Я сгреб Джеки в объятия, крепко прижал к себе. У нее тоже было плохое настроение. Никогда бы я не подумал, что крохотная табличка «СДАЕТСЯ ВНАЕМ» может так много значить.

— Что скажет мистер Генчард? — воскликнула Джеки, глядя на меня большими глазами.

Мистер Генчард вернулся к вечеру на шестые сутки. Мы сидели у камина, как вдруг он вошел с саквояжем в руках, черный мундштук. торчал из-под носа.

— Пф-ф, — поздоровался он с нами.

— Привет, — сказал я слабым голосом. — Рад вас видеть.

— Пустое! — непреклонно заявил мистер Генчард и направился в свою комнату. Мы с Джеки переглянулись.

Мистер Генчард ураганом вырвался из своей комнаты, совершенно разъяренный. В дверях гостиной показалось его искаженное лицо.

— Ротозеи наглые! — зарычал он. — Ведь просил же вас…

— Погодите минутку, — сказал я.

— Съезжаю с квартиры! — взревел мистер Генчард — Сейчас же!

Его голова скрылась из виду, хлопнула дверь, щелкнул ключ в замке. Мы с Джеки так и ждали, что старик нас отшлепает.

Мистер Генчард опрометью выбежал из своей комнаты, держа в руках саквояж. Он вихрем пронесся мимо нас к двери.

Я попытался остановить его:

— Мистер Генчард…

— Пустое!

Джеки повисла у него на одной руке, я завладел другой. Вдвоем мы ухитрились удержать его на месте.

— Постойте, — сказал я. — Вы забыли свою… э-э… птичью клетку.

— Это по-вашему, — ощерился он. — Можете взять себе. Нахалы! Я убил несколько месяцев, чтобы сделать этот домик по всем правилам, а потом еще несколько месяцев уговаривал их поселиться. Теперь вы все испортили. Они не вернутся.

— Кто «они»? — выпалила Джеки.

Недобрые глаза-бусинки пригвоздили нас к месту.

— Мои жильцы. Придется теперь строить им новый дом… ха! Но уж на этот раз я не оставлю его в чужих руках.

— Погодите, — сказал я. — Вы… вы в-волшебник?

Мистер Генчард фыркнул.

— Я мастер. Поступайте с ними порядочно — и они с вами будут поступать порядочно. А все же… — и он засветился грустью, — …не всякий может выстроить такой дом, как им нужно.

Он, казалось, смягчился, но следующий мой вопрос его снова ожесточил.

— Кто они такие? — отрывисто переспросил он. — Да Маленький Народец, конечно. Называйте как угодно. Эльфы, гномы, феи, тролли… у них много имен. Но они хотят жить в тихом, респектабельном квартале, не там, где вечно подслушивают, подглядывают. От таких штучек дом приобретает дурную славу. Нечего удивляться, что они съехали! А они-то… пф-ф!. они всегда вносили плату в срок. Правда, Маленький Народец всегда платит исправно, — прибавил он.

— Какую плату? — прошептала Джеки.

— Удачу, — пояснил мистер Генчард. — Удачу. А чем они, по-вашему, платят — деньгами что ли? Теперь придется делать новый дом, чтобы моя удача вернулась.

На прощанье он окинул нас сердитым взглядом, рывком открыл дверь и с топотом выскочил из дома. Мы смотрели ему вслед. К бензозаправочной колонке, что внизу у подножия холма, подъезжал автобус, и мистер Генчард пустился бегом.

Он сел-таки в автобус, но сначала основательно пропахал носом землю.

Я обнял Джеки.

— О Господи, — сказала она. — Он уже стал невезучим.

— Не то что невезучим, — поправил я. — Просто обыкновенным. Кто сдает домик эльфам, у того удачи хоть отбавляй.

Мы сидели молча, смотрели друг на друга. Накот нец, ни слова не говоря, пошли в освободившуюся комнату мистера Генчарда. Птичья клетка была на месте. Как и домик. Как и табличка «Сдается внаем».

— Пойдем к Терри, — предложил я.

Мы задержались там дольше, чем обычно. Можно было подумать, будто нам не хочется идти домой, потому что дом заколдован. На самом деле все было как раз наоборот. Наш дом перестал быть заколдованным. Он стоял покинутый, холодный, заброшенный.

