– Да. Разобрался, нашел. Завтра буду в столице. Все отлично. Давай. Связь тут плохая.

Когда он обернулся, чтоб захлопнуть багажник, я уже удобно устроилась там на каком-то одеяле, прикрылась и молилась, чтобы Вор меня не заметил. Он и не заметил, а у меня адреналин шпарил по венам и гудел в ушах. Понимала, что творю нечто сумасшедшее, безумное. Только назад дороги не было, ни в интернат, ни к чудовищу я не вернусь. А вот в столицу я хотела попасть.

Когда машина заревела и сорвалась с места, Вор включил обогрев и стало тепло, а потом на всю врубил музыку.

Я лежала, спрятав руки под мышки, чтобы согреть замерзшие пальцы. Даже задремала. Про голод совсем забыла.

Когда выныривала из сна, думала о том, что теперь начну другую жизнь. Пусть и на улице первое время, но зато подальше от этого проклятого места. Может, братьев найду. Они взрослые уже все.

Ближе к утру машина остановилась, и я затаилась, прислушиваясь. Усмехнулась. Понятно, человеческие потребности никто не отменял. Напрасно я расслабилась, потому что крышка багажника резко открылась и меня за шкирку выволокли наружу, швырнули на обочину, и я проехалась животом по асфальту. Шапка в кусты отлетела.

– Это что за гребаный сюрприз, а? Совсем охренела, мелкая?

Вор курил и смотрел на меня исподлобья, пока я вставала, искала шапку. Рассвет топил трассу в сером тумане и срывались мелкие капли дождя. Ветер крутил оранжевые смерчи листьев прямо у меня перед носом.

– Нельзя мне там оставаться, – сказала я, отряхивая колени, – ты его, а он меня потом.

– В интернат свой иди, – Вор нахмурился, делая сильные затяжки и выпуская дым с паром вместе.

– И туда нельзя. Понимаешь?! Нельзя!

– А мне какая разница? – он пожал плечами, руки в карманы сунул, зажимая сигарету зубами.

– Никакой. В столицу подбрось.

Вор усмехнулся. Унизительно осмотрел меня с ног до головы.

– И что ты там делать будешь? Работу искать? Тебе ж, наверное, и пятнадцати нет. Давай, девочка, вали обратно в Мухосранск свой. Никто тебя в столице не ждет. Не будь идиоткой. Я недалеко отъехал. Деньги на автобус у тебя есть. Ты ж конфеты не купила?

– Не купила, – буркнула я.

Он выкинул окурок и направился к машине, а я бросилась следом и вцепилась ему в руку. Если уедет – конец мне. Идти совсем некуда. Меня менты сцапают и в интернат вернут.

– Пожалуйста, отвези. У меня там братья. Я найду их. В интернат нельзя. Там нас…там…

Он обернулся и стиснул челюсти, глядя мне в глаза, и я снова подумала, что взгляд у него невыносимый, очень тяжелый.

– Что у вас там?

– Что? Продают папикам-педофилам всяким. Это вам по телеку показывают чистеньких деток с несчастными глазами, а там ад. Понимаешь?

Он усмехнулся ровно на секунду, а потом сгреб меня за капюшон.

– Врешь!

– Зачем? Думаешь, мне нравится у отца жить? Но лучше побои. Я в интернат не вернусь.

– Зачем?! Чтоб на жалость надавить. Я тебя сам сейчас в интернат отвезу. В столицу она хочет. Совсем дура, что ли? Кому ты там нужна? Книжек начиталась? Фильмов насмотрелась?

– Отвезешь – я сбегу. Какая разница. Не буду я там. Не хочу… страшно мне.

– А я, значит, не страшный по-твоему? Может, я хуже всех этих папиков вместе взятых. Ты не знаешь, кто я!

– Не страшный. Ты меня не обидишь.

Засмеялся, но зло и мрачно, склонился к моему лицу.

– Дура наивная. А на улице в столице думаешь, не страшно? – прорычал и сдавил пальцами мои скулы. Я быстро заморгала, но взгляд не отвела.

– Везде страшно, но там страшнее… Там детей продают.

Он долго мне в глаза смотрел, словно пытался понять, не лгу ли я. Потом молча оттащил к машине и затолкал на переднее сидение. Когда не развернулся, а поехал по прямой, я с облегчением выдохнула. Выиграла. Странно, но хищник почему-то мне поверил и пожалел. Хотя он совсем не похож на тех, кто хоть кого-то в своей жизни жалеет.

