Еще с 1915 года российское посольство расположилось в парке Атабека площадью около 12 га. Говорят, пару десятков лет назад парк находился на северной окраине города, теперь он оказался почти в центре. Город, его деловая и наиболее богатая часть, разрастался к северу – поближе к горному хребту, более прохладным местам с чистым воздухом.

В 1977 году одна из улиц, ограничивающих посольство, носила имя Черчилля, поскольку на противоположной ее стороне находится английское посольство, где во время Тегеранской конференции разместился премьер-министр Великобритании. (Странное дело: русское и английское посольства, меняя с ходом времени свое местоположение, тем не менее находились рядом друг с другом. Англо-русское соперничество в давние времена как бы находило свое воплощение и в этом факте.) После победы иранской революции 1979 года улица была переименована, получила название «Нефле-ле-Шато» по названию парижского предместья, где проживал короткое время в конце 1978-го – начале 1979 года аятолла Хомейни. Перпендикулярно этой улице к воротам посольства выходила улица Сталина, которая после революции 1979 года получила название улицы Мирза Кучек-хана – по имени хана северных провинций Ирана, поднявшего восстание против шаха в 20-х годах. Рядом проходит магистраль – улица Хафеза, названная в честь великого персидского поэта, которая также не избежала послереволюционных преобразований – в 1982 году была переименована в улицу Единства.

Вблизи советского посольства много домов, лавочек и церквей, принадлежащих армянам, – признак естественного тяготения армян к своей родине.

В глубине парка – служебные и жилые дома, резиденция посла. Среди плакучих ив, у вечно журчащего маленького фонтанчика с небольшим голубым водоемом – бронзовый памятник А.С. Грибоедову работы русского скульптора Балашова, построенный на средства, собранные в русской колонии в Иране к 70-летию со дня гибели русского дипломата и великого поэта (памятник был открыт в 1902 году). Поэт-дипломат в спокойной позе сидит в кресле, слегка наклоненная голова, в правой руке листок бумаги, левая – на подлокотнике с гусиным пером. Кажется, на минуту оторвался поэт от письма, задумчиво перечитывает написанное. Что это – послание любимой жене грузинке Нине Чавчавадзе, оставшейся в Табризе? Постамент сделан из гранита, привезенного из Грузии.

В то время парк орошался подземным ганатом, который брал воду где-то в километрах тридцати в горах, проходил под всем городом, радостно выплескивался на территории парка. Вода чистая, использовалась даже для питья. Позднее лихорадочное и беспорядочное строительство города привело к многочисленным завалам ганата, и он перестал функционировать. На территории парка пришлось соорудить две скважины с насосами, подающими воду с глубины более 90 метров.

Конечно, парк с тысячами деревьев – вековые сосны, платаны, шелковица, инжир, акация, орех, рододендроны, олеандры, магнолии – стал роскошью в центре города. Летом, когда в жару за 40 °C, здесь всегда температура на 3–4 градуса ниже, чем в городе. Чувствуют это даже обитатели близрасположенных домов.

Со временем дома на территории посольства подверглись реконструкции, но сохранился мемориальный зал, в котором проходили заседания «большой тройки» в доме, который в свое время служил апартаментами для проживания президента США Рузвельта.

В вестибюле служебного входа, где ранее был главный вход, две большие с золотыми буквами мемориальные мраморные доски, одна на русском и английском, другая на персидском языке – в честь исторического события, свидетелями которого были стены здания.

На высокой 15-метровой мачте на фоне заснеженных гор развевается Государственный флаг Советского Союза.

На севере города, в районе, называемом Зарганде, который ранее был деревушкой, – летняя резиденция в лесистом парке.