Я молчал, пока мы пересекали шоссе, поднимались вверх по холму, отпирали входную дверь. Сам не знаю почему, последний раз пошли взглянуть на опустевший домик. Клетка была покрыта (я сам накинул на нее скатерть), но… бах, шурш, шлеп! В домике снова появились жильцы!

Мы попятились и закрыли за собой дверь, а уж потом решились перевести дух.

— Нет, — сказала Джеки. — Не надо подсматривать. Никогда, никогда не будем заглядывать под чехол.

— Ни за что, — согласился я. — Как по-твоему, кто…

Мы различили едва слышное журчание — видимо, кто-то залихватски распевал. Отлично. Чем им будет веселее, тем дольше они здесь проживут. Мы легли спать, и мне приснилось, будто я пью пиво с Рип Ван Винклем и карликами. Я их всех перепил, они свалились под стол, а я держался молодцом.

Наутро шел дождь, но это было неважно. Мы не сомневались, что в окна льется яркий солнечный свет. Под душем я мурлыкал песенку. Джеки что-то болтала — невнятно и радостно. Мы не стали открывать дверь в комнату мистера Генчарда.

— Может, они хотят выспаться, — сказал я.

В механической мастерской всегда шумно; поэтому, когда проезжает тележка, груженная необработанными обшивками для цилиндров, вряд ли грохот и лязг становятся намного сильнее. В тот день часа в три пополудни мальчишка-подручный катил эти обшивки в кладовую, а я ничего не слышал и не видел, отошел от строгального станка и, сощурясь, проверял наладку.

Большие строгальные станки — все равно что маленькие колесницы Джаггернаута. Их замуровывают в бетон на массивных рамах высотой с ногу взрослого человека, и по этим рамам ходит взад и вперед тяжелое металлическое чудище — строгальный станок, как таковой.

Я отступил на шаг, увидел приближающуюся тележку и сделал грациозное па вальса, пытаясь уклониться. Подручный круто повернул, чтобы избежать столкновения; с тележки посыпались цилиндры, я сделал еще одно па, но потерял равновесие, ударился бедром о кромку рамы и проделал хорошенькое самоубийственное сальто. Приземлился я на металлическую раму — на меня неудержимо двигался строгальный станок. В жизни не видел, чтобы неодушевленный предмет передвигался так стремительно.

Я еще не успел осознать, в чем дело, как все кончилось. Я барахтался, надеясь соскочить, люди кричали, станок ревел торжествующе и кровожадно, вокруг валялись рассыпанные цилиндры. Затем раздался треск, мучительно заскрежетали шестерни передач, разваливаясь вдребезги. Станок остановился. Мое сердце забилось снова.

Я переоделся и стал поджидать, когда кончит работу Джеки. По пути домой в автобусе, я ей обо всем рассказал.

— Чистейшая случайность или чуда. Один из цилиндров попал в станок и как раз куда надо. Станок пострадал, но я-то нет. По-моему, надо написать записку, выразить благодарность, э-э… жильцам.

Джеки убежденно кивнула.

— Они платят за квартиру везением, Эдди. Как я рада, что они уплатили вперед!

— Если не считать того, что я буду сидеть без денег, пока не починят станок, — сказал я.

Вскоре началась гроза. Из комнаты мистера Генчарда слышался стук — таких громких стуков из птичьей клетки мы еще не слышали. Мы бросились наверх и увидели, что там открылась форточка. Я ее закрыл. Кретоновый чехол наполовину соскользнул с клетки, и я начал было водворять его на место. Джеки встала рядом со мной. Мы посмотрели на крохотный домик — моя рука не довершила начатого движения.

С двери сняли табличку «Сдается внаем». Из трубы валил жирный дым. Жалюзи, как водится, были наглухо закрыты, но появились кое-какие перемены.

Слабо тянуло запахом стряпни. Подгоревшее мясо и тухлая капуста, — очумело подумал я. Запах, несомненно, исходил из домика эльфов. На когда-то безупречном крыльце красовалось битком набитое покойное ведро, малюсенький ящик из-под апельсинов, переполненный немытыми консервными банками, совсем уж микроскопическими и пустыми бутылками, явно из-под горячительных напитков. Возле двери стояла и молочная бутылка — жидкость в ней была цвета желчи с лавандой. Молоко еще не вносили внутрь, так же как не вынимали еще утренней газеты. Газета была, безусловно, другая. Устрашающая величина заголовков доказывала, что это бульварный листок.