Звезда так и не поняла, был ли весь последний монолог искренним, или попросту служил попыткой показать наличие чувств. И вообще, с чего это вдруг всем им стукнуло приближать к себе Марину. За что боролись, на то и напоролись… Странно, но звезда не чувствовала себя лучше от допуска на совещания.

– Как говорится, хороша Маша, да жену зовут Наташа… – громко всхлипнул Рыбка.

Эта его недавно объявившаяся манера щедро шпиговать речь каламбурами всерьёз раздражала Артура. Цербер тоже иногда нуждался в собеседнике, поэтому частенько жаловался Марине на какие-то незначительные мелочи жизни. Например, на испортившую Рыбку Лиличку. Шутки Геннадия выглядели настолько наиграно, что резали глаза. Неуместный образ неисправимого оптимиста делал Рыбку глупым и предельно американизированным. Это Лиличка постаралась: натравила какого-то психолога-имиджмейкера, чтоб тот убедил Геннадия в неотразимости всех этих розовых манер и ужимок. Зачем? Вряд ли Лиличке на самом деле казался ярким образ Рыбки-оптимиста. Скорее, она просто видела в этом радикальный метод борьбы с возможными конкурентками – устав их оговаривать, она решила попросту испортить Рыбку. Превратила его, наивного, в демонстративного дурака, и успокоилась: теперь-то ни одна интересная особа на него не польстится. Неинтересных, типа несчастной КсеньСанны, она конкурентками не считала.

Кроме того, муж Лилички, завидев новый образ Геннадия, перестал воспринимать его как соперника («Уж такого-то Лилёк точно не подпустит!»), и даже проникся неким сочувствием к незадачливому ухажёру жены. Иногда, отправляя Лиличку на работу, муж теперь бормотал заботливо: «Ты уж, Лилёк, поласковее будь с боссом. Улыбнись там ему, что ли… Жалко ж мужика, блин!», а подвыпившая Лиличка потом выкрикивала эти фразы гневно и во всеуслышанье: «Я отдана на растерзание любого засмотревшегося кавалера! Знаете, что мне собственный муж говорит?!», а Геннадий от этого считал, что Лилия несчастна, и чувствовал себя абсолютно счастливым оттого, что муж её не достоин: «Я бы ей так никогда не сказал. Я своих женщин в утешение толпам не отдаю! Любишь, не любишь, а уважать изволь!»

В общем, Лиличке новый образ Рыбки изначально был на руку. Да вот, похоже, и сама не выдержала, сбежала в очередной раз на выходные к мужу. Рыбку было жалко, и звезда втайне радовалась возможному избавлению его от Лиличкиного ига. К тому же, ссора Рыбки с секретарём (ни в коем случае не секретаршей, на «секретаршу» Лиличка обижалась смертельно) страховала от вмешательства этой непредсказуемой барыни в дела Черубины.

– Ладно, с «кто виноват» определились, – Рыбка решил вернуться к делам, – А что делать-то будем?

Звезда вспомнила свою давнюю нахальную идею. Сейчас вполне можно было о ней сказать. Рыбка владел куском мобильного мира. Он запросто мог договориться, чтоб в магазинах на все телефоны ставили, в качестве звонков, нужные мелодии. Не понравится – пусть клиент меняет звонок самостоятельно. А на первых порах…

– Вышло б, что мелодии «Русской красавицы» звучат отовсюду, и рейтинг наверняка бы снова вырос… – закончила звезда.

– Звучит смешно, – откомментировал Артур, – Но смысл имеет. Это нужно ещё покрутить, мысль до ума довести. Тут явная опасность отвращение вызвать, переборщив. Меня лично тошнит от проектов, которые из каждого открытого окна орут…

– Тошнит – сходи поблюй, – любезно посоветовала звезда. Потом вспомнила о своих планах – решила подлизаться, – Ты же сам говорил: «Осуждение – есть обсуждение, то есть высшее признание масс. А одобрение быстро забывается».

Артуру, конечно же, польстило это цитирование и он временно забыл о своих возражениях.

– А мне нравится про мобилки! – Рыбка всегда легко загорался бредом. Наверное оттого, что в основном бизнесе у него не было на них полномочий. «В каждой финансовой мутотне должно быть что-то духовное …» – говорил Артуру он. – «А у меня – голяк. Поэтому я вас и призвал!» – Давай попробуем…

«Артурка-самодурка», – с озабоченным видом выводила в блокноте звезда, пока остальные делали свои серьёзные пометки. Звезда ленилась дублировать деятельность окружающих, – всё равно эти двое всё скрупулезно распишут, зачем зря словоблудить – но откровенно признаться в своей несерьёзности стыдилась.

