуж в девятнадцать, Илья тоже. Алёне было тогда семнадцать, она была мала, ну, мне так казалось. Кто тогда мог знать, что они встречаются? Я, например, не знала и была замужем за ним около двух лет. Мы жили, точнее я жила, а он терпел меня. Мы практически не приходили сюда, но в тот день зашли в гости, и что ты думаешь, Катенька? Я была на третьем месяце, хотела сказать Илье, думала, что всё нормализуется, но оказалось, что моя любимая младшая сестрёнка пошла по стопам матери и родила Антона в девятнадцать, когда она узнала, что беременная, бросила Илью, не объясняя причин. Но ты, Антон, очень похож на отца и, когда он тебя увидел, всё понял. Вышла замуж я в девятнадцать, а развелась в двадцать один. Дальше ты все знаешь.