Придав своему голосу резкий оттенок, она сказала:

— Как ты можешь думать, что я сделаю такую глупость? Мы почти не знаем друг друга, друг другу не доверяем и уж, конечно, не любим друг друга!

Ах… Его лицо было совсем рядом. Она различала золотистые кончики его густых темных ресниц. И что-то в этих бездонных зеленых колдовских глазах притягивало ее, без труда подчиняя его воле.

— Любовь — иллюзия, — не согласился он. — Кому она нужна? Люди оправдывают ею примитивную потребность в продолжении рода. Что же касается меня, то я тебя знаю очень хорошо. Благодаря Мартину, я знаю тебя не хуже, чем других. Сначала мне просто нравилось то, что он мне о тебе рассказал, а когда я тебя увидел, то понял, что хочу тебя. Желание переспать с тобой поразило меня своей примитивной животной силой. Я уже говорил тебе, что решил наконец-то обзавестись семьей. А если так, то, — он обезоруживающе улыбнулся, в то время как его рука трогала ее бесстыдно пробудившуюся для ласки грудь, вызывая сладкие мучения, — зачем мне тратить время на поиски подходящей пары, лицемерно ухаживать за кем-то, когда женщина, которую я хочу, находится рядом.

Селина открыла рот, чтобы запротестовать, сказать ему, что она скорее умрет, но он не дал ей договорить, прижавшись губами к ее губам, а потом прошептал:

— Со временем мы научимся доверять друг другу. А из доверия родится уважение. Мне этого хватит. А тебе… — И вновь их губы встретились. Нехотя оторвавшись, он вглядывался в ее глаза и, видя легкий, еще не совсем потухший огонек враждебности в золотистой глубине, зашептал: — А тебе будет приятно сознавать, что ты спасла дядюшкино дело, его дом и репутацию, и еще сделала то, что до тебя делали тысячи других — вышла замуж по расчету. Ну а нам достанется в награду наша сексуальная гармония. — Движением руки он накрыл ее грудь, которая уже сама рвалась навстречу через стеснявшее ее кружево, голос его прерывался, когда он спросил у нее: — Хочешь, я прямо сейчас тебе это докажу?

— Пожалуйста, не надо! — Селине не нужно было ничего доказывать. Она прекрасно знала, как непреодолимо ее влечет к нему. Стоило ей увидеть его или ему дотронуться до нее, как эта всесокрушающая сила лишала ее разума.

Ее взволнованный протест он заглушил поцелуем. Адам заметил раньше, что между ними не было противоборства. Ее последняя связная мысль, до того как страсть полностью овладела ею, была о том, что, может быть, с ним происходит то же самое, что он испытывает столь же непреодолимое желание…

Слепо повинуясь чувству, ее руки скользнули в расстегнутый ворот рубашки и уперлись в его широкую обнаженную грудь, потом она обхватила его плечи, впиваясь пальцами в пылающую кожу, в то время как его язык исследовал ее сладкий и жаждущий ласки рот.

У нее кружилась голова от новизны его ласк и своих ощущений. Это было божественно, и неважно, что ее чувства были настолько сильны, что не подчинялись разуму и воле. Она прижалась к нему сильнее, но ей хотелось быть еще ближе, а мозг отказывался работать, как вдруг, приведя ее в крайнее возбуждение, он отодвинулся, руки его прекратили ненасытно и нежно ласкать ее стонущие груди, он оторвал свои губы от ее рта и отстранил ее руку, жадно теребившую мучительно интригующую границу на его поясе.

— Вот сколько восторга, — сказал он с усмешкой. — Из-за легкой сухости во рту его голос звучал еще более хрипло. Легкая самодовольная улыбка играла на его красивых чувственных губах, глаза были лукаво прищурены.

— Ведь мне даже не нужно было тебе ничего доказывать, правда? Признайся, крошка.

Этого она не сделает. Ей еще никогда в жизни не было так стыдно за себя. Поэтому ее продолговатые золотистые глаза загорелись мрачной ненавистью, потом засверкали, как клинки мечей, он же пожал плечами, отпустил ее руки и сказал:

— Мы упрямые, да? — И нагнулся, чтобы поднять оторванные ею в страстном порыве пуговицы его рубашки.

