– Антон! Присмотри за Авкой, – вспомнил он ее наказ, и от этого воспоминания стало не по себе.

Взгляд, напоследок брошенный другом с задка телеги, медленно растворяющейся в тумане, прожигал. В глазах Авки Скавронский заметил ту же покорную безысходность, с которой шли несвижские евреи в рощу на одиннадцатом километре. Шли, как коровы на убой, нескончаемой вереницей по бывшей Маршалковского, позже Иосифа Сталина, теперь Адольфа Гитлера. «Центральная улица всегда верноподданная», – почему-то тогда подумал Антон, всматриваясь в понурые лица. Он видел знакомых, встречал их ответные взгляды, но они были отрешенными и не умели, ему казалось, понять, что же хочет сказать им младший гимназист Скавронский. Вот, с желтой звездой на груди, поравнялся с ним старый сапожник Бухбиндер. «Ах, Антон! Господь создал людей, как я для них свои башмаки. Когда они уже на ногах моих клиентов, как я могу о них заботиться? Так же и Господь более не думает о своем творении». Сказал так грустно и без всякого укора, будто знал, куда идет, а может, просто чуял беду, как сейчас Антон? Но ведь тогда он с божьей и материной помощью уберег Авку от лиха. Почему сейчас не отстоял? И снова в голове звучали слова молитвы. Пусть бы его, но не мальчишку. Ему еще нет тринадцати.

Вдруг Барт сделал стойку, остановился как вкопанный, подняв лапу. Нос его тянул воздух, в оскале сверкнули клыки. Подойдя вплотную к собаке, Антон придержал его за холку. Гулким эхом в тумане послышались торопливые шаги. Человек и собака нырнули в кювет.

– Лежать!

Шаги звучали совсем близко, метнулись в сторону, потом в другую.

Антон пытался сообразить, что происходит. Он поглядел на Барта.

Пес спокойно лежал, но обрубок хвоста весело вертелся, как будто ему нравилась игра в прятки.

«Авка», – догадался Антон. Только друга мог так встречать Барт.

Скавронский поднялся, отряхиваясь. Доберман умчался вперед.

– Чудовище! Пожиратель евреев! – завопил в тумане испуганный Авка. – Лех ля азазел! Антон, ты где?

– Здесь! – Он вышел навстречу. Барт тянул на себя рукав мальчишки, радуясь не меньше Антона, что тот вернулся.

– Лисек и меня прогнал с обоза. Иди, говорит, к своим чертям собачьим. Вот я и пошел.

– Навязался ты на мою голову, – с деланной злостью сказал Антон.

– Я же больше не прошу тебя меня за ручку тащить…

– Да уж.

Казалось бы, прошло не так много времени с того дня, как Антон вывел его и родных в лес. Каким-то чудом мать пронюхала о еврейских чистках. Затемно она растолкала Антона, одевая его сонного на ходу и поторапливая.

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru