© Игорь Буторин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Тверь и в шестнадцатом веке была не самым лучшим русским городом. Поэтому в тендере на столицу Руси и выиграла Москва, хотя тоже слыла в народе тем еще местом. А Тверь, даром, что была в средневековые времена торговым центром, перевалочной купеческой базой, одним словом, была своеобразной оптовкой, но во всем остальном – темень тьмущая и полная антисанитария.

Жил в Твери купец, звали его Афанасий Никитин, а попросту Афоня. Дело купеческое досталось ему по наследству от отца. Батя его недавно преставился и кроме своего торгового дела оставил сыну заботу о своем втором совсем больном отпрыске Емельяне, да еще и всякий хлам на чердаке большого родового дома.

Афоня сразу после похорон родителя, взялся было за торговлю, да вот с ней-то у него все никак не ладилось. То купит, какого овоща-фрукта заморского, а тот сгниет на складе, потому что наш народ русский вначале не очень-то падок на экзотику. Ну, например, сколько понадобилось времени царю Петру I насильно кормить русака картошкой, чтобы он – народ российский, расчухал сей овощ и превратил его в национальное достояние, а потом и вторым хлебом назначил? А Афоня, конечно же, до Петра не дотягивал ни по широте натуры, ни по происхождению своему далеко нецарскому. Потому его экзотика и гнила на складах, вводя молодого купца в пустые растраты.

От этих всех коммерческих неудач, Афоня сильно пить начал. Понятно дело, при нашей успеши в питие, никаких денег не хватит, а потому наследство начало медленно, но верно таять. А купцы—конкуренты, они, что волки лютые, только и ждут, когда чужое дело можно будет у спившегося коллеги отобрать, да к своему присовокупить.

Вот и у нашего Афонии был такой визави. Скотина отменная, даром что бывший компаньон афониного отца, да, его же единоутробный брат, а нашему герою, соответственно родной дядя – Калистрат. Он-то и наливал Афоне с самого раннего утра хмельного напитку, якобы для поправки пошатнувшегося здоровья, а сам – хитрющий гад, к своей выгоде стремился.

Он, Калистрат этот, был младше афониного отца, а значит, по тогдашним правилам все дело досталось в наследство старшему из братьев, а младшему вообще не светили никакие родовые наследства. Быть может, поэтому мучил Калистрата комплекс неполноценности младшего брата, да так мучил, что он постоянно придумывал всякие каверзы, чтобы наследное дело у старшого, то есть у отца Афони получается, отобрать. Напридумывал целую кучу подлостей, если их собрать вместе, то, пожалуй, целый бы учебник по пакостям получился. Ну, до учебника дело не дошло, да и решительности тож не хватило, одним словом, пока Калистрат придумывал гадости и портил себе карму, афонин батя и сыновей нарожал и вырастил их, да и помер себе. Однако на планы коварного Калистрата это никак не повлияло, а лишь больше раззадорило, ведь это не брата в могилу сводить, а всего-то племяша объегорить, две большие разницы получается, если измерять подлость в муках и укорах совести.

Так однажды стал Калистрат приставать к наследнику никитинской торговой империи, мол, племяш, вижу, совсем ты с торговлей запарился, пора тебе немного отвлечься и проветрить свои мозги. Вон, говорит: «И батя твой, покойничек, успокой Господь его душу грешную, брат мой однокровный, оставил тебе неиспользованную путевку с открытой датой в круиз по Волге-матушке через море Иранское до Дербента, на дегустацию тамошних коньяков и вин». Обещался при этих словах дядя Афоне, что за торговлишкой во время его отсутствия, присмотрит, так что дело родительское не пропадет и не загнется.

Понятное дело, что Калистрат не о здоровье племянниковом заботился, а новую подлянку готовил. Но понятно это только нам, а не простодырому Афоне.

Путевка в круиз и впрямь была и даже стояла в серванте на видном месте в рамочке. Как оказалось, с обратной стороны той путевки был конвертик прикреплен тайный. Не знал о его существовании никто, ни сыновья, ни Калистрат, ни судебные приставы.

