Устроившись в кресле за широким столом, Алонсо Педрариас жестом предложил гостям сесть. Альвар занял стул напротив. Кампо-Бассо встал у двери, скрестив руки на груди. Взгляды судовладельца и идальго встретились.

За три дня плавания Альвар посещал каюту капитана впервые. Хватило бы и мимолетного взгляда, чтобы понять, каким большим состоянием обладал этот человек. За массивной дверью хранились лучшие навигационные приборы, свитки с картами, стеллаж с книгами, напольные ковры, кровать с балдахином и многое другое, что превращало каюту в роскошный дом. За спиной Педрариаса, между двух высоких витражных окон, висела старинная гравюра в раме из красного дерева. Выполненная методом ксилографии черной тушью на пожелтевшем пергаменте она демонстрировала покровителя мореплавателей — святого Христофора плывущего в лодке с крестом в руках.

Бородатый капитан расстегнул верхние пуговицы темно-синего дублета, откупорил зубами бутыль вина и наполнил стаканы. Один протянул гостю.

— Раз уж вы здесь, сеньор Диас, к вам просьба. Перестаньте гонять моего старпома в трюм по десять раз на дню. На борту у него хватает работы.

— Пусть отдаст сержанту Мартинесу ключ от укрепленного помещения на носу. Это облегчит жизнь всем нам.

— Этот ключ подходит и к другим дверям, за которыми мы храним ценные товары. Гомес — единственный человек, которому я доверяю. Он и я отвечаем за сохранность груза. Не нахожу причины по которой должен отдавать ключ неизвестно кому.

Последние слова Педрариас произнес глядя в потолок, тем самым намереваясь задеть самоуверенных конвоиров. Альвар проигнорировал выпад. Лишь Кампо-Бассо, обладавший тонким чувством собственного достоинства, что-то прорычал в ответ.

— Не волнуйтесь, сеньор Диас. Никуда ваш немецкий живорез не денется.

— Он не мой, — с отвращением произнес Альвар. — В данный момент, согласно договору, он висит на вашей шее.

— Не надо нам такого счастья. Говорите, зачем пожаловали?

— Мартинес доложил мне, что сегодня утром видел постороннего человека в трюме. Он крутился рядом с форпиком, где содержатся преступники.

— Наверное, один из наших гостей…

— Вот именно, — резко оборвал Альвар. — Почему на судне посторонние лица? Вы нарушаете условия договора. К тому же я просил выделить мне двух часовых в помощь надзирателям.

— У меня нет свободных людей. Что до посторонних, то вместе они заплатили мне больше, чем корона. Не забывайте, я должен зарабатывать на жизнь.

— Готов поспорить на годовое жалование, что вы это давно сделали, — подал голос сержант, беглым взглядом окинув роскошную каюту.

— Предупреждаю, капитан Педрариас, вы ходите по краю пропасти. Хотите вы того или нет, но у нас есть новый король. Рано или поздно он вернется. Я понимаю, что корона платит вам малую толику того, что тратит на войну, пиры и развлечения. Тем не менее, заблуждение в том, что о вас все забыли, не дает вам права на мятеж.

— Что? — капитан даже привстал, вперив в идальго яростный взгляд. — Объяснитесь немедленно!

Идальго обратил внимание на обнаженную шпагу, чье граненое лезвие украшало клеймо толедских оружейников. Клинок лежал на столе под рукой у капитана. Настоящая благородная сталь, такая же, как у него.

— Вам нехорошо, капитан? Перебрали пальмового масла? — Альвар выложил на стол комок сушеных листьев. — Я тоже бывал в западной Африке и как-то раз пробовал его. Странный вкус и запах.

— Какое масло? О чем вы? — растерялся Педрариас, неубедительно изобразив удивление. — Причем тут Африка? Последний раз я был там четырнадцать лет назад. Я не португалец и у меня нет разрешения покидать пределы королевства.

— Мавры делают это масло из плодов особых пальм. Такие пальмы во множестве растут только на западном побережье Африки. В следующий раз, когда повезете контрабанду, советую воспользоваться испанскими сорными травами, вместо того чтобы умягчать содержимое ящиков ветвями этого редкого дерева.

Воцарилось молчание. Капитан долго барабанил пальцами по столешнице, бросая взгляд сначала на листья, потом на Альвара, а затем медленно встал и пробормотал:

— Этого я не предусмотрел.