Плавно развернувшись на каблуках, он встал к ней лицом, подкидывая на руке перламутровые пуговицы. Выражение его лица в этот момент было непроницаемым. Селина посмотрела на ковер. Вид обнаженной мужской груди смущал ее, и она покраснела.

Как же она могла? Как могла она наброситься на него, чуть ли не насилуя его, сдирая с него одежду, опьяненная желанием как можно теснее прижаться к нему? Она была противна самой себе. Но хуже всего было то, что он считал, что они сексуально очень подходят друг другу. И она тут же бросилась вперед и доказала, что он прав, черт возьми!

Пытаясь успокоиться и восстановить утраченное чувство достоинства, она усилием воли заставила себя дышать ровнее; когда прошло крайнее смятение, она услышала его холодный голос:

— Тебе нужно уходить. Я думаю, ты еще успеешь навестить Мартина, но до этого я хочу, чтобы ты попробовала узнать, где Доминик. Я сам сегодня вечером собираюсь поехать в больницу и хотел бы знать, где этот негодяй.

Он ее выпроваживал! Что-то похожее на разочарование пронзило ее холодом, но, скрыв ненужные эмоции, она резко сказала:

— Ты мне приказываешь? Тебе он нужен, так ты и ищи его, — и посмотрела ему прямо в глаза. Слава богу, что он уже застегнул рубашку, хотя она и не сходилась там, где не было пуговиц. Воспоминание об обстоятельствах, при которых они оказались оторванными, заставило ее снова почувствовать тягостную неловкость. Поэтому она встала и со всем высокомерием, на какое только была способна, сказала: — Подай мне мое пальто, пожалуйста. Я не знаю, куда ты его забросил.

Ей хотелось выбраться отсюда как можно скорее. Она предполагала, что он отвезет ее домой, где она оставила свою машину, и ей придется еще немного потерпеть его ненавистное присутствие. Уголки ее недовольно сжатого рта опустились, когда он поднял с пола ее кожаное пальто и, кидая его ей, произнес:

— Найди его ты. У меня есть более важные дела. И ты лучше знаешь, у какой из своих сегодняшних подружек он скорее всего обосновался.

Сердито вскинув голову в ответ на его приказной тон, она все же спохватилась и проглотила свой отказ выполнить его поручение, вспомнив, что он ей говорил раньше. Ее сознание тогда было отключено. Он — как бы это сказать — отвлекал ее. И сейчас она выступила с обвинением:

— Ты что-то говорил о том, что Доминик тянет из фирмы деньги. Что конкретно ты имел в виду? Думаешь, я верю хоть одному твоему слову?

— Нет? — и он чуть приподнял брови с насмешливо-холодным видом. — Стоит только заглянуть в бухгалтерские документы, и я тебе докажу это. У меня достаточно оснований, чтобы от имени банка привлечь его к суду. Он пересек комнату, поднял трубку телефона и нетерпеливо стал набирать номер.

Шокированная его ледяной откровенностью, Селина замолчала, уставившись в его широкую спину, в то время как он требовал по телефону:

— Мне нужна машина через десять минут. — Отрывисто сообщив адрес, он с холодным видом повернулся к ней, и страх охватил ее, когда он сообщил почти с полным безразличием: — У меня нет времени, чтобы отвезти тебя самому, но я говорил совершенно серьезно, когда требовал найти Доминика. Когда тебе это удастся, предупреди его, что ему стоит хорошенько подумать, прежде чем удрать из страны, прихватив кругленькую сумму денег, принадлежащих банку. Я его найду, где бы он ни оказался. И чем больше неприятностей доставит он мне, тем хуже для него.

— Это действительно так? — прошептала потрясенная и побледневшая Селина, вглядываясь в его прищуренные глаза и пытаясь найти там ответ. Он медленно кивнул головой, и что-то похожее на сочувствие смягчило его голос, когда он стал объяснять:

— Поверь мне, дорогая. Он ворует уже много лет, но с тех пор, как Мартин отдалился от дел из-за болезни, у него появилась жадность.

Он прошел к окну, выглянул на улицу, затем бросил нетерпеливый взгляд на часы, и Селина подумала, что ему не терпится отделаться от нее. Но раздумывать над тем, почему это должно обижать ее, она сочла глупым и ненужным, поэтому строго спросила: