− А прешься куда?

  − Туда.

  − А я где прошел?

  Чили осмотрела ровное место, где само собой напрашивалось срезать угол. Она и хотела.

  − Ты видишь?

  − Вижу, − оторопь прошла и Чили сердилась. Чего привязался?

  − Видит она! А это видишь? - Паха ткнул пальцем в обойденное им ровное пространство. − Ни одного следа нет. Ни птицы, ни ящерицы, ни букашки. - И повысил интонацию. - Ни травинки не растет!

  Чили кивнул так и есть.

  Для наглядности Паха кинул на песок половину раковины беззубки. Ничего не происходило. Секунд десять. Потом песок стал быстро оседать, образовывая воронку. Оп! и нет ротозея.

  Паха развел руками - комментировать надо? Она прокомментировала. Про себя. Что-то вроде ,,заеб...л!ˮ.

  Время к полудню. Печет немилосердно. Куртка от пота прилипла к спине. Рюкзак (не зря его Паха припарком обозвал) горячее печки! Чили кажется, ноша вот-вот её одолеет и придавит к песку. Она поглядывает на Паху в надежде, что тот шестым или десятым чувством поймет - пора отдохнуть!

  И, правда, Паха бодро отмахавший не один километр, стал сбиваться с шага.

   − Сейчас привал сделаем, − проговорил он, осматривая в бинокль пройденный путь, складки обрыва и берег впереди. Долго отслеживал полет редких птиц.

  Чили заметно, парня повело на бок. Тот, что в свежих шрамах.

  Еще полкилометра к пройденным, и Паха рухнул на ближайший камень.

  − Пять минут, − объявил он и полез за своими пилюлями.

  Отстегнул фляжку и протянул Чили.

  − Первый глоток во рту подержи.

  Питье с горчинкой. Чили покатал воду во рту, и только потом сделала еще пару глотков.

  Паха разжевал лекарство и сморщился. До слезы проняло. Слепо потянулся за фляжкой. Чили не торопясь приложилась отпить и лишь потом вернула. И то не в руки, а мимо. Паха ,,нашарил" фляжку, выхватил, наскоро запил. Задышал. Словно пил не воду, а крепкое спиртное. Потом облегчено выдохнул.

  − Что меда поел, − признался он, вытирая навернувшиеся слезы.

  − А куда это мы топаем без компаса и карты? - отстранено спросила Чили. Если бы не жара, порадовалась бы − солоно гаду!

  − Мы не топаем. Мы удираем. Тут ни компас, ни карта не помогут, − попробовал пошутить Паха.

  − И далеко ли мы удираем?

  Вместо ответа он смотрит в бинокль и спрашивает у Чили.

  − Рюкзак как сидит?

  − Облако, а не рюкзак, − сладким голосочком произносит она. Надо же джентльмен. А если нет, на руках понесешь?

  − Ноги? В норме?

  − Согласно природе-матушке. От ягодиц и ниже, − Чили продемонстрировала откуда и куда. - Кривизна отсутствует.

  Отдыху пять минут. Ни больше, ни меньше. Паха поднялся. Осмотрел-подергал лямки на рюкзаке Чили. Подтянул.

  От предложенного Пахой темпа она была готова расхныкаться через час. И устала, и лямки терли, и ноги заплетались, а пить хотелось - реки мало! Спасительную идею попросится по нужде, не реализуешь! Нечем! Жара! Влага потом выходит. И не подумаешь, что человек способен так потеть. Течет ручьями! Тельник хоть выжимай. Да что тельник!? Трусы - тряпица малая и те мокрые.

  Хорошо Паха все чаще останавливался и осматривался в половинку бинокля, а то сдавайся, просись на заплечья ехать.

  − Вороны, − показал он девушке черную россыпь в ярком синем небе.

  − И что? - перевела дух Чили. Ей только и дел ворон (или воронов) считать.

  − Долго не садятся.

  − Птицы. Куда хочу, туда лечу.

  − В жару-то? Только если человек потревожил.

  − Мы и есть человеки, − Чили не удержалась ввернуть колкость. - Одна во всяком случае точно.

  − Позже выяснится, − задумчив Паха, - каких и сколько человеков на побережье.

  Побережье? Неужели море? Почему вода не соленая? Или это водохранилище? Чили вспомнила открытку. Остров и пальмы, и водопад, и странный росчерк на обороте, похожий на каравеллу под парусами. Ей стало жаль утерянной открытки. И фото. Мужчина, женщина с ребенком и мальчик.

