Гай — старейшина Песчаных крыс, задание мне нашёл. Два месяца по утрам я сидела в его шатре и занималась счётным делом. Жена старейшины была на сносях и полностью занималась домом.
Два долгих замечательных месяца я общалась с цифрами. И была счастлива, если можно так охарактеризовать моё состояние.
Если бы я была чуть менее экзотична, если бы сумма моей продажи не выросла бы уже в три раза по сравнению с самой красивой из трёх остальных девочек-смертниц… Возможно, Гай взял бы меня второй женой для своего старшего сына. И я бы осталась в ауле. Но я слишком дорого стоила.
Даже как, нет, пожалуй, особенно как смертница.
Но все было мнимо. Все планы, надежды, мечты — мои и других девочек, все они были тщетны. И день продажи для нас так никогда и не наступил.
Ночь с тринадцатого на четырнадцатое месяца принесла скандал. Кто-то изуродовал продажные шаохе девушек-смертниц. Альзин подумала на меня.
Поскольку я никогда не оправдывалась, да и можно подумать, мне такую возможность кто-нибудь дал, моя вина была доказана мгновенно.
И наставница заперла меня в змеином карцере. Среди ночи, даже без подношения змею-охранителю. Бросила в сердцах, надеясь, что меня сожрут, и ушла.
Дело было привычным. И уже давно в самом тёмном углу, куда не доставал свет факелов, я сделала себе небольшое убежище. Вместо кровати пара пуков жёсткой болотной травы, какая-то дерюга, шаохе, оставшееся от прошлых смертниц. Я знала, что никто и никогда не осмелился бы потревожить меня в этом углу.
Чуть выше выходила нора гигантской змеи. Аул Песчаных крыс охранял щитомордник. Я не знаю причину, по которой в ту ночь он меня не тронул. Может быть, змей спал. А может для него я невкусно пахла. Я не знаю.
Я забилась в свой угол, накрылась тряпками и уснула.
А утро не наступило.
Все произошло гораздо страшнее, чем можно было бы предположить. Я проснулась от того, что мне трудно дышать. На груди был дискомфорт. И первая мысль, пришедшая мне в голову, ударила набатом — опоили! Продали и теперь…
Потом пришло понимание. Тяжесть на мне какая-то уж больно односторонняя. И не шевелится, и вообще холодная. Поэтому вторая мысль была куда более разумной: «Может, змея?»
Но нечто было холодным и неудобным и напомнило алтарный камень, врезавшийся мне с детства в память. Или труп. Последние редкостью для меня не были, в карцере я не раз их встречала. Поэтому хоть и пришедшая в голову мысль была кощунственной, она меня не испугала. Мёртвые куда безопаснее живых.
Я откинула в сторону дерюгу, спихнула что-то мне мешающее и поднялась из своего угла. Та картина, которую я увидела, отпечаталась в моих глазах навсегда.
Неглубокое подземелье было просто завалено телами.
Мужчины, женщины, подростки, дети…
Я узнала Гая с изуродованной левой половиной лица. Рядом с ним была его жена, в стороне их дочь. В другой стороне была убитая девочка-смертница, с которой я была хорошо знакома. Её прекрасное лицо было искажено в немом крике.
Сверху, там, где карцер открывался, тянуло дымом, доносились невнятные голоса. И услышав все это, я сделала самое умное из того, что могла сделать. Я не покинула своего спасительного прибежища.
В страшной компании мертвецов и гигантским змеем я провела весь день, а потом и наступившую ночь. Я видела щитомордника-охранителя, видела его вживую впервые в своей жизни. Огромное создание, ползущее вдоль стен и выбирающее себе еду, подавляло. Змей был страшным, но прекрасным. Чешуйки на его теле складывались в какой-то узор, голова была слегка закруглена. Серое брюшко было покрыто мелким чешуйками, а в отблесках факелов я хорошо видела коричневые бока с узорами из округлых пятен.
Змей меня не тронул, прополз мимо.
Я не сошла с места, меня трясло. Ощущение того, что это огромное величественное создание проползло мимо, выбило из колеи. Но, даже понимая, что я могу в любой момент стать добычей щитомордника, я не хотела наверх. И когда послышались человеческие голоса, я спряталась. Люди, которые видели во мне товар, которые собирались меня продать, обречь на смерть, сами после своей смерти стали моей защитой.
