На часах уже 8:05, а я только подхожу к воротам школы, это могло означать одно, что я опять опоздала. Я чувствовала себя как наркоман, которому нужна доза, чтобы жить нормально, мне же просто нужна была не доза, а витамины, которые мне капали каждый день в больнице. Порой мне так и хочется сходить к Александре Максимовне, чтобы она мне выписала какое-нибудь лекарство, какой-нибудь допинг, чтобы я была похожа на человека, а не на бледный овощ.
Зайдя в стены школы и подходя к раздевалке, чтобы снять куртку, я заметила людей, которых тут не должно было быть, а именно бабушку и дедушку. Я хотела тихо и мирно пройти мимо, но у меня не получилось этого сделать.
– Катя, так и знал, что ты опять опоздаешь. У тебя это вошло уже в привычку. Сначала вообще не ходить, а теперь опаздывать. Десять минут это уже норма.
– Простите, Павел Петрович, я просто проспала.
– Так же, как и вчера и позавчера и до этого…
– Да, я просто сильно устаю и всё.
– Нам нужно серьёзно с тобой поговорить.
Душа упала в пятки вместе с сердцем, которое так и норовило выпрыгнуть из грудной клетки.
– О чём?
– Пройдёмте ко мне в кабинет. Это будет долгий разговор.
Теперь меня начала бить мелкая дрожь. Мне конец, сейчас либо меня вышвырнут из школы, либо сдадут в детдом, либо отправят к матери. Второй вариант мне нравился намного больше, чем третий.
Войдя в кабинет директора, я не стала даже осматриваться, ведь через день в течение многих лет ходила сюда на исправительные беседы, которые мне, конечно, не помогали, а только усугубляли положение.
– Катя, где ты была на протяжении трёх с половиной недель?
– На курорте, – на автомате ответила я.
– А если правду?
Какую правду? Нет правды, ушла и сказала, что не вернётся.
– Это правда.
– Хорошо, тогда закатай, пожалуйста, свои рукава.
Вот теперь душа, сердце, желудок, да, и вообще все внутренние органы находились у меня в пятках. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Если бы я действительно была на курорте, то мои вены были целые, а сейчас они были больше похожи на ситечко, а для них это могло означать только то, что я колюсь, а это совсем плохо. И… стоп, в мою голову только пришла суть моей же мысли, они считаю, что я колюсь, а, если я колюсь, значит, я наркоман. Твою же мать. Всё. Это действительно аут и конец моей жизни.
– Для чего?
Я всегда говорила чётко, даже, когда боялась, но сейчас голос дрогнул.
– Ты нервничаешь. Ну же, чем быстрее начнём, тем быстрее закончим.
– Вы считает, что я колюсь или что?
– Закатаешь рукава – узнаем.
– Я хочу объяснений. Я их заслужила. Вы меня наркоманкой почти назвали.
– Хорошо. Ты исчезла на длительное время. Неизвестно, где была, чем занималась, и только один человек якобы знал, что ты на курорте. Как только ты вернулась, стала опаздывать, скатилась с отличницы до практически двоечницы. Бледная, черные круги под глазами, ты больше похожа на зомби, чем на нормального человека. Даже раньше ты походила на человека гораздо больше. У меня только один вариант – наркотики.
Круто, какая логическая цепочка. Я себя так чувствую, но я не наркоман. Никогда бы им не стала. Я даже не курю. Они от меня не отстанут. Я сняла пиджак, расстегнула пуговицу на рукаве и начала его закатывать. Как только я закончила это делать, тут же сказала:
– Это не то, что вы думаете, а ещё у меня есть право на телефонный звонок и адвоката.
На пару минут повисла гробовая тишина. Они молчали, потому что были в шоке от увиденного, а я молчала, потому что боялась. Кто мне сейчас поверит, что это следы от медицинских игл капельниц?
Сейчас у них есть только голые факты, сейчас никто из них не будет углубляться в правду.
– Какой телефонный звонок, Серебрякова? Как ты это объяснишь? – он жестом показал на мой уже опущенный рукав.
– Телефонный звонок. Один. И вы всё поймёте. Это не то, о чем вы думаете. Клянусь. Это не то, чем кажется. Поверьте мне, хоть раз, пожалуйста.
Бабушка и дедушка всё это время молчали, а сейчас они вместе с директором покачали головой, давая понять, что у меня нет права голоса. Мне захотелось разрыдаться. Вот прямо на этом стуле перед ними. Что мне теперь делать? Только Стас может подтвердить, что я была в больнице, но и ему сейчас никто не поверит. Есть ещё лечащий врач, но на неё тоже рассчитывать нельзя. Теперь меня только куда-нибудь сдадут. В нарко-клинику, например. Хотя я ни разу в своей убогой жизни не курила, даже не пробовала.
Мои раздумья прервал скрип двери и серьёзный, слишком серьёзный, голос директора.
– Саша.
– Отец.
Ледяное приветствие, казалось, что в воздухе вот-вот повиснут сосульки. Голос был точно такой же, как и у Александры Максимовны, но проблема в отчестве или я совершенно ничего не понимаю, либо я настолько идиотка.
Я видела, как Павел Петрович хотел что-то сказать, но когда мой лечащий врач увидела меня, то тут же перебила его.
– Катя? А ты что тут делаешь?
– Не поверите, сижу и молюсь, чтобы меня тут не убили.
– Не паясничай. Я серьёзно.
– Я тоже. Ах, да. Совершенно забыла сказать, вот они считают меня наркоманом. Это первая причина, почему я здесь. А вы? По мне так ваше отчество и его имя не подходят друг к другу.
– У меня отчество отчима. Я не знала про отца ничего, – потом она перевела на своего отца взгляд и таким же ледяным голосом произнесла, – ты тут совсем с катушек съехал? Она, по сути, не похожа на наркомана. Хорошо, сейчас немного и похожа, но это пройдёт. После курса препаратов, которые она пропила, я вообще удивляюсь, как её организм живет без них.