— Ваше мировоззрение, ваше творчество.

— Я себя не объясняю.

— Конечно! Так значит, вам было интересно с Алом?

— Ал очень интересен. Безусловно.

— Ал? — спросила она мягко, с упреком, словно с самого начала они сознавали, что между ними существует тайное взаимопонимание. — Да, наверно, интересно было наблюдать, как ваши произведения его разрушают. Господи, он стал совсем чужим человеком!

— Вы уверены, Лиза? А я — нет. Я думал о нем и сомневался. Видите ли, я испытываю к людям неодолимое любопытство.

— Да, я помню. Вы сказали, что вам будет очень любопытно.

— Так и было.

— Вот именно, — сказала она со вздохом. — Только одно любопытство.

— Так уж я устроен, Лиза.

— А сейчас и я вам внушаю любопытство, — сказала она со слабой улыбкой. — Ведь так?

— Конечно.

— Одно только любопытство?

— Послушайте, Лиза… — сказал он неловко.

— Что же, я знаю. И, по-моему, с самого начала знала.

— Вы красавица, — сказал он, ласково глядя на нее, потом медленно склонился, по-прежнему не отводя от Лизы глаз. В молчании, чуть ли не с благоговением он взял ее лицо в ладони. В его глазах были такой восторг, такая жажда и изумление, что она боялась вздохнуть, чтобы не нарушить это мгновение, не потерять этот взгляд, не потерять ощущение ладоней на своем лице. Потом она задрожала. И не смогла не протянуть рук, не обнять его порывисто. Он прижался к ней, она почувствовала, как бьется его сердце. Все для нее рушилось. Обнимая его, она думала, что сейчас заплачет.

Его руки скользнули ей на плечи, он решительно приподнялся и отодвинулся от нее. Когда он встал, одергивая куртку, их взгляды встретились. Он отступил еще дальше — как ни разу не отступил ни один прикоснувшийся к ней мужчина. Его растерянность длилась секунду, потом он покачал головой почти с гневом.

Ее щеки жгуче пылали, она готова была его ударить.

— Ничего, ничего, Лиза, — сказал он. Помогая ей подняться, он ласково, бережно ее обнял, и ей стало дурно от невыносимого унижения.

— Я перестала быть самой собой, — прошептала она.

— Нет, Лиза, — сказал он. — Это вы… А что происходит со мной, вас не касается. И не должно вас тревожить. Забудьте.

— В одном Ал ошибся, — судорожно пробормотала она. — Он говорил, что в вас нет ни малейшего эгоцентризма. А вы все видите только через себя. Разве я не права?

— Вполне возможно. Вполне возможно, — сказал он, и она осталась стоять, пристыженная и одинокая, а он начал с легкой улыбкой расхаживать по комнате. В конце концов он обернулся к ней.

— Я скажу вам, что я сделаю, Лиза. Я позвоню вашему Фултону и сообщу ему, что пишу очерк об этом городе для «Уорлд».

— Благодарю вас, — шепнула она, пытаясь улыбнуться.

— Спокойной ночи, Лиза.

— Спокойной ночи, — сказала она.

На улице она бегом кинулась к машине. Сосед, поливавший свой газон, кинул взгляд на нее и на дом Шора. Вне себя от страшного унижения Лиза пробежала мимо своей машины и только шагов через сто остановилась, решив, что машину угнали. Но тут она увидела ее позади себя, бросилась к ней и торопливо захлопнула за собой дверцу.

«Ал, Ал, если бы я не любила тебя так сильно…» — шептала она, закрыв глаза. Даже в машине ей казалось, что кто-то видит ее. Она уехала, но Шор все стоял перед ней, все отступал с улыбкой, в которой было мучительное презрение — к себе, не к ней.

В темном проулке, ведущем от гаража к дому, стук ее каблуков казался очень громким. Лиза открыла входную дверь и услышала какой-то звук наверху — скрип закрывающейся двери. Она испугалась. В последнее время в их районе было много грабежей. Медленно поднимаясь по ступенькам, она крикнула:

— Это ты, Ал? — просто чтобы неизвестный подумал, будто она кого-то ждет.

— Ага, это я, — отозвался Ал из кухни.

Она не могла поверить, что это и вправду он, и, дрожа, остановилась, готовая кинуться вниз. Но тут он подошел к двери.

— Здравствуй, Лиза, — сказал он.

— Ал! Это правды ты?!

— Конечно, я. Но это твой дом. Поднимайся же.

— Я ведь не знала, кто это, — сказала она и смолкла. Неужели мистер Шор мог вот так сразу связаться с ним? Но тут же здравый смысл подсказал ей, что Шор не успел бы этого сделать. Значит, Ал вернулся к ней потому, что сам этого захотел. От радости и облегчения у нее подкашивались ноги, и она с трудом одолевала ступеньку за ступенькой. — Ну как ты, Ал? — спросила она, входя за ним в гостиную.

— Отлично.

Он похудел и побледнел, но выглядел чистым и улыбался все той же милой чуть кривой улыбкой. Длинные волосы были тщательно расчесаны, борода аккуратно подстрижена, и рубашка на нем была свежая.

— А как ты, Лиза? — спросил он садясь.

— Ал, мне так жалко, что меня не было дома.

— Но о чем тут жалеть?

— …что я не слышала, как ты поднимаешься по лестнице.

— Я звонил под вечер. Но тебя не было.

— Да-да… Ал! — Она улыбнулась. — Я разговаривала с мистером Шором.

— Он позвонил?

— Я ему позвонила, Ал. Я с ним виделась.

— У него дома? О господи, Лиза!

— Ал! Милый, милый. — Она хотела засмеяться, но смеха не получилось.

— Господи, до чего неудобно! Лиза, как ты могла?

— Ал, ты ничего не понял, — сказала она весело. — Нет, погоди. Выслушай меня. Я ему позвонила. Я сказала, что мы решили, что тебе следует поработать где-нибудь совсем одному. Так, чтобы даже я не знала, где ты. Понимаешь? — У нее не было ощущения, что она лжет. Ей казалось, что она его щадит, избавляя от того, чего он не способен понять. — Я это имела в виду. И все, Ал, больше я ничего не сказала. Но теперь, мол, я стала беспокоиться и подумала, что, может быть, он, Шор, что-нибудь о тебе знает. Он все понял. Ал… он сказал, чтобы я приехала к нему, если мне хочется выговориться. И мне стало легче. Ал… Я так волновалась. А было все очень просто… словно я увиделась с тобой. На нем была в точности такая куртка, какую я хотела купить тебе…

— Лиза… — но он не договорил. Несмотря на поднявшийся в нем отчаянный протест, он понимал ее и в чем-то ей сочувствовал. Вздохнув, он мягко спросил: — Ну и как Шор?

— Прекрасно, Ал. Ты знаешь, он очень благожелательный человек. И он был рад твоему письму. Оно его развлекло. Ты ему нравишься, Ал. — Она стремилась избавиться от Шора, выкинуть его из головы, чтобы Ал мог ее обнять. — Давай я сварю тебе кофе, — сказала она.

— Хорошо, — ответил он и пошел за ней на кухню. Пока она занималась кофе, он взял вечернюю газету.

— Посмотрим, что делается в мире, — сказал он, перелистывая страницы. Совсем как прежде — он всегда поздно брался за газету. Сколько раз он сидел на этом самом месте и читал газету. Она понимала, что спрашивать о том, где он был все это время, ни в коем случае нельзя. Он без особого интереса поговорил о последних военных сводках.

— Я стрельну у тебя сигарету, — сказал он. У него никогда не было своих сигарет. Он курил, прихлебывал кофе и читал. — Так, значит, Шору понравилось мое письмо о полицейском, — сказал он вдруг.

— Оно его развлекло. Он собирался ответить.

— А почему же не ответил?

— Наверно, еще ответит.

— Что ему мешает?

— Знаешь, Ал, — сказала она, поставив локти на стол и подперев подбородок ладонями. — Что касается Шора… Меня вдруг как осенило. Я смотрела на него и слушала. Философия Шора! Взгляд Шора на жизнь! Что такое философия, Ал? Кому в наши дни нужна философия? То есть я так думала на свой дурацкий лад, пока я его слушала. — Она улыбалась, выжидала, снова улыбалась, томясь желанием подтолкнуть его. — Любой грамотный механик способен свинтить какое-нибудь подобие философии. Ты сам понимаешь. Вот тут-то меня и осенило. И я сказала себе: «У этого человека нет никакого взгляда на жизнь. Только взгляд на самого себя. Не на жизнь — на себя». Это очень нелепо, Ал?

— Нет, это не нелепо, — ответил он. А потом вдруг замолчал и задумался.

— Что это значит, Ал? Или это ничего не значит?