В заключении может выражаться модальность высказывания — авторское отношение к аудитории и полемическому противнику. В таком случае заключение является полемическим.

«Такова абсолютная мифология и такова ее диалектика. Такова и опасность — для многих — быть последовательными диалектиками. Впрочем, читатель поймет меня очень плохо, если подумает, что я ему навязываю во что бы то ни стало повинность мыслить диалектически. Я настаиваю совсем на другом. Именно, я говорю, что если вы хотите мыслить чисто диалектически, то вы должны прийти к мифологии вообще, к абсолютной мифологии в частности и, следовательно, ко всем ее только что намеченным понятиям. А нужно ли мыслить диалектически и даже нужно ли мыслить вообще, это — как вам угодно. Если вас интересует мое личное мнение, то, во-первых, это — не ваше дело, да и мнение отдельного человека ни к чему не обязывает, а, во-вторых, я глубоко убежден, что чистое мышление играет весьма незначительную роль в жизни. Вы довольны?

В дальнейшем нам предстоит огромная задача диалектического развертывания основных структур абсолютной мифологии и диалектика главных типов мифологии относительной»^[114].

Вывод представляет собой следствие из аргументации, которое непосредственно связано с побуждением или выделяется как важнейшее. Вывод обыкновенно представляется не повторением прежде изложенного, а новым в отношении к высказыванию содержанием и тем самым открывает новую тему аргументации.

«Пробыв около 10 лет у дела земельного устройства, я пришел к глубокому убеждению, что в деле этом нужна продолжительная черная работа. Разрешить этого вопроса нельзя, его надо разрешать. В западных государствах на это потребовались десятилетия. Мы предлагаем вам скромный, но верный путь. Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!»^[115]

Развернутый вывод может содержать основную аргументацию такого будущего высказывания и одновременно побуждение приступить к дальнейшему обсуждению проблемы.

Если ритор хочет представить решение аудитории как требующее сложных, последовательных или разнородных действий, он строит выводы.

Кроме того, выводы могут содержать рассмотренные способы завершения высказывания в любом соотношении.

«Таков утверждаемый нами путь духовного обновления. Таковы первые, фундаментальные вопросы человеческого бытия, древние, как мир, и в то же время требующие от нас новой очевидности, нового постижения и нового осуществления. Это необходимые человеку формы духовной жизни. Они представляют собою некое органическое единство, цельное и нерасторжимое; и ни одна из этих форм не может быть по произволу отвергнута или отдана в жертву мировому соблазну.

1. Надо научиться веровать. Не — «верить» вопреки разуму и без оснований, от страха и растерянности; а веровать цельно, вместе с разумом; веровать в силу очевидности, загоревшейся в личном духовном опыте и не могущей угаснуть.

2. Такая вера добывается любовью, духовною любовью к совершенному. Верование и любовь связаны воедино: в человеческой душе, в глубине личного сердца (субъективно); и там, вверху, в самом духовном Предмете (объективно). Кто полюбит качество, тот уверует в Бога; кто полюбит Бога, тот уверует в качество и возжелает совершенного в земных делах.

Через веру и любовь — постигается и осмысливается все остальное. Так, смысл свободы в том, чтобы самому полюбить, через любовь самому увидеть и через очевидность — самому уверовать; свобода есть самостоятельная, самобытная, творческая любовь и вера. И совесть движется силою веры и любви. И семья есть первое лоно любви и строится верою. И национализм есть не что иное, как любовь к своеобразной духовности своего народа и вера в его творческие богоданные силы. Без любви и веры невозможно правосознание, необходимое и для государственности, оберегающей нацию, и для справедливой организации хозяйственного труда.

3. Мы должны научиться свободе. Ибо свобода не есть удобство жизни, или приятность, или «развязание» и «облегчение», — но претрудное задание, с которым надо внутренне справиться. Свобода есть бремя, которое надо поднять и понести, чтобы не уронить его и не пасть самому. Надо воспитывать себя к свободе; надо созреть к ней, дорасти до нее; иначе она станет источником соблазна и гибели.

Свобода необходима верующему и любящему, чтобы любить любимое цельно и веровать искренно. Без свободы не будет настоящей веры и любви. Но первым проявлением свободы должен быть совестный акт. И первым жилищем свободы должна быть семья; чтобы человек в семейной свободе созрел к свободному патриотизму, свободному национализму и свободной государственности.

4. Мы должны научиться совестному акту. Он откроет нам живой путь к восприятию Бога и к вере. Он научит нас самоотверженной любви. Он дает нам величайшую радость — радость быть свободными в добре.

Совесть научает нас строить здоровую духовную семью. Она откроет нам искусство любить родину и служить ей. Она предохранит нас от всех соблазнов и извращений ложно понятого национализма.

5. Мы должны научиться чтить, и любить, и строить наш семейный очаг — это первое, естественное гнездо любви, веры, свободы и совести; эту необходимую и священную ячейку родины и национальной жизни.

6. Мы должны научиться духовному патриотизму; научиться обретению родины и передать это умение всем другим, кто соблазнился о своей родине и пошатнулся в сторону интернационализма. Мы должны понять, что люди связуются в единую родину силою веры, любви, внутренней свободы, совести и семейного духа, силою духовного творчества во всех его видах; и, увидев это, мы должны утвердить наше священное право быть единой, духовно великой нацией.

7. Истинный национализм есть как бы завершительная ступень в этом восхождении. И в нем, как в фокусе, собираются все другие духовные лучи. Почему ныне появились люди, сомневающиеся в правоте национализма? Потому что они представляют себе национализм в отрыве от веры, как проявление земной, обособляющейся гордыни; в отрыве от любви, как воплощение самомнения и жадности; в отрыве от совести, как систему агрессивности, кровожадности и хищности; в отрыве от органической семейственности, как произвольную и неискреннюю выдумку; в отрыве от патриотизма, как начало противодуховное и противокультурное… Кто же виноват в этих заблуждениях? Позволительно ли молчать при виде этого соблазна?

Нет, родившись в эпоху соблазна, соблазнами окруженные и одурманиваемые, мы должны противопоставить этим временным соблазнам вечные основы духовного бытия, необходимые человеку в его земной жизни. Эти вечные основы слагают единую духовную сферу, единый путь, который необходимо прочувствовать и усвоить; чтобы на вопрос «во что же нам верить», мы могли бы ответить живою верою: в Бога, в любовь, в свободу, в совесть, в семью, в родину и в духовные силы нашего народа; начиная с (Бога и возвращаясь к Нему; утверждая, что и любовь, и свобода, и совесть, и семья, и родина, и нация — суть лишь пути, ведущие к Его постижению и Его осуществлению в земной жизни человека. Знаем, что помимо этих путей к Нему ведут еще и иные пути: и наука, и философия, и искусство. Но об этих путях и связанных с ними кривых истолкованиях и соблазнах надлежит говорить отдельно»^[116].

Элокуцией (лат. elocutio — выражение) называется завершающий этап построения, на котором ритор создает текст высказывания. В этом разделе общей риторики рассматриваются средства словесного выражения замысла.

Понятие элокуции тесно связано с понятием стиля, поскольку стиль — система целесообразно отобранных и согласованных языковых средств, которые используются для выражения определенных смыслов. Выделяются стили языка, литературные и окказиональные.