– Неужели?! – прикладывает обе ладони к старческой груди Никифорович. А глаза смеются, а уголки губ – дрожат. Понимаю, что «купилась, как девочка». Он нарочно спровоцировал меня на спор, чтобы вытащить из состояния злобы на уборщицу. И вытащил, кстати. При всем желании, не сомгла бы вернуться к своим обидам. Как-то уже попустило…

– Спасибо, – говорю язвительно. Пусть знает, что технологии его разгаданы. Но Никифоровичу уже не до меня. Теперь он занялся врачеванием возмущающейся Наташи. Обсасывает интересующую ее тему. Эта загадочная Никифровоческиая энергетическая ответственность за каждого из нас и умение в любой момент снять напряжение, весьма восхитительны. Если момент позволяет – увлекает всех общей байкой. Нет – обрабатывает по одиночке излюбленными темами. Интересно, он специально, или подсознательно?

– А эта курилка, я вам скажу, – как шаман рану, забалтывает Наташину ярость он, – Совершенно святое место. Я тут первый раз с женой поцеловался. Да! Из-за вот этой особы, между прочим! – Никифорович указывает на Наташу и та мгновенно заливается краской.

– Вовсе не из-за меня! – опускает глаза кокетливо. – Глупость какая!

– Из-за нее, из-за нее. Вышли с женой – тогда еще малознакомой, но очень запавшей в душу преподавательницей – перекинуться невинными рассказами о погоде и нерадивых студентах. И тут смотрим, эта мерзавка, – снова кивок в сторону Наташи, – Перед зеркалом рожи корчит. Да еще какие! Глазками стрель, язычок по губам, ресницы томно опущены… Ох, Мэрлин Монро во плоти… Скажу вам прямо, глянул я на нее и застыл, сраженный желанием. Но так как я человек на тот момент уже немного влюбленный был, то желание мое не в зеркало, а в другую сторону направлено было. Не удержался, развернулся соколом – как в былые времена приосанился, заключил будущую свою супругу в объятия и приник к устам ее сахарным… Пришлось жениться! И все из-за нашей эротической Наталии!

– Ох, ну сколько вам объяснять, – с невесть откуда вязвшимся томным шармом смеется Наташа. – Я репетировала. Ну неужели не помните, во второй картине я должна была соблазнить молодого пажа… Как престарелая графиня может это сделать? Я искала яркие варианты…

– Слыхали, – не унимается наш духовный целитель. – Она должна была соблазнить пажа, а в результате я соблазнил Клавдию и женился на старости лет. Спасибо, ничуть не жалею…

У жены Никифоровича пять котов, две собаки, больная мама, двое взрослых сыновей и свои тараканы в голове в виде постоянно пасущихся у нее дома студентов, которых она собирается сделать светилами. Любой другой на месте Никифоровича повесился бы, а он – всерьез одобряет и помогает по мере сил. И в результате – счастлив.

Загадочно, все же, устроена жизнь. У меня бзиков и проблем в два раз меньше, а счастье я так никому и не дала. И не дам уже, наверное – не та степень веры в возможность семейных отношений. Смешно конечно, но вот, кажется, я докатилась до образа мысли, за который когда-то страшно презирала пару барышень, которые, как и я, довольно рано развелись и стали одинокими женщинами в поиске. Презирала я их за решение быть недотрогами. Мне казалось, они, едва сбросив одни кандалы, тут же засадили себя в другие – на этот раз сотворенные собственными руками, а не общепринятой моралью. И вот, теперь и я такая же. Даже и не ищу никаких приключений, а тем, которые находят меня, отвечаю отказами. Получувсвтва – не нужны. Секс ради секса отчего-то уже не впечатляет. А настоящее-возвышенное-важное все уже пооканчивалось. Исчерпала я в своей жизни лимит романтики… А жалко, между прочим. Страшно жалко!

Никифорович, между тем все твердит о Наташиной эротичности и пользе от поздней женитьбы. Давно уже он заставил всех забыть и о зловредной уборщице, и о идее коллективной жалобы на нее.

Вы не думайте, что мы тут все такие примитивные: за ниточку дернул и распсиховались, кнопочку нажал – и успокоились. Это только Никифоровичу мы такие подвластные. Ну умеет человек разговаривать, ну что поделаешь!

