− И как ощущение? - спросила Чили, перебарывая желание отвернуться.

  На подобный вопрос, Лонко, сбивший ноготь, прищемив палец дверью, ответил: оргазм в корне кубическом.

  − Нормально. Из-за слюны этой твари пол ноги занемело, − успокоил Паха. − Хоть огнем жги, не почувствуешь.

  Чили презрительно скривилась. А она-то думала! Рэмбо!?

  Паха бесстрастно втыкал в рассеченную плоть иглу, протягивал нитку и накладывая шов за швом.

  − Вообще-то шить это женское дело, − говорил он ровным спокойным голосом.

  − А ху-ху не хо-хо? - последовал ответ истинной амазонки.

  Паха её слов не понял. Он довел операцию до окончания. Прилепил поверх раны прихваченный лист подорожника и завязал грязной тряпкой, то бишь бинтом. Помотал ногой.

  − Готово!

  Встал и прошелся. У Чили вкралось сомнения. Не соврал ли на счет безболезненности, уж больно осторожно наступал. И утвердилась в подозрении, когда он перестарался с дрыганьем ногой и закряхтел.

  − Завтра здесь будем, − сообщил он, убирая свое хирургическое хозяйство.

  − А вернемся когда? - спросила Чили. - Меня ребята ждут.

  − Видно будет, кто кого ждет и сколько ожидальщиков осталось. Тюхалы караван меньше десятка не набирают.

  Ночью Паха беспокоился, ворочался, тер зашитую ногу. Чили щадя мужское самолюбие, претворялась крепко спящей. Чего врал Рэмбо покусанный?

  Утром, едва продрав глаза, Паха вытряхнул трофейный рюкзак. Принялся перебирать кучу.

  − О! Целка! - забывшись, радостно вскрикнул он. - Целлофан то есть.

  Предъявил Чили рулончик пищевого полиэтилена.

  − Патроны. Два рожка!? Барствуем! Жалко автомат утоп. Пригодился бы. У тюхал оружие путячее. Не говно. Так ... тушенка? Годится. Еще что? Рис!! Рисик!! - Паха так обрадовался, что поцеловал пакет. - Бутль? Что в бутле? Масло... маслице... масадло..., − открыл пол-литровую бутылку, понюхал. - Можно выкинуть. Прогоркло. А это? − Покрутил в руках плоскую банку с ключом. − Рыба что ли?

  На баночной этикетке рисунка нет, но витиеватая надпись хорошо видна ,,Скумбрия". Ниже ,,Рыбные консервыˮ.

  − Ты что? Читать не умеешь? - брякнула Чили вперед, чем догадалась, права она.

  − Не пригодилось, − не огорчился Паха, продолжая ревизию добычи.

  Чили даже не нашлась, как поступить. То ли ,,оборжать" его, то ли посочувствовать. Читать не умеет?! Какой век на дворе?

  − Армейский паек? - подивился Паха.

  Потряс коробку, разорвал упаковку. Выбрал галеты, несколько пакетов с сублимированными порошками, соль, перец, сахар, кофе, чай, спички. Остальное: сладости, консервы оставил.

  − Американские. Одна соя. Вот у русских, для летунов, то да! То жратуха!

  Он радовался каждой вещи и всякой мелочи, что находил в рюкзаке. Но откладывал в сторону только часть. В понимании Чили, рядом с полиэтиленом из разряда необходимейших. Патроны, продукты, фонарь, походная пила и другое.

  − Не много, − оценил количество добычи Паха.

  − Мародерство, гнилит вкус победы, − с назиданием произнесла Чили.

  − Но помогает выжить, − не стал отрицать он. - Не особо разборчивым и небрезгливым.

  − Оно и видно, − Чили подпнула к полиэтилену колоду карт. Голые красотки предлагали себя в немыслимых проекциях.

  − Разнообразят вам досуг, когда нету рядом сук, − ответил Паха старым солдатским присловьем. Занятную коллекцию бросил в огонь. Как Чили подметила с сожалением.

  Ненужное Паха ссыпал обратно в рюкзак.

  − Пойду, гляну второго.

  Вернулся не скоро и в расстроенных чувствах. От второго добычи не досталось. Ночью шакалы растерзали мертвяка и разорили рюкзак. Все что можно сожрать сожрали, все что можно погрызть погрызли. Не востребованное пометили струями половых желез. Винторез (до него не добрались) брать не стал. Цевье при падении раскололось, патронов мало и днем с огнем не достать. А таскать лишнюю тяжесть не то положение.

