Придя домой, мы почистили зубы и умыли лица, не мешаясь друг другу у раковины. Сняли джинсы. Бен стащил с себя футболку и молча протянул ее мне — так естественно, будто это уже успело войти у него в привычку. Я взяла ее и натянула на себя. Бен включил прикроватную лампу и достал книгу с магом на обложке. Устроившись в постели рядышком, я положила голову ему на плечо.

— Хочешь почитать? — спросила я.

— Немного. Пока мозги не отключатся. — Бен опустил книгу и взглянул на меня. — Хочешь, я тебе почитаю? — предложил он.

— Давай, — согласилась я. Какой прекрасный способ уснуть!

Бен успел дочитать только до конца страницы, как мои веки смежились, и когда я в следующий раз открыла глаза, уже наступило утро.

ИЮНЬ

Я говорю Анне, что хочу уйти, и мы тут же направляемся на выход.

— Что случилось? — спрашивает подруга.

— Ничего. Просто я готова уйти.

Анна уже достала ключи, а я положила ладонь на дверную ручку, когда за спиной раздается голос Сьюзен:

— Вы уходите?

Я поворачиваюсь. Она стоит в паре метров от меня.

— Да. Нам еще до Лос-Анджелеса добираться.

О чем она думает сейчас? Непонятно. У нее такое каменное лицо. Она рада, что мы уходим? Радуется доказательству того, что мне нет места в жизни этих людей?

— Понимаю, — отвечает она. Хватает мою ладонь и сжимает ее. — Я желаю тебе всего самого наилучшего, Элси.

— Я желаю вам того же, Сьюзен.

Развернувшись, я ловлю взгляд Анны, и мы выходим за дверь. Только ступив на бетон дорожки у дома, я осознаю, чем меня так зацепили ее слова, помимо их явной неискренности.

Сьюзен считает, что никогда не увидит меня снова. И не потому, что я живу далеко от нее, нет. Она с легкостью могла бы встречаться со мной. Просто она этого не хочет.

Когда мы приезжаем ко мне домой, я бегу в ванную и захлопываю дверь. И так и стою, не убрав ладонь с дверной ручки. Бена больше нет. Всё кончено. Завтра все будут ждать, что я приду в себя и продолжу жить дальше. В моей жизни больше нет Бена. Я оставила его в округе Ориндж.

Я закрываю дверь на замок, спокойно подхожу к унитазу, и меня выворачивает обернутыми в бекон финиками. Жаль, что я почти ничего не ела в эти дни, а то бы мне было от чего избавиться. Мне хочется освободить свое тело, выплеснуть наполняющую меня боль в унитаз, а потом ее смыть.

Я открываю дверь и выхожу из ванной. В коридоре меня ждет Анна.

— Чем ты хочешь заняться? — спрашивает она.

— Наверное, посплю. Думаешь, это плохо? Ложиться спать в… — Я смотрю на часы в мобильном. Еще совсем рано. — … В семь часов?

— Я думаю, у тебя был очень тяжелый день, и если тебе нужно поспать, то иди и поспи. Я поеду к себе, выгуляю собаку и вернусь.

— Не надо, — качаю я головой. — Ты можешь поспать в своей собственной постели.

— Ты уверена? Я не хочу оставлять тебя одну…

— Уверена. — Не знаю, как она ночует здесь все эти дни, мотаясь с сумками из квартиры в квартиру.

— Хорошо. — Анна целует меня в щеку. — Я вернусь утром.

Она собирает свои вещи и уходит. Когда дверь закрывается за ней, в доме наступает мертвая тишина.

Вот она. Моя новая жизнь. Одинокая. Тихая. Застывшая. Не так всё должно было сложиться. Мы с Беном распланировали нашу совместную жизнь. Но всё пошло не по плану. И теперь у меня никакого плана нет.

ФЕВРАЛЬ

Бен позвонил мне из машины сказать, что еще не скоро приедет. Он попал в пробку.

— Я застрял на 405-м шоссе. Мы стоим на одном месте, и я изнываю от скуки, — сообщил он мне.

Я только что вернулась с обеда, на который ходила с Анной, и как раз открывала входную дверь.

— О нет! — Я положила вещи на столик. — Сколько тебе еще до меня добираться?

— С этой пробкой невозможно сказать, и это отвратительно, потому что я хочу поскорее увидеть тебя.

Я села на диван и сбросила туфли.

— Я тоже хочу тебя видеть! Всё утро по тебе скучала!

Бен ночевал со мной, но рано утром уехал в округ Ориндж. Он собирался рассказать своей матери о нас и хотел сделать это при встрече.

— Как всё прошло? — спросила я.

— Мы позавтракали в кафе. Она засыпала меня вопросами. Я спрашивал, как она, а она неизменно возвращала разговор ко мне, и просто не было… не было подходящего момента. Чтобы рассказать ей. Я ей ничего не сказал.

Он не произнес слов «Прости меня», но они явно слышались в его голосе. Я впервые была разочарована в нем. Выдавал ли это мой голос?

— Ладно, ну… знаешь… что ж поделать, — ответила я. — Вы там едете вообще? Как думаешь, во сколько будешь дома? Эм… здесь. Во сколько будешь здесь? — Я оговаривалась всё чаще и чаще, называя свой дом его домом. Бен проводил в нем столько времени, что, казалось, он тут живет. Но это в порядке вещей — платить за ренту в одном месте, а проводить свое время в другом, когда ты влюблен и тебе всего двадцать шесть. Однако совместное проживание — совсем другое дело, и постоянными оговорками я слишком рано выдавала свои намерения.

— Ты продолжаешь это делать! — поддразнил меня Бен.

— Ладно, ладно, я снова оговорилась. Проехали.

— Пробка вроде рассасывается, так что я буду у тебя где-то через полчаса. Затем, думаю, месяца через четыре к тебе перееду. Через год мы с тобой обручимся, а еще через год — поженимся. Мне кажется, нам стоит пожить какое-то время для себя, не заводя детей. Так что, первый ребенок у нас будет где-то в тридцать. Второй — в тридцать три или тридцать четыре. Можно и трех завести, если у нас будет достаточно денег. Учитывая твои биологические часы, давай заделаем третьего до тридцати восьми? Дети вырастут и разъедутся по университетам, когда нам будет около пятидесяти пяти. К шестидесяти пяти мы останемся в опустевшем гнезде и выйдем на пенсию. Поездим с тобой по миру. В конце концов, шестьдесят почти как новые сорок. Мы всё еще будем полны жизни и сил. Вернувшись из путешествия по миру к семидесяти, мы посвятим десять, а то и двадцать лет нашим внукам. Ты можешь заниматься садом, а я начну резать по дереву. Под девяносто мы умрем. Как тебе такой расклад?

Я засмеялась.

— Ты не учел кризис среднего возраста, когда лет в сорок пять ты, бросив меня и детей, начнешь водить шуры-муры с воспитательницей из детского сада с большой грудью и маленькой попкой.

— Нее. Этого не будет.

— Да ладно!

— Неа. Я нашел свою единственную. Те, кто такое вытворяет, просто не нашли своего человека.

Он был так самонадеян, думая, что знает, как всё будет, думая, что может предсказать наше будущее. Но я обожала то будущее, какое он видел, и обожала то, как он меня любит.

— Возвращайся домой, — сказала я. — Эм… сюда. Возвращайся сюда.

— Тебе нужно прекращать это делать, — засмеялся Бен. — Согласно этому плану мне еще четыре месяца не светит переезд к тебе.

ИЮНЬ

Я всё утро провожу в постели, пока не появляется Анна и не велит мне одеться для поездки в книжный. В магазине исполинского размера я некоторое время хожу за подругой, достающей с полок какие-то книги и возвращающей их на место. Похоже, она хочет что-то найти, но мне не интересно, что именно. Оставив ее, я направляюсь в отдел подростковой литературы. Я нахожу там троицу девчонок, смеющихся и поддразнивающих друг дружку по поводу парней и стрижек.

Я пробегаюсь пальцами по корешкам книг, ища названия тех, что стоят на моей собственной книжной полке, с порванными и истончившимися под пальцами Бена страницами. Я вдруг осознаю, что ищу их по названиям, потому что приносила ему эти книги с работы. Мне никогда не удавалось угадать, какие книжки он хотел бы прочесть. Не знаю, принесла ли я ему хотя бы одну из таких. У меня было слишком мало времени на то, чтобы узнать, какие книги он любит. Но я бы это узнала. Присматривалась бы, подмечала, изучала его предпочтения и, в конце концов, поняла бы, какие книги в его вкусе, если бы у меня было достаточно времени.