— Ничего. И так и эдак. — Теет сделал неопределенный жест. — Могло быть хуже.
Громко стуча деревянными башмаками по мраморному полу, он провел гостей в переднюю.
— Вот холодина-то, — смеялся он, принимая у них пальто. — Зимы суровые, да и мы не молодеем. Но я бы сказал, господин ван Зипфлих держится в форме. Восемьдесят лет, а еще молодцом. Такой богатырь, такой богатырь.
Он подозрительно взглянул на Мартышку, но ничего не сказал. Когда все наконец освободились от верхней одежды, Теет пошел вперед по коридору и широко распахнул перед гостями дверь.
Господин ван Зипфлих сидел возле камина в старом, видавшем виды кресле. Комната была просторная, мало заставленная и, несмотря на хмурый ноябрьский день, удивительно светлая. Низенький круглый журнальный столик рядом с креслом был завален книгами, а поверх них еще газетами и журналами. Тускло-зеленый, сильно вытертый ковер застилал лишь малую часть потемневшего дощатого пола. Тут же стоял шкаф и массивный старомодный диван. Стены были голые, кроме маленького пейзажа кисти местного художника. Последний раз кронпринц был здесь почти год назад, и, когда вошел в комнату, у него возникло странное чувство: он будто заново узнавал предметы, ведь кое-что успело забыться.
Старик в кресле походил на потухший, но еще не остывший вулкан. У него было красное лицо, жидкие седые пряди волос клочьями облаков окружали лысину, резко выделяясь в холодном послеполуденном свете. Он курил сигарету, и из крупных, заросших волосами ноздрей то и дело вылетали струйки дыма. Книзу он был словно еще шире. Пиджак, жилет и панталоны фалдами спускались с его огромного тела. Дедушка очень постарел с тех пор, как мальчик последний раз видел его. Сначала, когда вся компания ввалилась в комнату, старик остался в кресле, будто испугался или не желал их видеть. Но потом он погасил сигарету в никелированной пепельнице и встал гораздо проворнее, чем можно было ожидать. Улыбаясь и протягивая руки, он пошел им навстречу. Кронпринцу показалось, что на них движется гора. Сначала дедушка поздоровался с детьми, погладив их по головке огромными красными руками и насмешливо и игриво подмигнув.
— Наш наследник все поправляется и здоровеет, как я погляжу, — пророкотал он, сжимая кронпринцу плечо. — Можно рассчитывать, что наш род не переведется в ближайшее время. Ха-ха!
— А меня вы как находите? — Мартышка кокетливо склонила голову набок. — Красивая я?
Дедушка поднял ее, так что их лица оказались на одном уровне. Мартышке это пришлось не по вкусу, она постаралась отвернуть нос подальше в сторону. Дедушка свел брови и осуждающе оглядел ее.
— Очень красивая, — сказал он. — Не надо только себя уродовать. Обещай мне никогда больше не мудрить над своим лицом.
Мартышка задрыгала ногами.
— Нет! — завизжала она. — Нет!
Пришлось дедушке спустить ее на пол.
— Как жена? — спросил он папу. — Ей вроде пора уж родить, а?
— В начале декабря, — виновато ответил папа.
— А у вас как дела? — обратился дедушка к тете Каролине и дяде Йоопу.
Дядя с энтузиазмом ухватился за протянутую ему большую красную руку.
— Хорошо, очень хорошо!
— Соответственно обстоятельствам, — сдержанно добавила тетушка.
Пока шли приветствия, Теет рассеянно и устало улыбался и потирал руки.
— Поставить, что ли, чайник? — предложил он, улучив момент.
Дедушка кивнул, и Теет, тяжело ступая, вышел из комнаты.
Остальные расселись: дедушка в свое кресло, тетушка — в другое, а папа, дядя Йооп и кронпринц заняли диван. Мартышка попросила брата уступить ей место, потому что на ней плиссированная юбочка; она должна быть в полном порядке, когда все отправятся на кладбище. Ее просьба была беспрекословно удовлетворена, и кронпринц пристроился на полу у ног отца. Но Мартышка не сразу заняла предоставленное ей место, так как ей разрешили принести из шкафа сигары. С церемонным книксеном она предложила одну дяде Йоопу и одну папе, который закуривать не стал, а положил сигару на подлокотник.