Здесь прохладнее, поскольку высота больше (около 1700 м). Старинное – желтое с белым – здание бывшей российской миссии, где еще в начале века находили убежище и члены шахской семьи, когда в стране возникали беспорядки; множество гигантских редкостных по величине платанов, которые наверняка были свидетелями событий «до Грибоедова», журчит вода из ганата и арыков, густая листва почти закрывает все небо, и кажется, что нет дымного, промышленного и суматошного Тегерана. (Кстати говоря, неподалеку располагается и летняя резиденция английского посла.)

Шах распорядился «поскорее принять советского посла», и вручение ему верительных грамот уже назначено через неделю – на 19 февраля. Это на дипломатическом языке также означает жест: шах, видимо, хочет продемонстрировать расположение. Об этом на следующий день пишут и газеты.

19 февраля, яркий солнечный день, на улице, несмотря на зиму, температура более плюс 20 °C. В саду посольства бьет высокий фонтан, на ступенях парадного подъезда ковровая дорожка. В 9.30 прибыли чины протокола дворца в черных расшитых золотом мундирах, со шляпами-треуголками с плюмажем. Послу предоставляется автомашина шаха. Посол в форменной одежде, военный атташе также в своей парадной форме, остальные советники в непривычных для них фраках. В сопровождении эскорта мотоциклистов кортеж направляется через весь город на север, к Ниаваранскому дворцу.

У ворот дворца двое служителей в голубых средневековых камзолах с серебряными булавами встречают и провожают во двор, где выстроен воинский почетный караул. Оркестр исполняет Государственный гимн Советского Союза. Прохождение вдоль строя, где солдаты держат винтовки «на караул», а офицеры салютуют саблями; поклон – знак уважения к воинскому знамени и благодарность начальнику караула.

Во дворец по ступеням наверх вводят гуськом идущие церемониймейстеры двора также в расшитых золотом мундирах. Во внутренних помещениях встречает главный церемониймейстер двора – Гариб, человек знакомый, поскольку он был иранским послом в Японии. С облегчением снимаются фуражки, белые лайковые перчатки. В небольшом салоне угощают традиционным иранским чаем. На стенде большой ковер – искусно вытканный портрет шаха.

Двое в голубом распахивают обе половинки дверей. Первым в залу входит Гариб и громко объявляет: «Его превосходительство чрезвычайный и полномочный посол Союза Советских Социалистических Республик!»

Впереди большая зала, переливаются огнями украшенные мелкими зеркалами потолок и стены. Громадный персидский ковер, по бокам двумя рядами гражданские адъютанты шаха в парадной форме. В глубине – одиноко стоящая фигура шаха в военной форме, справа от него и чуть поодаль – замминистра двора, слева – министр иностранных дел. Оба в парадной форме с золотом, при шпагах, в полусогнутой руке треугольные шляпы со страусовыми перьями.

На расстоянии нескольких шагов от шаха остановился. Зачитываю приветственную официальную речь, в которой говорится о желании нашей страны жить в мире и дружбе с соседним иранским народом. Советский Союз строит свои отношения с Ираном на принципах мирного сосуществования государств с различными социально-экономическими системами, невмешательства во внутренние дела друг друга, равенства, взаимного уважения и дружбы. Развитие отношений между обеими странами не только отвечает интересам наших народов, но и служит вкладом в дело мира во всем мире. В речи выражается уверенность, что взаимовыгодные отношения между СССР и Ираном получат свое дальнейшее развитие.

Вручил шаху свои верительные грамоты и отзывные грамоты на моего предшественника, он передал их министру иностранных дел, пожал послу руку, а затем произнес речь. Он выступает также за развитие отношений с Советским Союзом, приводит много хороших примеров того, что уже достигнуто в этих отношениях.

Затем шах пригласил для приватной беседы в отдельную комнату вместе с министром иностранных дел.

В беседе шах деловит. Он начинает беседу первым и говорит долго и не столь официально. Дело еще и в том, что с шахом я хорошо знаком лично: встречался в Москве, сопровождал во время его длительной поездки по Советскому Союзу, дважды бывал в Иране.