  − Это море? - спросила она не в силах утерпеть любопытства.

  Ей очень хотелось, что бы было море.

  − Река, − разрушил её надежду Паха. - Там, − он махнул в сторону оставшейся позади лодочной станции. - Тут приток.

  − А чего же не купаемся? - намекнула Чили. − Смыть пот, усталость, напитать сушь в организме. Благодать...

  − Искупаемся, если нагонят. Уж лучше в воду, чем им в руки.

  − Я плавать умею, − похвалилась Чили.

  − А я колун колуном.

  − Кто-кто?

  − Колун. Топор. Бульк! и на дно, − рассмеялся Паха, глянув в растерянное лицо девушки.

  Берег истончился до узкой полоски. На смену чистому песку пришла пестрая галька, ржавый металл конструкции и водоросли у кромки воды. Стала видна и противоположная сторона. Заросли тростника поднимаются стеной. В ней как тараном пробиты многочисленные ходы.

  Обогнули несколько крупных камней, попрыгали по растрескавшимся плитам съехавшей с опор эстакады, пропетляли между бетонных быков. За ними развалины. Толи сами по себе, толи при активном участии человека. Скорее второе. Кое-где видна копоть, а выжженные участки не смог осилить ни один сорняк. Прямо за руинами небольшой пляж с заливчиком. Неуютный и каменистый. Бедный родственник пройденного.

  Прошло три-четыре часа ходьбы по сорному берегу в отвалах щебня, прежде чем Паха выбрал место отдыха. Небольшой круг камней и кустов в качестве защиты от ветра и чужого глаза. Скинули опостылевшие ноши. Чили плюхнулась поверх. С наслаждением ощутила покой. Ничего не надо, только не тревожьте!

  Недалеко нашелся пруд-лягушатник. Сколько сигануло в него лягушек? С тысячу, не меньше. Паха долго всматривался, черпая воду в ладони. Выдирал прибрежную осоку и разглядывал корни. Ковырял прибрежный ил. Качество воды одобрил и нацедил в котелок. Наломал и натаскал хвороста. Не смотря на усталость, с удовольствием возился у костра. Поставил варить похлебку. От помощи Чили, хотя она и не предлагала, отказался.

  − Сиди, отдыхай.

  Сказать бы спасибо, да сил нет. Выдохлась. А ведь по физ-ре пять и грамота за победу в спортивной школьной олимпиаде. Потому сидела, наблюдала, как он помешивал суп, черпал пробу, дул, сербал, вытирал губы рукой, а руку о штаны.

  − К окончанию готовки, что-нибудь останется? - есть Чили хотелось, а вот двигаться нет. Может с ложечки покормит, гад этот.

  − Останется, − пообещал повар.

  Обжившись на новом месте, Паха разулся и толокся вокруг костра босиком. Чили покривилась, запах не очень столовый.

  Закончив шаманство с варевом, достал ложку для Чили, покрутил, поковырял пальцами, ополоснул в кипящем супу и признал чистой. Чили согласилась и с этим. Чистая, значит чистая.

  Не понятно, чего он набросал в котелок, со стороны вроде пустую воду кипятил, но получилась отменно. Впрочем, с голоду и черствая корка торт!

  Чили простила ему ,,босоногий" шанель и с удовольствием ела, цепляя гущу. Черпали по очереди. Паха одну, но с толком, она две, но торопясь.

  − Отличненько! - отвалился повар, поглаживая живот. - Надо же столько сожрать! − и поглядел на округлившийся у Чили. - Надеюсь, это жирок завязался?

  − Нет, от тюхалы, − злопамятно отыграла Чили.

  Паха лишь улыбался и жмурился. Блаженствуя, глядел в синие небеса. Удивительное ощущение глубины. Будто нет ей дна. Одно счастливое солнце купается в неизмеримой глыби.

  − Помыть бы, − предложила Чили. Над котелком уже вились мухи, ползали по краю подбирая остатки.

  − Завтра водичкой зальем, вскипятим, − рассуждал Паха. − Жир со стенок оттает и по новой все готово.

  − С мухотой? - к Чили вкралось подозрение, говорит всерьез.

  − А чем плохо? Дичина.

  Слушать его - затошнит.

  На десерт обязательная веточка полыни. Для пищеварения и противоглистное.

  Чили перебралась в тенёк. Примостилась поудобней. Тело приятно ноет. Когда сыто брюхо, усталость убаюкивает. Глаза слипаются − не устоять. Но пускать сладкие слюни не позволили.