Альвар тоже поднялся и, не притронувшись к вину, направился к двери.

— Сомневаюсь, что невежественные таможенники из Каса-де-Контратасьон когда-нибудь об этом узнают. Все же я настоятельно рекомендую вам запастись соломой.

— Спасибо.

— Не благодарите. Я хочу, чтоб с этого же дня вы выделили двух моряков в помощь сержантам и запретили гостям судна приближаться к заключенным.

Сквозь щель между закрывающейся дверью и косяком Альвар увидел мрачное лицо судовладельца. Педрариас стоял за столом, опустив руки и голову, но по-прежнему исподлобья наблюдал за разоблачителем. Вот он покорно кивнул, и дверь закрылась.

— Ловко вы его, — усмехнулся Кампо-Бассо, спускаясь за идальго по лестнице в трюм.

— Просто повезло. На дурака не нужен нож.

Щелкнул дверной замок. Амин открыл глаза. Напротив стоял Альвар Диас. В руке идальго держал масляный светильник. Он подошел к Бомбасту и проверил цепи, потом уселся на бочку рядом с молодым узником. Они долго смотрели друг на друга, пока наконец Амин не решился спросить:

— Будете бить?

— Нет. Я приказал Кампо-Бассо тебя не трогать. Хочу, чтобы ты последнюю неделю жил как человек.

— Тогда позвольте выходить на палубу? Я хочу видеть море и закат, почувствовать ветер в волосах.

— Тоскуешь по свободе? — холодно улыбнулся надзиратель. — Все вы говорите одно и тоже, попав в застенки. Поздно жалеть. Нужно было думать о свободе раньше, но ты думал только о себе.

— Да что вы можете знать об этом? Я не выбирал этот путь.

— Даже не вздумай углубляться в философию! — повысил голос идальго так, что Амин невольно вздрогнул. — Даже самое последнее ничтожество, отсидев в тюрьме, считает себя умудренным жизнью. В действительности же такой человек просто куча навоза, потому что у него не хватило сил жить так, как живут обыкновенные люди.

— Вы не похожи на человека, который сидел в тюрьме.

— Верно. Я похож на человека, который двадцать два года убивал таких как ты, тех, кто решил, что может брать, ничего не отдавая взамен…

Альвар запнулся. Амин заглянул ему в глаза, но не нашел в них ничего кроме смятения. Сеньор Диас напоминал ему человека умиравшего от жажды рядом с родником. В телеге Амин часто притворялся спящим, чтобы слушать разговоры конвоиров. Так он узнал, что седовласый идальго неплохо разбирался в людях, часто путешествовал, был опытным фехтовальщиком, а теперь, как выяснилось, еще и наемным убийцей. Амин часто видел его размышляющим над чем-то, что не давало ему покоя ни днем, ни ночью. Возможно, его мучила совесть.

— О чем вы все время думаете? — не выдержал и спросил юноша. — Вы тоже совершили что-то плохое?

— Предлагаю честную сделку. Ты — мне, я — тебе, — внезапно отозвался Альвар, как будто только этого вопроса и ждал. — Ты сказал, что должен быть с этим душегубом до конца. Почему?

— Вы скажете, что я сумасшедший.

— Может быть, так оно и есть? После стольких убийств. Даже профессиональные солдаты иногда теряют рассудок. Все равно стоит попытаться. Если расскажешь, не так страшно будет засыпать одному по ночам.

— Я не один… — запнулся Амин. Он подумал о сестре, но идальго видимо решил, что речь шла о Бомбасте.

— От него мало проку. Эта груда мяса все время дрыхнет. Тебе нужен мыслящий человек, способный понять твою боль.

— Да что вы знаете о моей боли!

— Может быть, пришло время облегчить страдания? Всегда проще, когда кто-то слушает. Я, например, умею слушать. Мне грустно видеть, возможно, невиновного парня, который болтает сам собой и не может покинуть одержимого убийцу, ссылаясь на какой-то закон возмездия.

Жалость хуже ножа режет. Амин недооценил идальго. После такого вступления любой другой беспомощный узник стал бы велеречивее бродячего проповедника, но только не он и не теперь. Альвар Диас оказался дьявольски хитер, но как же это мерзко — утолять любопытство, прикрываясь состраданием.