– Согласны, – хором выдохнули братья, и впервые Тэмуджин увидел на их лицах что-то похожее на удовлетворение.

– Хасар, – Тэмуджин помягчел лицом, улыбнулся глазами, – доставай архи и чаши, выпьем за новый закон, который я устанавливаю между вами: в нашем айле в мужских и воинских делах старшими после меня будут мои нукеры, и вы должны их слушаться.

Тот с бесстрастным лицом поднялся и направился к полкам на женской стороне.

Бортэ быстро прижилась в новой семье, понравилась матерям и прочно заняла место рядом с ними. В первый же день после свадьбы, когда Тэмуджин с братьями уехал к кереитскому хану, она с почтительным поклоном отобрала у Сочигэл подойник, и с того дня матери не подходили к коровам. За что бы ни брались Оэлун и Сочигэл – масло ли сбивать, шкуры ли разминать, – к ним тут же подбегала Бортэ со светлой улыбкой на лице и ласково освобождала их от работы. Вместе с Хоахчин она справлялась со всем небольшим их хозяйством, а если не успевала – звала на помощь Хачиуна и Тэмугэ.

– Теперь вам нужно отдыхать, – говорила она свекровкам. – Сейчас моя очередь потрудиться.

Те с великой радостью отходили от хлопотных дел, переводя дух, отпускали хвалу невестке, а сами брались за шитье, до которого раньше не доходили руки, осматривали зимние одежды сыновей, перебирали накопившиеся звериные шкуры.

Оэлун с удивлением заметила, что, хотя невестку в их доме никто не принуждает, та сама старается соблюдать все запреты, положенные по обычаю молодой снохе: никогда не повернется спиной к онгонам, к очагу, к свекровкам, не прикоснется к мужскому снаряжению, не переступит в юрте на мужскую половину. Даже в пылу работы, в спешке, она, искусно изворачиваясь, безошибочно занимала нужное положение. И Оэлун с радостью убеждалась в том, что невестка имеет хорошую выучку от своих родителей, как и сама она когда-то, получила настоящее воспитание. И оттого Оэлун исполнилась еще большей привязанностью к невестке, радуясь, что сыну досталась такая жена.

«Тяжелая доля с самой юности выпала, – с жалостью думала она о сыне, – нойонский сын, а живет вдали от людей, скрывается, словно вор или разбойник, так хоть пусть жена такая будет, что не каждому счастливцу достанется. С такой он и в молодости, и в старости будет счастлив».

Сочигэл тоже была довольна: до сих пор в доме она считалась младшей женщиной, а теперь и ей стали оказывать знаки почтения; и за очагом, когда собиралось все семейство, теперь она сидела не ниже всех, как раньше. Горделивому ее нраву это было по нутру и она благоволила невестке. Она и сама при молодой женщине в доме как-то встряхнулась, оживилась, с каких-то пор стала доставать из сундуков свои шелковые халаты и украшения, снова белила и румянила лицо, забавляла всех своими острыми шутками и смешными рассказами.

Высоко оценил свою жену и Тэмуджин. Он крепко запомнил и часто с теплотой вспоминал, как его молодая жена восприняла то, что он прямо со своей свадьбы, сразу же после проводов сватов, поехал к хану Тогорилу. Тогда, после разговора с матерью, он объявил Бортэ о своем решении ехать в дальний путь. Не только упрека или досады, как он ожидал, но даже и тени удивления не увидел на ее лице Тэмуджин. Бортэ восприняла его поступок как должное. Бесстрастно выслушав, она лишь помолчала, свыкаясь с неизбежным, кивнула головой и тут же стала готовить ему в путь нужные вещи. Спокойным и разумным своим поведением она как будто говорила всем окружающим: «Муж мой, воин и нойон, знает, что нужно делать, а остальные должны повиноваться его решению».

Тэмуджин в ту самую пору, всем нутром пребывая в тревогах и заботах, не обратил на это особенного внимания, но позже, вспоминая, он со всей полнотой оценил достойное поведение своей жены. Он убедился, что боги послали ему женщину очень высокого ума, способную быть супругой большого вождя. Глядя на нее, и обе матери, как показалось Тэмуджину, стали вести себя с ним более почтительно, не противились, как раньше, его желаниям.

