— Мне кажется, что да, — сильно покраснев, неохотно от­вечала Вин.

— Некоторые из хорошеньких приказчиц нашего пер­чаточного отделения вышли замуж за важных особ с пятой Авеню. Их приятное занятие как раз подходит для этого. Молодые люди покупают к Рождеству дюжинами перчатки для своих красавиц, собираясь надеть на палец обручальное кольцо и переменить образ жизни. Может быть, я назначу вас в перчаточное отделение, если вы постараетесь быть там полезной.

— Я постараюсь сделать все от меня зависящее, куда бы вы меня ни назначили, мистер Мэггисон, — сказала Вин.

— Превосходно! Но теперь я хочу вам сказать кое-что частным образом, — заявил Мэггисон. — Я сказал вам, что говорили о вас в вашем отделении, чтобы узнать, как вы это примете. По-видимому, вас не очень возмутило предположе­ние, что вас могло нанять так называемое «благотворитель­ное общество», чтобы следить за возможными у нас упуще­ниями. Не потому, что у нас много таких упущений, в этом случае ваш труд был бы излишним. Мы даем нашим приказ­чицам стулья и все условия, каких требует закон, и нам не приходится слышать о жалобах наших приказчиков. Но, ко­нечно, мы не всемогущи. Ходят слухи, что случаются факты, которые до нас не доходят, мелкие проделки, стоящие нам денег. Служащие плутуют и даже воруют, нам приходится бдительно следить за всем. Но мы не в состоянии одновре­менно углядеть за всем. Поэтому, когда нам попадается пара зорких глаз, превышающих средний уровень, мы иногда счи­таем целесообразным…

— О, мистер Мэггисон, пожалуйста, не продолжайте, — прервала Вин управляющего. — Я бы предпочла, чтобы вы об этом не говорили, так как… я не хочу об этом ничего слышать. Я… я не хочу знать, на что вы намекаете.

Пришла его очередь покраснеть. Но перемена в цвете лица была у него еле заметна. Он великолепно владел собой. Он замолчал, продолжая пристально смотреть на нее. После этого взрыва Вин сидела безмолвно, затаив дыхание.

— Хорошо, — сказал он, — очень хорошо. Это было вто­рым испытанием. И оно сошло так же удачно, как и первое. Теперь вы поняли?

— Я… я не уверена в этом. Я…

— Вы только что сказали, что не хотите знать, на что я намекаю, а я хочу, чтобы вы это знали. Я снова испы­тывал ваш характер. Теперь я знаю, что он у вас прямой. Вы — хорошая девушка, мисс Чайльд, в такой же степени, как и хорошенькая.

Вдруг, именно в тот самый момент, когда она почувство­вала такое облегчение, что готова была расплакаться, Мэг­гисон резким движением нагнулся вперед и тяжело положил свою горячую пухлую руку на ее руку. Девушка вскочила, и его рука упала на стол. Ей показалось, что она слышит, как она оправдывается перед Сэди, объясняя ей свою опро­метчивость: «Я не могла вынести этого. Я не хотела. Мне было все равно, что будет».

— В чем дело? — спросил он громким голосом, при чем его лицо теперь действительно побагровело. Он продолжал сидеть, тупо уставившись в нее.

— Ничего, мистер Мэггисон, — сказала она, — я только думаю, что отняла у вас слишком много времени. Вы раз­решите мне уйти?

Говоря, она прямо и пристально смотрела в его глаза, словно он был животным, которое можно укротить, если не спускать с него своего взгляда и не обнаруживать страха. Винифред испугалась, но действовала так, как будто этого страха не было, и это было важнее всего. И, по-видимому, ее средство подействовало, по крайней мере, на короткое время.

Успокоившись, он сказал: «Да, вы можете идти, мисс Чайльд. Мне нечего больше сказать вам… в настоящее время, кроме того, что вы не будете назначены в перчаточное отде­ление.»

После своей беседы с мистером Мэггисоном, Вин в полной уверенности ожидала, что вместе с ближайшим конвертом с жалованьем получит отставку. Но этого не случилось: вме­сто этого и без всякого предупреждения она неожиданно была переведена из отделения блуз и дамских безделушек в игрушечное отделение.