Через несколько километров мы остановились на заправке, и Вор таки купил мне конфеты, а еще сэндвич и стакан с какао.

– Даша, значит? – спросил и снова музыку включил.

Я кивнула с полным ртом.

– Да-ви-на.

– Как? – он засмеялся, надкусывая свой сэндвич и выруливая на дорогу.

Я проглотила последний кусок бутерброда, запила какао и повторила:

– Дарина. А тебя как звать? Вор тебе не очень подходит.

– Ты назвала меня Вором? – снова улыбается, а я смотрю и понимаю, что отвести взгляд получается с трудом. Красивый он, Вор этот. Очень красивый. Сейчас, когда совсем светло, я могла даже рассмотреть и щетину на скулах, и ровный прямой нос. А еще у него ресницы длиннющие.

– Да. Как еще? Ты не представился.

– Тебе кличку или имя?

– Ну я же тебе имя сказала.

– Макс.

Макс…Ему подходит. Я откинулась на сиденье и с наслаждением сунула шоколадную конфету в рот. Откусила половинку и, завернув в бумажку, хотела спрятать в карман. Внезапно резко повернула голову – Макс внимательно на меня смотрел, периодически бросая взгляды на дорогу.

– Ешь, мелкая, не жалей. Я еще куплю.

Наверное, именно тогда я и влюбилась в него.

Если не можете избавиться от скелета в шкафу, заставьте его станцевать.

(с) Джордж Бернард Шоу

Наконец-то самолет приземлился. Казалось, полет длился бесконечно. В голове – рой мыслей, они переплетались между собой, вытесняли друг друга, чтобы, в конце концов, запутаться в какой-то уродливый узор. Слишком много вопросов, которые звучали, как вой сирены, разбивая вдребезги попытки проанализировать информацию.

Я ступил на первую ступеньку трапа и в лицо ударил пронизывающий ветер. За ворот пальто пробирался дождь, его ледяные капли расползались по позвоночнику трещинами озноба. Привет от родины – отрезвляющий, отдающий холодом, в унисон нарастающей тревоге.

На парковке меня ждал Александр Владимирович по кличке Афган – один из приближенных людей отца. Я никогда его так не называл, испытывая какое-то особое уважение, да и вырос я на его глазах. Поздоровавшись и пожав друг другу руки, мы сели в Мерседес. Откинувшись на спинку сиденья, я глубоко вдохнул, рассматривая толпу снующих людей. Шансы встретить ее здесь нулевые. Но, тем не менее, я провожал взглядом любую белокурую женщину, которая проходила мимо. За последние несколько часов я думал о ней так много, что мне казалось, помню её черты до мельчайших подробностей.

– Андрей, ну что, поехали, отец уже заждался…

– Мы не поедем к отцу. Я забронировал номер в «Александрии», отвезите меня туда.

– Но Ворон приказал…

Он сделал паузу, которую я не собирался затягивать.

– Я еду в гостиницу. Оттуда приеду на кладбище. Во сколько похороны Царя?

– В 15.00

– Я буду вовремя.

Мы перекинулись еще парой дежурных фраз, но разговор не складывался. Чувствовалась натянутость и каждый из нас не мог дождаться, когда автомобиль наконец-то вырвется из пробок, и мы доберемся до места назначения.

Я смотрел в окно, на проносящиеся мимо здания, но словно не замечал, насколько изменился город. Настоящий мегаполис. От серых и грязных улиц, которые я в спешке оставил много лет назад, почти ничего не осталось.

– Да куда ты прешь… придурок! Ты бы еще на встречку выехал, дебил, бл***! – Александр Владимирович открыл окно и орал в сторону белого Ниссана. Парень за рулем вжался в сиденье и перепугано наблюдал за затором, который образовался всего за несколько минут. Остальные водители начали сигналить, нервно жестикулировать, сопровождая все свои движения отборным русским матом, который можно было с легкостью разобрать по движению губ.

– Вот теперь я почувствовал, что дома… – с легкой ухмылкой произнес я.

– Сынок, если проблему с дорогами решить удалось, то идиоты – неистребимы!

Через несколько минут мы подъехали к гостинице и я, взяв в руку чемодан, вышел из машины и, поблагодарив Афгана, направился к центральному входу.