  − Паскудные твари. Ничего не оставили, − возмущался Паха. - Я в тюхалу целую очередь всадил. И каков прибыток? Ноль! Их семенной секрет бензин не берет, − не мог он успокоиться. - Год пролежит, а не выветрится!

  Чили так и подмывало ввернуть слова её молодой учительницы. По биологии человека.

  − Мужикам лишь бы кончить, а последствия пусть другие расхлебывают.

  Почему не ввернула? Ну, не все глупости любимых учителей, стоит запоминать и повторять.

  На обжитом месте задержались на два дня. На время выздоровления Пахи, хозяйственную работу Чили взяла (взвалила!) на себя. Явно не обдумано. Варила суп, получилась каша, да еще пригорела. Откуда ей знать, что рис впитывает воду? Ниоткуда. В жизни такой крупы не видела, не готовила и не ела. Пошла чистить котелок в пруд и благополучно утопила его. Проклятая лягва квакнула под руку, котелок буль! и прощай. Паха с полчаса дрючком выуживал. С рачительным ведением хозяйства и сбережением пищевых ресурсов прокол вышел. Разделила банку тушенки на две части, одну в суп другую на потом. Заначка к утру протухла. Выходило надо было сожрать всю сразу. Из экономии.

  От нечего делать, в спокойную и свободную минуту, Чили рассказывала Пахе про Armpit и про Сталкеров, Рапторов, Крестоносцев и прочих знакомых ребят. Рассказывала воодушевленно, в подробностях. О великих серых просторах, великих серых горах, великих серых реках, о коварных и кровожадных тварях.

  Паха был хорошим слушателем. Инициативным. Не отмалчивался. Иногда спрашивал, иногда уточнял подробности и попусту не перебивал. Лишь однажды. Когда она вдохновенно повествовала об охоте на грозного тираннозавра, пожирателе всех и всего.

  − А знаешь кто самый-самый?

  − Динго, − уверенно произнесла Чили. Престозух может и выглядит ужасающе, но эти твари прикончили Феликса и гнались за ней.

  − Москиты. В Неделю дождей их приносят ветра с Великих Болот. А с ними малярию. Раньше, говорят, хворь лечили. Сейчас нет. Гарантировано туда, − Паха указал в небо.

  − Вот эти вот? - Чили на ногте показала размер опасности.

  − Ага. Вот эти.

  − И спастись нельзя? - недоумевала Чили. Москиты? Мелюзга!

  − Можно. Если ветер будет дуть в другую от тебя сторону. Такое вот незамысловатое лекарство.

  − Тупизм конкретный. Умереть от укуса какой-то малюсенькой, даже не твари − пакости!

  − Конечно, глупо.

  − И что совсем-совсем никаких шансов?

  − Почему же есть один.

  Какой способ он не открыл. Она, разобидевшись, не спросила. Хотя глупо обижаться и не на что.

  Паха просто так не разлеживался. Занимался интенсивным лечением ноги − смазывал кедровой живицей из бутылочки и не расставался с биноклем, осматривая округу. Наблюдения настроения не прибавляли.

  Хлопоты у костра доконали Чили. Чтобы не изводиться у огня в жаре, надо встать рано. А как встанешь, если спать охота? А спать охота, ночью комарье жрет и ничего от него не спасает. Пока растележишься (Пахино словцо) завтрак к обеду готов, обед к ужину, а ужин к первым звездам. Все бы ничего имей она возможность смыть с себя пот и соль трудов, но вода вот она под боком, а нельзя! Нельзя в реку! Хоть в болото-то, к лягве, можно?!

  На все просьбы и требования Паха непреклонно отвечал так.

  − Грей воду и купайся.

  − Как же в котелке купаться, − злилась Чили.

  − А так! В кружку и на голову. Или на ладошку и... Сказано, в воду не лезь, вот и не лезь. Я же терплю.

  − Ты можешь полгода терпеть...

  − За полгода не скажу, − припомнил Паха утешить исстрадавшуюся по мытью деву. − Однажды, почти два месяца воду только во фляжке и видел. Потом неделю откисал, из реки не выходил.

  Второй вопрос, который оставался не решенным, вопрос возвращения. Чили даже пригрозила.

  − Мне нужно к заводу! Нет!? Одна пойду!

  − Зачем интересно знать?

  − Там ребята.

  − А они что там оставили?

  − Надо.

  − То, что надо давным-давно растащили. Еще до моего рождения. Боезапас подчистую вымели. Ни патрона не оставили. Нет там никакого завода, и не было. Склады армейские.