Это было большим сюрпризом как для Сэди Кирк и Эрла Эшера, так и для самой Винифред. Она свалилась к ним, как снег на голову. И никто не мог сказать, было ли это наказа­нием или повышением. Ибо в игрушечном отделении работа для «рук» была более тяжелой, чем в отделении блуз и дам­ских безделушек, даже в дни, когда мисс Штейн была в пло­хом настроении. Кроме того, мистер Тобиас, заведующий этажом, в котором находилось игрушечное отделение, был жирным человеком, «с глазами на спине», тогда как Фред Торп был сущим ангелом. Зато, с другой стороны, здесь не только половина служащих были мужчины, но было также много покупателей — мужчин. Это делало отделение более оживленным, чем отделение блузок, и некоторые девушки ставили его на второе место после перчаточного отделения.

Когда Вин вместе с Сэди еще до 8 часов утра в первый раз пришла в игрушечное царство, как шутливо назвал от­деление Эрл Эшер, — она испытала странное ощущение. Де­кабрьское утро еще не начиналось, и хотя «Руки» уже жили подвижной деятельной жизнью, сверкающие белые шары, со­здававшие искусственный солнечный свет, независимо от погоды, еще не начали освещать помещения. Похожие на тени, приказчики вытаскивали светлые халаты из-под при­лавков. Голоса, раздававшиеся во мраке, напоминали крики обезьян в чаще лесов. Из мрака выплывали понемногу чудес­ные вещи — фантастический мир, игрушечное царство «Рук». Когда Вин напрягла свое зрение, чтобы разобраться в окружающей ее темноте, из глубины последней стали вырисовываться причудливые, неподвижные фигуры. Почти нату­ральной величины львы и медведи, и огромные ревущие па­вианы, размерами с пятилетнего мальчика, были располо­жены молчаливыми выразительными группами, в опасном со­седстве с беззащитными кукольными домами с открытыми фасадами: роскошными кукольными домами, достаточно большими, чтобы в них могли войти дети, и кукольными домами меньших размеров, годящимися только для кукол. Глаза, платья и золотистые локоны кукол привлекали к себе то небольшое количество света, которое здесь было, и все­общее внимание. Некоторые из кукол стояли в три ряда на полках с блестящими стеклянными дверцами. Другие выставлялись болтающими приказчиками на прилавках. Их помещали в игрушечных экипажах и автомобилях, или старательно укладывали в детские колясочки. Здесь были ходящие и говорящие куклы, а также куклы, умеющие всасывать настоящее молоко из настоящих бутылок своими оловянными желудками. Некоторые изысканно одетые фарфоровые парижские куклы с ресницами, с длинными волосами, срезан­ными с голов бедных детей, были почти таких же размеров и почти столь же аристократичны, как их могущественные владелицы-миллионерши. Их более скромные сестры из сред­него класса сочетали изящество с дешевизной и с гордостью указывали на обозначенную на них цену.

Эти нежные создания, милые в своих светлых платьях и заброшенные в рубашках, были самыми яркими пятнами в этом обширном темном отделении, блестя во мраке, как звезды, светящие сквозь негустые черные облака. Когда Вин стала членом царства теней, под началом у Сэди, она посте­пенно привыкла к мраку, и ее зоркий взгляд вызывал к жизни некоторые из этих странных предметов.

Она нашла здесь долгогривых шотландских пони, доста­точно больших, чтобы садиться на них верхом; знаменитых ирландских лошадок, покрытых настоящей кожей, и более простых, с ноздрями, как у ее хозяйки на Авеню Колумба. Джерсейские коровы из цветного фарфора, которых можно было доить, кротко уставилась в пространство большими стеклянными глазами. Ноев Ковчег, достаточных размеров, чтобы в нем могли жить звери, казалось, был выкрашен в излюбленные цвета Бакста. Пугливые лица выглядывали из-за решеток клеток зверинца. Ослики и китайские мандарины покачивали, в знак приветствия, головами, забывая остано­виться. Целый выводок драконов в миниатюрных автомоби­лях помещался в похожих на настоящие гаражах. Тут же находился игрушечный театр, изображавший сцены из на­стоящих пьес. Почти все игрушки имели механический за­вод и были устроены так, чтобы выполнять веления современного ребенка.