– Но это не решение проблемы, – продолжил Рыбка, – На радиостанции надо как-то повлиять. Не деньгами. Лимит вливаний в этом направлении мы уже исчерпали.

– Да что на них влиять? – не выдержала звезда, – Если людям песни запали, они будут звонить и заказывать. Если нет – что уже поделаешь. Над творчеством надо работать, а не над радио.

– Это конечно, – засуетился Рыбка. Он, как оказалось, боялся показаться излишне приземлённым и недостаточно творческим. – Это само собой… – он улыбнулся звезде, как ребёнку, которого нужно успокоить, но кроме этого нельзя и о пиаре забывать…

– Знаю! – властно выкрикнул Артур, – Марина, ты должна написать новую песню. Что угодно, лишь бы в припеве фигурировало название какого-нибудь динамитного FM. Причём, в положительном смысле, с прямой рекламой. Типа, – Артур задумался, – Например, Алисина песенка Высоцкого очень подошла бы для пропаганды наркотиков. Помнишь, /Чтобы не попасть в капкан, /Чтобы в темноте не заблудиться,/Чтобы никогда с пути не сбиться,/ Нужен очень мощный план./ Ты понимаешь?

– Там было /нужен очень точный план/, – поправила Марина, – Хотя сказка наркоманская. И идею я поняла. Можно что-то из уже готовых текстов переделать. Смотри, – когда речь шла о творчестве, звезда и Артур всегда непроизвольно обращались только друг к другу, Рыбке они в этом не доверяли, – /Я сегодня спать не лягу./ Я сегодня буду кушать./ Не чуть-чуть, а очень много,/Может даже килограмм./ А потом, прикончив флягу,/ Стану ля-ля-ля-ля слушать,/ Мне кайфово с ля-ля-ля-ля/А со мной кайфово вам/ Вместо «ляли» поставим название радио. С кем ты договоришься?

Звезда уже расхаживала по кабинету, додумывая .

– Да не стану я ни с кем договариваться! – Артур вспылил из-за непонимания. Ставь любое радио, они сами будут эту песню крутиить в качестве саморекламы. Без всяких договорённостей. Сечёшь?

Звезда схватила блокнот, черканула о необходимости доработать песню. Этот текст ей давно хотелось куда-то использовать. Она любила его дурашливость.

Все присутствующие склонились над блокнотами.

Взгляд звезды невольно перебрался через плечо Артура и упёрся в его записную книжку. «Марина-пианина», – было написано там, вместо деловых пометок. Звезда еле удержалась от желания немедленно полезть в блокнот Рыбки.

– Освобождаем коридор, освобождаем, – засуетился Ильич, нервно похлопывая по крепкому заду миловидную уборщицу.

– А чё это? – возмутилась та, не отодвигаясь, – Мне ж тоже охота посмотреть, кто нам тут полы топчит. Или кого, Ильич, важного ждём?

– Да нет. Музыкальную шушеру. Певичка эта… Чебуршака, или как там её. Сейчас, должна быть. – охранник снизошёл до объяснений, – Ты уж, будь добра, слиняй куда-нибудь. Ейный администратор хотел ни с кем по дороге не встречаться.

– Оно и понятно, – поделилась своими соображениями уборщица, – У неё, болезной, с лицом что-то. Она на людях только в маске ходит. Ясное дело, что встречать никого не хочет. Зато поёт душевно.

– Понятно, – Ильич без особой надежды уставился на двери лифта. А вдруг повезёт, вдруг Чебурашка без маски сюда приедет? Деньги, они лишними не бывают. Жена Ильича за песнями Чебурашки следила очень тщательно и недавно обзавелась целью, во что бы то ни стало, выиграть акцию. «Не ради денег, а для интереса!» – сказала она, а сама уже мебель новую в спальню присмотрела и вооружила мужа фотоаппаратом-мыльницей, как только узнала, что певичка будет гостем следующей передачи. Ильич отругал глупую бабу – он на солидной службе, что за глупости, – но, услышав сумму вознаграждения, фотоаппарат взял.

Двери лифта распахнулись, и в коридоре засуетилась странная делегация. По-солдатски чеканя шаг, впереди шла рыжая гримёрша в камуфляже. «Она-то ей зачем?» – удивился Ильич, – «И сюда пролезла. Что мазать будет? Маску, что ли?» Гримёрша была известна в студии, как баба разбитная, с сильным характером и нестандартной ориентацией. Следом шла сама Чебурашка. В прозрачном сарафане, бесстыдно демонстрирующем обтянутое кусками чего-то блестящего тело. «Бесстыдно – это я хорошо для семейного отчёта придумал», – похвалил себя Ильич. Ещё Чебурашка была в кокошнике и страшной маске с прорезями, как на колпаках палачей в фильмах.