Еще с порога, задыхаясь от волнения, Шура сказала:

— Лиза, дорогая, нам повезло…

Не раздеваясь даже, она выложила все, что узнала. Все обсудили, все взвесили — и за морзянку. Надо спешить! Но удастся ли выйти на связь? К счастью, контакт был установлен без промедления, информацию для верности повторили.

Ночью, как ни силились, не заснули. Утром и стакан чая не пошел. Немного успокоились, когда ближе к полудню разными улицами, соблюдая строжайшую осторожность, подобрались к знакомой площади, убедились, что там все действительно подчинено какому-то важному событию. Минут за двадцать до назначенного срока из «Бристоля» и «Эрмитажа» валом повалили военные и штатские. Надменные, холодные, самоуверенные. Воистину юберменш, сверхчеловеки!

Успеют ли наши? В двенадцать небо тихо, еще десять минут — тихо… Но вот с востока, вытесняя тишину, покатился гул. Он нарастал, город огласился сиренами тревоги, только поздно: бомбы прицельно полетели в театр, ястребки сопровождения на бреющем залили все огнем… Шура подивилась тому, что никто из советских граждан, застигнутых налетом, не бежал, не прятался, картина разламывающихся зданий, хаос, паника среди немцев вызывали всеобщее ликование. Кто-то, Шура ясно слышала, крикнул: «Бейте их, проклятых!» Еще кто-то… Еще…

Через несколько дней нежданно-негаданно появился связной Рябов — прямо из разведотдела. Странный какой-то. Назвав пароль, передал батарейки, еще что-то, а что именно, они уже сейчас не могут точно сказать, забыли, и встал по стойке «смирно»:

— Внимание, дорогие мои, радость у меня для вас, вы обе награждены орденом Красной Звезды, командование вами довольно, очень довольно!

Дав разведчицам опомниться, Рябов продолжил, таинственно улыбаясь:

— У меня еще одно поручение командования. Даже приказ! Генерал распорядился, чтобы я вас поцеловал от него лично…

Смех, смущение, приказ генерала выполнен, но его посланец не отпускает их из объятий:

— А можно и от себя?

Какое же вам спасибо, товарищ генерал! И за награду, конечно. И главное, за теплоту, пронесенную через фронт, за отцовскую поддержку — ведь мы в первый раз на таком задании.

После освобождения в начале января 1943 года Пятигорска руководитель разведки фронта лично принял Абалову и Полякову, мать и дочь, — теперь их так называли уже все без кавычек. Тут же в деревенской избе, служившей кабинетом, сидели работники отдела, готовившие разведчиц к первому заданию. Все, чувствуется, были рады итогам, уточняли детали, высказывали советы на будущее. Под конец генерал объявил:

— Теперь же — во фронтовой дом отдыха. На целый месяц…

Вот они и отсидели в этом доме отдыха… четыре или пять дней. И явились в разведотдел: «Не можем больше… Нам стыдно прохлаждаться, когда идет война!» И для подтверждения твердости своей позиции всхлипнули. Заместитель начальника не знал, что делать, приказ ведь был ясным: месяц! Да еще, говорили, с санкции самого командующего, читавшего многие их донесения и принимавшего по ним решения. Вот те ситуация! «Посидите», — сказал. Долго не возвращался. Вдруг врывается генерал, не входит, а врывается, на лице — невиданная прежде свирепость, в словах — сплошной гром. Да вы что натворили? Да как вы посмели? Да за нарушение приказа знаете что бывает?!

Генерал разошелся, казалось, не остановить. Но вдруг неожиданно поостыл и сказал ласково:

— Здорово я вас распетушил? То-то! А вы молодцы, просто молодцы… Я бы и сам так поступил, окажись на вашем месте.

Кто-то невидимый распорядился принести чай, по случаю нахождения за столом женщин нашлись и конфеты, печенье. Исчезли звания, должности, возраст — осталось одно воинское братство, объединенное общими заботами и общими целями.

Но присядем к столу, за которым чаевничают разведчики. О чем они говорят? Да о том, о чем весь народ говорил тогда: «Не давать врагу передышки, гнать его с родной земли. И как можно быстрее!» А чтобы гнать, надо располагать не только людьми, техникой, оружием, но и знать, хорошо знать: каков он, противник? Сколько его? Где силен? Где наибольшая слабинка? Это — аксиома, скажет иной читатель. Ну что ж, в аксиомах — вся наша жизнь.