Вниз спустились люди в шаосе. Когда один повернулся, мне из моего тёмного угла был хорошо виден герб Песчаных волков на его спине. Герб несуществующего аула. Затаившись, как змея, я слушала шаги, вслушивалась в голоса чужаков. И боялась, что они меня найдут.
Но этого не случилось. Они обыскали всё, что могли, кроме моего угла, где из норы показались глаза змея, и ушли. Хотя скорее, убежали, поджав хвост.
А потом сверху раздался влажный чпок, и выход на поверхность исчез.
Это не было удивительным и невероятным происшествием. Змеи-охранники иногда сходили с ума. А змеиные лекари жили далеко. И для безопасности жителей аулов во всех карцерах была встроена система, закрывающая выход наверх.
Но у меня больше не было причины туда стремиться. Мне не надо было видеть, чтобы понимать, что аула больше нет.
Возможно разбойники, возможно люди из другого аула, возжелали получить партию наложниц, телохранителей, убийц и домашних рабов бесплатно. Это не было редкостью.
Песчаные крысы тоже так зарабатывали на жизнь, нападая на чужие поселения и забирая оттуда людей. Это было знакомо, но от этого не становилось менее чудовищным.
Ясным мне было только одно, боги снова отказались взять мою жизнь.
Я не знала, почему это произошло, мне некого было об этом спросить. Но почему-то моя жизнь была угодна богам, почему-то они не хотели меня забирать. И даже оставаясь здесь, в каменном мешке, я знала, что не умру.
Из карцера был ещё один выход, более естественный, хотя, конечно, тоже рукотворный, только не человеческими руками. Это был выход, сделанный змеёй. Я не знаю, решилась бы я в других условиях шагнуть в эту нору. Если бы не угроза страшной смерти от трупного яда, решилась бы я войти на территорию змеи. Я не знаю этого сейчас, я не знала этого тогда, но я шагнула в нору.
Змея появилась сразу же. Будто я по незнанию пересекла какие-то сигнальные метки. Мне было нечего ей противопоставить. Я не могла быстро бежать. В темноте это было чревато травмами. У меня не было оружия, и если бы змей напал, я бы не смогла отбиться.
Но щитомордник не напал. Охранник карцера двигался за мной до выхода из своей норы. Он то отпускал меня подальше, то его раздвоенный язык щупал воздух у моей шеи.
Вначале было безумно страшно, а вдруг нападёт, укусит, пожрёт заживо?
Но минуты текли. Змеиная чешуя шуршала по песчинкам, усыпающим коридор под землёй. Тихий звук сопровождал меня неотступно. Несмолкающий, он то немного затихал, то снова нарастал.
И в какой-то момент я поняла, что страх исчез.
Мне стало все равно, что со мной станет.
Всё, что я могла — это переставлять ноги.
Шажок за отца, которого я никогда не видела.
Шажок за мать, которую я уже давно не помнила.
Потом за Альзин, наставница была бы очень недовольна, что я осталась жива даже в таких условиях.
Шажок за Гая, замечательного старейшину аула. И за его жену, которая даже не успела насладиться своим материнством. За их старшего сына, из уст которого я никогда не слышала «Змеиный выкормыш».
Шажок за их чудесную младшую дочь, которая учила меня плетению из бисера.
Шажок за мастеров воинских искусств, которые, даже не зная этого, многому меня научили.
За девчонок, с которыми вместе я училась.
Я не знаю, сколько прошла, прежде чем передо мной распахнула свои объятия пустыня. Только помню коридор, серую тьму, шелест чешуи, и внезапно бескрайний простор белого кварцевого песка.
Прекрасная картина свободы, освещаемая лучами поднимающейся над Раяром Меды. Огромный круглый глаз с двумя спутниками расправлял лучи палящего зноя над Аррахатом.
В лицо мне ударила чудовищная жара. Волосы, брови, ресницы опалило, словно чужое божественное дыхание прокатилось по моему лицу. Ноги подогнулись. Я больше не могла идти. Я не могла себя заставить сделать даже шаг. Нельзя сказать, что это пришла апатия на смену страху. Совсем нет.