— Эрнста мы пока обойдем, — пошутил дедушка и, прищурясь, посмотрел на кронпринца.
Все уже приготовились плести словесную паутину.
— Сегодня, — начал дедушка чуточку официально и потому высокопарно, — мы поминаем усопших. Для меня это не пустяк, потому что в моей жизни мало-помалу оказалось больше мертвых, чем живых. Вы небось не знаете, что позавчера ночью скончался Ромвиль?
Тетушка сделала большие глаза.
— Да что ты говоришь!
Госпожа Фонк нашла его около половины первого в кресле мертвым. По ее словам, она весь вечер возилась в кухне и зашла, только чтобы погасить свет. Тут-то она и увидела, что господин Ромвиль сидит в кресле, свесив голову на плечо и сжимая в руке пустой стакан. На коленях в лужице вина плавала трубка.
— Это опять же доказывает, что провидение существует, иначе случился бы пожар или по крайней мере дырка в ковре, — завершил дедушка свой рассказ.
Дядя Йооп громко рассмеялся, а тетушка, желая утешить отца, сказала:
— Что ж, он был уже в таком возрасте…
— Возраст у него такой же, как у меня, — возразил дедушка.
— Бедный господин Ромвиль, — сочувственно произнесла Мартышка, будто очень хорошо его знала, — Он на самом деле умер?
Дедушка не мог отрицать этот факт.
— Какая жалость, — вздохнула она. — Но люди ведь на самом деле не умирают, правда, дедушка? Во всяком случае, не совсем?
— Считай, что умирают, — с непонятным раздражением отрезала тетушка.
А дед снова рассмеялся.
— Нет, Мари-Сесиль, — лукаво улыбаясь, сказал он. — Это только кажется. После смерти люди обращаются в привидения и, грохоча цепями, бродят в старых домах. Предпочтительно в тех, где они жили.
Мартышка вскинула руки к очкам и взвизгнула в притворном ужасе. Как ей удавалось так непринужденно вмешиваться в разговор, не вызывая порицаний? Для кронпринца два года разницы между ними составляли целое поколение. Ну кто она? Просто дерзкая и смешная девчонка. Ей главное привлечь к себе внимание. Для этого она задает всякие глупые вопросы, обезьянничает, перенимая манеры взрослых, и всех это забавляет, всем она почему-то нравится. По сравнению с сестренкой он чувствовал себя старым и мудрым, но зато неуклюжим и беспомощным. И все-таки сейчас она ему помогла. Один вопрос вертелся у него на кончике языка, и благодаря Мартышке представился случай задать его.
— А как же душа, дедушка? Душа ведь бессмертна?
— Нет, вы послушайте! — засмеялся старик. — Из этого парня, может, еще будет толк. От человека всегда что-то остается, Эрнст, — продолжал он. — Каждый хоть чуточку да изменяет мир, к лучшему или к худшему, и случается, остается жить в воспоминаниях ужасно старых людей вроде меня — если он, конечно, не пустое место, потому что душа — это сам человек, его личность.
Свой ответ дедушка адресовал не непосредственно кронпринцу, но всей компании в целом.
Кронпринц мало что понял из дедушкиных слов. Понаторевший в воспитании детей дядя Йооп сразу это заметил и решил, что должен помочь мальчику, упростив формулировку.
Он наклонился к кронпринцу, дружелюбно и проникновенно глядя ему в глаза.
— Если ты очень хороший, твоя душа отправится на небо, а если плохой — тогда в ад. Но большинство людей сначала попадает в чистилище, чтобы очиститься от скверны.
— Потому что жизнь оскверняет твою душу, — сказал папа.
Папа редко принимал участие в общем разговоре, но если что-нибудь скажет, то непременно туманное и загадочное.
Объяснение дяди Йоопа было вполне понятно, хотя и не имело отношения к тому, о чем спрашивал кронпринц. Но после замечания папы мальчик окончательно потерял надежду постичь суть дела. К тому же тетушка явно нервничала, она трижды снимала и надевала обручальное кольцо и наконец раздраженно заявила:
— Незачем обсуждать эти вопросы в присутствии малышей. Что дети могут понимать в таких вещах? Только голову им заморочите. Счастливее они от этого не станут.