— Так куда же вас? — генерал смотрел тепло, доверчиво.

— К любому заданию готовы, лишь бы поскорее! — в один голос ответили Абалова и Полякова.

И снова, будто не было Пятигорска, учеба, учеба. Другой район действий, другие особенности, значит, и другие знания, другой опыт потребуются. На карте — Мариуполь, Шура Полякова и не слышала, что есть такой город. А он есть, в нем — огромный морской порт, на всю Азовщину славился, неподалеку, почти впритык к дальним окраинам, аэропорт.

— Ну вы по легенде опять мать и дочь — не против?

— Что ж тут спрашивать, мы и без легенды сроднились…

Другого ответа никто и не ждал. Лиза рассматривала немецкий паспорт, «оттуда», из вражеского тыла подпольщиками переправлен; Шура крутится перед зеркалом, у нее появилась челка, сейчас прилаживает бант. На подростка похожа.

— Откуда вы?

— Из Краснодона…

— Кто?

— Семья заведующего больницей…

На этот раз приземлились к цели ближе, чем в пятигорском варианте. К вечеру уже нашли пристанище в переулке имени Куинджи, окраинного, большей частью одноэтажного, заросшего хилыми, насквозь пропыленными акациями.

— Милые мои, — слезно просила старушка хозяйка, — я не из-за денег пускаю — что на них купишь сейчас? Мне бы помощь ваша пригодилась.

— Помощь? В чем?

— Огород у меня большой, трудно обрабатывать одной, а без него не проживешь… Раньше-то муж, сыновья, они хорошие у меня, добрые, работящие. Где они, родимые, хоть бы на секунду увидеть…

Уже на рассвете, пока роса, прохлада, на огороде закипела работа. И надо же, как по заказу, грядки упирались в неширокую забурьяненную полосу, принадлежащую аэродрому. «Туда нельзя!» — предупредила старушка. И без нее было ясно: через сто — двести метров высокие деревянные щиты с одним-единственным черным обозначением — «ферботен» (запрещено). Колючая проволока. По углам вышки. «К темноте с собаками обходят — тут не попадайся, в гестапо недолго угодить…»

Абалова и Полякова без слов поблагодарили судьбу. И домик с пристройками удобен для выхода в эфир, и соседство с таким «огородом» — мечтать только. Сегодня — первый выход, и то сколько успели: на листочке подробная «фотография» аэродрома, система охраны, расположение горючехранилища, количество самолетов — что смогли подсчитать. После регистрации в комендатуре и успешного похода за рацией информации пошли одна за другой.

Вот сообщение о том, что неподалеку от городского кладбища, в наспех переоборудованном административном здании, расположился штаб воинской части. Наверняка крупной, подчеркивали разведчицы, потому что к нему за день до сотни легковых машин подходит. Номера на них такие-то. Одна из добровольных помощниц разведчиц подсчитала даже количество телефонных проводов, идущих к штабу.

На второй день к этим сведениям поступило в разведотдел фронта очень важное уточнение. В минувшую полночь разгрузился эшелон солдат, все пешим ходом направились в район «Азовстали». Старших офицеров встречал лично комендант, в его машине прибыли они чуть позже в известный вам штаб.

Скажите, кто воевал: какая цена подобной информации? «Высшая!» — ответите вы без сомнения. И правильно сделаете! Даже по прошествии стольких лет читаешь-перечитываешь радиограммы, и охватывает глубокое волнение. Без труда представляешь карту командующего или штаба: радиодонесения, поступающие изо дня в день от Поляковой и Абаловой, от сотен Поляковых и Абаловых, наносят обстановку во вражеском тылу со всей необходимой детализацией. Оживают аэродромы, слышно, как грохочут танковые колонны, вскрываются планы, охраняемые хитроумными сейфовыми замками и вышколенными часовыми. Вот что значит разведка! Вот почему ветераны-командиры, вспоминая войну, по сей день благодарно кланяются ей, вездесущей и всевидящей. По докладам разведки, проверенным-перепроверенным, менялись, знают они, уже принятые решения, наносились удары, не планировавшиеся ранее. И никто из фронтовиков не ревновал, видя, что командир, и в высоком ранге, лично шел или ехал встречать разведчиков, возвращавшихся с задания. Ведь и простой солдат сознавал, что без разведки на войне не сделать и шагу.