Номенклатурные термины представляют собой имена предметов деятельности, которые систематизированы и взаимно соотнесены. Существуют научные, художественные, технические, юридические, политические номенклатуры. Например, «автомобиль ГАЗ-24», «генерал-лейтенант», «город Москва», «catus domesticus — кошка домашняя», «Президент РФ», «бублик с маком», «германские языки» и т. д. Номенклатурные термины строго устанавливаются инстанциями, в зависимости от характера соответствующей терминологии и их значение не изменяется.
Философские термины подобны прогностическим в том отношении, что также являются авторскими: слова «трансцендентный», «вещь в себе», «экзистенц» указывают на авторов философских систем. Но в отличие от других типов терминов, философские термины не связаны с номенклатурой, так как философствовать можно о чем угодно и философия не располагает определенно установленным предметом знания. Поэтому в аргументации нефилософского содержания употребление философского термина означает аллюзию к философской системе. Философская терминология обычно остается постоянной в пределах творчества философа, а при заимствовании изменяется по усмотрению заимствующего автора. Определенной инстанции, которая занималась бы философской терминологией, если это действительно философская терминология, не существует.
Литературной лексике в целом противостоит нелитературная, которая подразделяется на диалектную, просторечную, арготическую и табуированную (нецензурную).
Диалектная лексика в настоящее время не представляет значительной проблемы: русские диалекты исчезают, и их признаки сглажены в публичной речи. Сложнее обстоит дело с влиянием на современную манеру выражения этики уголовного мира, низменного образа мыслей, блудливости побуждений и плебейского мировочувствия. Но избежать вульгарности речи можно только избегая вульгарности мысли.
2. Статус слова в языке определяется происхождением, историей употребления и внутренней формой слова.
Исконная и заимствованная лексика. Развитый литературный язык содержит заимствования. В английской речи более 70 % слов иноязычного происхождения. Русские слова «хлеб», «хлев», «деньги», «парус», «башмак», «юбка», «береза», «Москва», «Калуга», «Вязьма» — заимствования. Большая часть заимствований освоена языком настолько, что они воспринимаются как исконные и, по существу дела, являются таковыми. Обычно как заимствования воспринимаются слова, не полностью освоенные или противопоставленные привычным, «исконным»: слово «согласие», с точки зрения истории языка, такое же заимствование, что и «консенсус», но первое слово освоено, в второе сохраняет следы латинского происхождения и английского употребления. Слово несет в себе дополнительный знак — указание на происхождение и прецеденты употребления, и эти дополнительные знаки слов оказываются одновременно знаками того, кто эти слова использует.
Источником заимствования может быть иностранный или классический язык. Для русского языка классическими являются греческий, латинский и церковнославянский. Классическими они называются не только потому, что их положено изучать в школе, но и потому, что русская культура языка является продолжением греческой и латинской, а церковнославянский является посредником в передаче этой культурной традиции. Значения русских слов, как и грамматические формы, являются эквивалентами классических, в особенности если эти значения связаны с абстрактными этическими, философскими и научными представлениями.
Значительная часть заимствований из иностранных языков латинизирована: мы говорим «революция», а не «революсьон», «индустрия», а не «эндюстри», «демократия», а не «демокраси», хотя основные значения этих слов связаны с их употреблением в западноевропейских языках. Это заимствования через письменную речь. Слова вроде «парикмахера», «кекса», «шляпы» сохраняют следы обиходного заимствования — через устную речь.
Окказиональные заимствования вводятся для конкретного употребления — как указания на реалии иной культуры. Массовое воспроизведение окказиональных заимствований вульгаризирует значения слов и язык в целом. Плохо, следовательно, не заимствование как таковое, плох стиль автора, который злоупотребляет заимствованными словами.
Архаизмы, неологизмы, историзмы. Архаизмы — слова, вышедшие из употребления в первоначальном значении, но употребляемые в значении переносном или измененном («жандарм»). Историзмы — слова, обозначающие реалии прошлого («подвойский» — глашатый). Неологизмы — слова, недавно созданные или веденные в обиход в новом значении («правозащитник», «перестройка»). Часто неологизмы являются авторскими словами; так, слово «промышленность» введено в русский язык Н.М. Карамзиным, слово «перестройка», — очевидно, В.О. Ключевским.
Использование архаизмов и историзмов тесно связано с источниками изобретения: слова, обозначающие исторические реалии, в особенности если они являются ключевыми, символизируют модели или антимодели и потому требуют правильного развития смысла.
Так, слова и выражения «империя», «имперский», «имперское сознание» употребляются в смысле отрицательном: «…политическая система, объединяющая под началом жесткой централизованной власти гетерогенные этно-национальные и административно-территориальные образования на основе отношений метрополия — колонии, центр — провинции, центр — национальные республики и окраины. Во всех значениях с понятием империи связано жесткое применение власти на местах из одного центра»[117].
Такое развитие значения неправильно, так как римское право, на котором основаны все современные правовые системы, было имперским и в этом качестве противопоставлялось местному праву с его обычными этнически ограниченными нормами. Гражданское право, так называемые естественные права человека, частное право, целиком принадлежат имперскому правосознанию. Вот почему «правовое государство» и «империя» по существу дела тождественны, а «жесткая централизованная власть» на деле представляет собой доминирование писанного закона над местным обычаем, что создает предпосылки правового равенства граждан независимо от их этнической или конфессиональной принадлежности. Европейская культура развивалась именно как имперская, т, е. в пределах исторических империй — Византии, Священной Римской империи, Австрийской империи, Германской империи, Российской империи, Британской империи, Французской империи, которые были в культурном, государственном и правовом отношениях наследницами Римской империи.
Статус слова в системе языка, таким образом, определяет возможности использования слова в аргументации. Каждое слово имеет свою историю и используется в зависимости от происхождения и отношения к обозначаемым предметам. Слова связаны с предметным и понятийным содержанием культуры и направляют мысль к источникам изобретения.
3. Отношение слова к другим словам. Синонимия является одним из главных инструментов элокуции. Слово в языке многозначно и значения слов пересекаются. Синонимия — риторическое понятие, поскольку она существует лишь в момент выбора нужного слова из ряда слов с общими значениями.
Как только этот выбор сделан и слово поставлено на свое место, синонимия исчезает. И если слово в тексте можно заменить другим, это значит, что речь стилистически несовершенна. Выражения «определять», «быть причиной», «обусловливать», «стоять за», «способствовать», «быть основанием», «благоприятствовать», «сопутствовать» синонимичны, если разнообразие речи важнее точности. Если же ритору нужно различить значения «определять» и «способствовать», образуются два синонимических ряда: (1) «определять», «быть причиной», «быть основанием», «вызывать» и (2) «способствовать», «сопутствовать», «стоять за». Если нужна еще большая точность, в первом ряду можно различить значения «делать определенным» и «быть причиной». В таком случае снова образуются два ряда: «определять», с одной стороны, и остальные выражения ряда, — с другой. Когда нужное значение уточнено, синонимия исчезает. Действительно, можно сказать: «А определяет Б и является его причиной» и «А определяет Б, но не является его причиной». Последняя фраза показывает, что синонимия превратилась в антонимию: значения «определять» и «быть причиной» оказались противоположными. Но поскольку синонимия сама по себе становится возможной лишь в условиях многозначности слов, включаемых в ряды, она является в соотношении с полисемией незаменимым инструментом организации значений слов в тексте.
