– Разве?

– … – кивает головой Сократ, – забыли?

– Забыл.

– Напоминаю: «Религия – опиум для народа»[104].

– Ааа…

– Ага. И что теперь?

– А что теперь?

– Теперь все думают, что они не наркоманы…

– Правда?

– Правда. А знаете почему?

– Почему?

– Потому что ломка наступает не сразу. Сначала приходит эйфория…

– ?

– Про ад интересоваться будете?

– Нет.

– Бесплатно.

– Согласен.

– Даю совет всем грешникам. Господа, если вы не хотите попасть в ад – не вступайте в религию, предоставляющую такую услугу. Но если уж вступили, постарайся еще до попадания в него объявить себя независимым кандидатом или сменить пол.

– Пол?

– Да, пол. Вы меняли когда-нибудь пол?

– …а что… заметно?

– Ну… не сказать, чтоб уж очень… Но все же – раньше вы были мужского пола и у вас стояли ракеты, а звали вас СССР. Так?

– Так…

– Звали?

– Звали.

– А теперь вы женского пола, и зовут вас Россия. А там, где раньше у вас стояли ракеты, теперь зияют шахты… Зияют?

– Зияют.

– Стояли?

– Стояли.

– Но вы не расстраивайтесь. Мужской пол планеты уже давно дискредитировал себя недобросовестной конкуренцией. Все эти войны, диктатуры, изнасилования слабых государств – все это мужских рук дело. Мужскую особь следует объявить вне закона и запретить ей не только баллотироваться, но и участвовать в выборах вообще. Раз и навсегда!

– Навсегда?

– Навсегда! Пусть меняют пол, если хотят участвовать в выборах. Вы не согласны?

– Я?.. Я лоялен…

– ?

– …тоже заметно?

– Заметно что? Ваши кандалы на ногах или опиум в голове?

Я стараюсь осторожно засунуть ноги под стол, но металл предательски лязгает, и на моих щеках выступает румянец.

Собеседник опять улыбается:

– Да вы не смущайтесь – позором является не рабство, в котором мы все живем, а чувство свободы в этом рабстве.

– Занимательно вы рассуждаете. Ну, хорошо, давайте обсудим еще одну тему. Что вы думаете о демократии?

– Демократия следует законам Дарвина. Диктатура – искусственному выведению породы.

– Породы?

– Породы, – подтверждает Сократ, – помните, как это было у вас в СССР?

– Как?

– Гулять за границу нельзя – сиди дома, доместикацифируйся![105]

– Ах, вот вы о чем…

– Об этом, – кивает древнегрек, – а первым диктатором был Бог, и опыты он ставил на Адаме с Евой.

– Вы про Эдем?

– Угадали. Создатель не хотел иметь обузы в лице человечества, поэтому запретил своим творениям вкушать запретный плод. И если бы не Дьявол, нас бы не было на земле в принципе.

– А где бы мы были?

– Нигде, никогда и никак, – отчеканивает Сократ. – Бог создал образ, Сатана – человечество.

– Вот как?

– Так. Но жить человечество могло бы и в раю. – умолкает Сократ, используя технику майевтики[106]. – Если бы…

– Если бы… – блуждаю я в лабиринтах высокой философии.

– Если бы создатель был милосердным…

– И не изгнал человечество из рая? – подвожу я итог внезапного откровения.

– Именно! – подхватывает Сократ, довольный результатами эксперимента. – Сама мысль появления у «игрушек» самостоятельного потомства была настолько неприятна Богу, что он обрек женщин и новорожденных на муки во время родов![107]

– Очень утонченный, и я бы сказал, чувственный садизм, – вступает в разговор Мульт, – или не так?

– Так, – удивляюсь я собственной сговорчивости, вспоминая библейский протокол.

– В итоге, – отрывает большой палец от подлокотника кресла Сократ, – ваш народ поклоняется божеству, прогнавшему его из рая, лишившему бессмертия и обрекшему на страдания[108].

– Поклоняется… – Я опускаю плечи.

– А божество, истязающее насильников, убийц и диктаторов, называет злом…

– Но ведь всегда есть надежда!

– Надежда?

– Надежда, что мир изменится!

– Надежда – это птица Феникс в печи Освенцима, – улыбается мудрец, подливая масла в огонь, – никто не делает зла по своей воле[109].

– Простите, а вы не сумасшедший? – задаю я интересующий всех телезрителей вопрос.

– Нет. Сумасшедшие не дают интервью первому каналу. А не дают они ему потому, что он у них не берет…

– Не берет?

– Не берет… У больных берет. Не у всех, а только на голову. У уродливых берет. Тоже на голову. А сумасшедшим отказывает. Отказывает на основании вашего же устава: «Психам, кроме главного, не давать». Ну а тот в свою очередь: пункт 13.3.2.

– Вы это искренне говорите? – увеличиваю я округлость глаз.

– Искренен человек бывает только в колыбели или в гробу.

– В гробу??? – пытаюсь я представить себя в нем.

– И в колыбели, – подтверждает Сократ.

– А как вы узнали, что мы – первый? – делаю я шаг в сторону.

– Обыкновенно. Вы – первый канал, которому я дал, и вы у меня… – обрывает, не заканчивая мысль, Сократ.

– …взяли? – вновь попадаюсь я на крючок знаменитой техники философа.

– Еще вопросы есть? – опускает устало веки Сократ.

– Больше вопросов нет.

– Тогда у меня вопрос.

– Какой?

– Сто долларов до понедельника займете?

Оператор в экране телевизора успевает включить характерный звук: пи-пи-пи, и мой ответ тонет в спасительной мелодии звуков, пробуждающих Диогена.

Из-за того что голова и тело мудреца находятся внутри деревянного пифоса, выточенного из цельного ствола мафусаила[110], привезенного в Россию контрабандистами из Калифорнии, голос Диогена звучит гулко.

– Первый канал – новости, которых стоит бояться! – заявляет, выбираясь из бочки, циник и, не прерывая зевоты, добавляет, тряхнув головой: – Мы же сейчас о Древней Греции говорим?

– О ней, матушке, о ней! – приветствует Сократ коллегу.

– Тогда моя очередь, – поднимается с колен Диоген.

– Дерзай! – благословляет киника диалектик[111].

Диоген:

– Взглянем на эту картину с другой стороны?

Сократ:

– Взглянем.

Диоген:

– Глазами Смита, считавшего основой общества человека и его пристрастия[112].

– Наивнейший, видимо, был мыслитель, – улыбаюсь я непривычной для моего государства формулировке.

Не отвлекаясь на пререкания, Диоген продолжает:

– Когда основные богатства вашей страны – энергоресурсы, а не люди, – за десять лет выросли в десять раз[113], для попадания народа в рай оставалось сделать последний шаг. Если бы… – пытается использовать технику Сократа Диоген.

– Если бы что? – не ловится на собственную наживку философ.

Диоген:

– Если бы не этатизм…[114]

– Эта… кто? – переспрашиваю я, пытаясь быть в курс событий.

– Но все вышло наоборот, – подмигивает мне правым глазом Диоген, – народу помогли избавиться от иллюзии земного счастья в результате исторического развития и…

– И спасли Вселенную! – подхватывает мысль Сократ, вспоминая инструкции феноменологии нравственного сознания[115].

– А как же двигатель? – пытаюсь интериоризировать[116] феноменологию индивидуума в государство я.

– Какой двигатель? – не понимает шутки Сократ.

Диоген:

– Который, имея сто сорок три миллиона девятьсот семьдесят пять тысяч девятьсот двадцать три лошадиные силы[117], не смог справиться всего с одной тормозной колодкой.