Раскрыл конвертик Афоня и увидел там старинную карту с маршрутом не только до дербентских винных погребов, а гораздо дальше – за три моря в сказочную страну Индостан.

И записочка к карте приложена, написанная на старославянском языке неизвестной рукой с напутствием потомкам. А в напутствии том такие слова: «Потомки! Если вы открыли этот конверт, то читайте мой наказ. А он таков – отправляйтесь за три моря в сказочный Индостан. Там растет волшебное Древо желаний. Оно выполнит сокровенное ваше желание и тогда будет вам счастье. Никита, сын храброго берсерка Ингваря и красавицы Ульяны Путятичны из кривлян».

Была еще и приписочка уже рукой афониного отца: «Афонька, если записку читаешь, то я уверен, что ты уже за три моря лыжи свои навострил. Любишь ты по свету шляться, лишь бы дома ничего не делать. Не осуждаю, раз ты таким уродился, только тогда завещаю тебе обязательно спросить у Древа, выздоровления для твоего младшего брата Емельяна, который мается слабостью членов и кривостью скелета. Однако дело наше торговое не бросай, а то, знаю я тебя, малахольного… Карту запомни, а, то отберут лиходеи и тебя умертвят из-за нее, а так хоть живым останешься, а когда вернешься домой, то по памяти нарисуешь новую схему маршрута и потомкам нашим оставь, пусть и у них в будущем все хорошо будет и счастливо. Целую, тятя».

Оно и действительно младший брат Афанасия – Емеля, был малый болезный и слабый во всех членах. Скрутил его еще в младенческом возрасте недуг людям неизвестный. Будь на месте афониного отца грек какой македонский, он бы Емелю с обрыва на камни бросил, есть у них у греков такой порядок, чтобы уродов не растить и генофонд не портить. Но тож греки-македоны. А Емеле повезло родиться на Руси Великой, где совсем другие нравы. Добрые что ли. Никого тут, вот так просто, с обрыва не бросают, а тем более дитя малое. Кому ж охота потом всю жизнь маяться с клеймом детоубийцы? Не по-божески как-то. Это традиция царская – сыновей за предательство кончать во гневе, а простой народ он добрый и скорее простит, чем отомстит. И если уж родился ребеночек уродцем, значит, на то была воля Божья – и только он – Всевышний и решает, кому жить, а кому помереть. Вот такой национальный эгрегор.

Любил Афоня своего брата, и как узнал, что у Древа желаний можно здоровье для брательника спросить, так сразу засобирался в дорогу, карту запомнил во всех подробностях, затем свернул ее аккуратненько и спрятал манускрипт в подполье, а потом уж и выправил себе путевку в круиз по Волге до Дербентских берегов.

Ну, и чтобы, значит, не скучно было совершать путешествие к винным погребам Кавказа, а далее в Индостан, купил Афоня на ярмарке и с собой взял медвежонка со странным именем Зигмунд. Откуда у русского медведя такое иноземное имя никто точно не знал, но мишка был толковый и даже философствующий, потому ни размягчения мозгов и уж тем более томления духа, ни у кого его странное имя не вызывало. Терпелив русский человек к чужим недостаткам.

Не терял времени даром и дядя нашего героя. Понятное дело отправлял он племянничка за тридевять земель не из соображений заботы о родственнике. Нужны были Калистрату активы никитинского торгового дела. Когда затея с поездкой сладилась, стал он думать, как бы сделать так, чтобы Афоня из странствий не воротился.

По тем хоть и темным временам, а все ж порядок уголовный и наказания за душегубства, какие-никакие уже были, то есть могли и на плаху свесть, и кости переломать, и даже башку отрубить нафиг.

Опять же с другой стороны, размышлял Калистрат, вот так просто, за здорово живешь, лишнего попутчика на торговое судно не пристроишь, там все места заранее уже куплены. А с третьей стороны, имелся у Калистрата человечишко специальный для таких деликатных поручений. Был у него в доме холоп, уродец, карла. Карла, как карла – ростом невелик, весь какой-то сморщенный, бороденка густая и злой на весь белый свет, как Черномор. Это ж и понятно, если уродился человек лилипутом, то жизнь ущербная из тебя из-за твоего роста малого сама сделает человеконенавистника.