«Сама она дочь нойона, – задумывался он о жене на досуге, – видно, что привычна к разным поворотам. Да и родители, должно быть, подсказали ей, как нужно вести себя при муже, в новой семье».

Беседуя с ней, он всегда чувствовал, что жена легко улавливает его мысли, понимает его думы. И, оставаясь с ней наедине, Тэмуджин все чаще стал открывать ей свои потаенные замыслы.

Около месяца после их свадьбы между ними произошел разговор. Был поздний вечер, они были в юрте одни. Тэмуджин, сидя у очага, долго думал, прежде чем начать.

Бортэ сидела рядом, подшивала к его зимним унтам новую подошву. Попеременно беря в руку железное шило и костяную иглу, ловко орудуя, она стежку за стежкой быстро натягивала крепкую нить из сухожилий.

– Бортэ, – сказал Тэмуджин, – давай поговорим.

Она остановила работу, внимательно посмотрела на него и отложила шитье. Запасаясь терпением, молча ждала. Тэмуджин, прищурив глаза на огонь, все еще молчал, не зная, как начать.

– Говори, – сказала она и ласково взяла его за руку, – все, что будет тобой сказано, я пойму и приму.

– Я должен стать ханом, – сказал он, отчего-то взволновавшись и мучительно подбирая слова. – Я должен объединить все роды нашего племени, чтобы больше не было войны, чтобы люди не убивали друг друга… Для этого я должен больше думать о благе племени и поменьше заботиться о своих нуждах. Я часто буду отлучаться от дома, ездить по делам других родов, а тебе придется запастись терпением и трудиться дома за себя и за меня.

Бортэ долго молчала. Тэмуджин ждал ответа, боясь, что она не поймет и так же, как матери Оэлун и Сочигэл, испугается его слов и станет отговаривать, говоря, что дело это трудное и опасное, что он еще не получил даже отцовского улуса, а думать о большем сейчас неразумно, что время покажет, как жить. Но у той было другое лицо. Со светлыми, восторженными глазами она смотрела сначала на огонь, потом перевела взгляд на него и тепло сказала:

– Я когда-то в детстве слышала слова моего деда, что у больших людей большие помыслы, у малых – малые, что мышь ходит до соседнего холма, а конь достигнет и крайнего моря. У тебя, это видно, ум большой, значит, будешь большим человеком. С тобой и сейчас взрослые и знатные разговаривают, как с равным. И к кереитскому хану после нашей свадьбы ведь ты не просто так ездил. Такие люди, как ты, должно быть, и становятся ханами. Делай свое дело, а я буду стараться в женских делах. И еду повкуснее сготовить да накормить тебя не заставлю ждать, и согреть тебя с холода своим горячим телом буду готова всегда, и приодеться тебе перед народом достойно будет во что. Делай свое дело, а я уже сейчас вижу, что ты станешь ханом, если богам будет угодно. – Подумав, она с улыбкой добавила: – Уж если ты сумел забрать меня у моего отца, своего ты и здесь добьешься…

Радостным жаром обдало тогда Тэмуджина. Быстро потянувшись, он схватил Бортэ в охапку, посадил к себе на колени и крепко, изо всех сил обнял. Ему, которого и родные домочадцы не всегда понимали, не всегда соглашались с ним, радостно было видеть в своей жене единомышленницу, которая с полуслова уловит его думы и без оглядки пойдет за ним по любому пути.

В конце осени, когда в тайге опадали с деревьев листья, Тэмуджин вместе с Боорчи и Джэлмэ ездил к Мэнлигу. Ни с ним, ни с Кокэчу он не виделся со дня своей свадьбы. Расставшись с ними в довольно неопределенных отношениях – не друзьями, как прежде, и не врагами, чему как будто не было явного повода, – теперь, хорошенько все обдумав, он решил возобновить прежние связи.

«Нужно во что бы то ни стало сохранить их в числе моих сторонников, – рассчитывал он, – и тогда Мэнлиг по-прежнему будет присматривать за отцовским войском, чтобы оно не разбежалось прежде времени, а Кокэчу будет заступаться за меня среди шаманов и перед духами. А в будущем, когда придет время возвращать отцовский улус и хан Тогорил обратится к борджигинским нойонам, эти будут действовать снизу и склонять народ под мое знамя…»