Как вспомню его предыдущие «баечки», так сразу тепло на душе делается:

– А про Леонида Быкова мне старшие товарищи из театра Шевченко рассказывали. Да вы, небось, ни театра, ни актера такого не знаете. У-у-у, темные! – начинал Никифровочи.

При этом он смачно затягивался, и все присутствующие – думаю даже те, кто никогда не курил – ловили себя на остром желании ощутить горьковатый привкус его сигареты. Именно такой, как у Никифоровича – дешевой, без фильтра. Уж слишком блаженное становилось у рассказчика лицо после затяжки.

Иногда, кстати, чудо-актер ужасно страдал из-за своей заразительности. Это, когда его посещали припадки скупости. Он отчаянно искал уединения: «Не могу курить на людях! Сразу сигареты стрелять начинают. Даже если у самих блок навороченный под полой припрятан, все равно у бедного старика цигарку просят. И отказать не могу, и злость берет…»

Но я не о том, а о его рассказках-рассказиках:

– Так вот, про Быкова. Реквизиторша как-то то ли пошутила, то ли напутала что… В общем, вместо кинжала в ножны Быкову ножницы сунула. И вот себе, значит, спектакль в самом разгаре. У Быкова – дуэль. Он хватается за ножны и… Думаете растерялся? Нет! Все положенные «защищайтесь, сударь!» высказал, а в процессе состриг противнику усы. Зал остался в восторге от блестящей режиссерской идеи. Все решили, что так и задумано. Недовольным остался только второй актер-дуэлянт. Усы были настоящими…

Как-то особенно наш Никифорович любил истории о спектаклях «перьев и шпаги». Сейчас уже все и не упомню.

Ну, например, на какой-то там очередной дуэли какой-то там актер обнаружил, что забыл прицепить на пояс шпагу. Пьеса – в стихах. Герой не теряется: «Забыта шпага, боже мой!/ Ее вчера занес домой…/ Но если справедливость есть,/ Прими, подлец, от пальца месть!» Тыкает партнера пальцем тот, совершенно ошарашенный, молча умирает.

Еще чудный случай вспоминается. По сценарию злодей лезет в электрощит, а герой должен убить негодяя из нагана. Реквизиторша, разумеется, положить наган в кобуру забыла. Что делать? Герой в панике оглядывается по сторонам. Потом стаскивает с себя сапог и швыряет его в злодея. Немая сцена. Злодей поворачивается к зрителям и трагичсеким шепотом произносит: «Сапог-то отравлен!», после чего падает замертво.

Помню, хохотали минут двадцать.

Молодец, Никифорович! Умеет, спасает, радует… Был бы в несколько раз моложе – влюбился бы я в него безоговорочно. И целовались бы в курилке, и вместе англеами-хранителмяи труппы бы работали…

– Свистать всех в зал! – доносится зычное Мариковское воззвание. – Омовение сцены закончено досрочно. Работа проделана, можем приступать к своему безделию!

«Ага, его тоже явно не устраивает такое странное распределение рабочего времени!» – радостно переглядываемся мы и идем на сцену.

Настроение, как ни странно, самое, что ни на есть, замечательное…

Просто счастье, что мне так повезло с жильем. Будь этот дом немного ближе к театру, я не успевала бы ни задуматься, ни прогуляться… Хоть на пару кварталов дальше – возымела бы дурацкую привычку добираться на такси. А так выходило как раз то, что нужно.

«Вновь иду, душа толкает ноги…» А город уже дышит праздником – искриться, переливается, шумит. Ветер атакует, и ежесекундно приходится отплевываться от попадающих на лицо снежинок. Отчего-то это совсем не раздражает, а даже как-то наоборот веселит.

– Ух! Сейчас вся моя тушь намокнет и под бровями нарисуются черные полоски, – то ли и впрямь капризничая, то ли желая подчеркнуть длину собственных ресниц, заявляет Наталья. Они с Василием идут до трамвайной остановки, я – домой, а все остальные несколько минут назад отчалили в противоположном направлении – их ждало метро.

– Так это ж здорово! – веселю Наталью. – Будете как Лайза Минели в «Кабаре». С такими громадными ресничищами… Замечательная погодка! Буйная и оттого предпраздничная. Люблю метель в канун нью еар! – декларирую первое придумавшееся. – Даже не хочется домой. А не заскочить ли нам в этот ганделык? – небольшая сутденческая кофейня возле остановки частенько служит мне перевалочным пунктом. – Там кофе натуральный, вкусный и недорогой.