Но уцелевшие враги были живучи, как сорняки на полях. И как сорная трава, стремительно множились и распространялись.

И вот филистимляне — целый отряд — уже в двух шагах отсюда, за соседними холмами. Эти люди, пришедшие из–за моря, были сильны, вооружены и надменны. И каждый год продвигались все дальше вглубь страны. Никто из израильтян даже не пытался прогнать их со своей земли. Кто посмел бы, в особенности теперь, когда во всем краю не сыскать было ни единого кузнеца, способного изготовить оружие! Да и могли ли двенадцать разрозненных колен, предводительствуемые многочисленными вождями, противостоять мощному, хорошо организованному войску под командованием царя?

— Нам нужен царь, как у них. Без царя мы разобщены и потому беззащитны.

— Когда царь объединит Израиль, нам больше не придется жить в страхе, изо дня в день ожидая набега и дрожа за свои поля и скот.

Скот!

На Ионафана накатил страх. Отец до сих пор не вернулся. Сколько можно искать этих ослов?

Господь, пожалуйста, пусть отец благополучно доберется до дома.

А Бог вообще слышит еще их молитвы? Или Он на самом деле давно оставил их, как заявляли некоторые родичи? И теперь ждет, что они будут выживать лишь собственными силами да хитростью?

Самуил сказал, что если они вновь обратятся к Господу, Он избавит их от врагов. Но Ионафан не понимал, в чем смысл слов пророка. Как это он оставил Господа? Филистимляне постепенно наводняли страну, завоевывая земли, поражая израильтян во всякое уязвимое место, воздвигая новые и новые твердыни. И Бог не остановил их. Он не вмешался, не смел врагов с лица земли своей мощной дланью. А ведь из истории Ионафан знал, что этому Богу, когда–то наславшему на Египет целых десять казней, ничего не стоило бы наслать еще парочку на филистимлян! Так почему Он этого не сделал?

Мать рассказывала ему, что дедушка Ахимаац всегда говорил: «Всякое испытание приходит либо укрепить нашу веру, либо подорвать ее».

С каждым годом филистимляне умножались и усиливались. Они носили нарядные одежды и доспехи, густые волосы, заплетенные в косы, горделиво венчали их головы, подобно коронам. Они были высокомерны и насмешливы, вооружены до зубов, готовы убивать без раздумий, неистовы в поклонении своим идолам. Это надо было видеть! Были ли их боги настоящими? А откуда еще могла проистекать такая самоуверенность и презрение ко всем прочим? Захватчики, завоеватели, они наживались за счет тех, кого угнетали. Народ Израиля обирали до нитки, а Бог молчал.

— Бог говорил к Самуилу и сказал ему, что царь будет избран, — Кис поставил чашу. — Либо он согласится, что нам нужен царь, либо больше не будет править нами.

Кого имел в виду Кис: Бога или Самуила? В любом случае, у Ионафана похолодело внутри.

Сумеет ли его отец — или любой другой — успешно управлять Израилем? Всякий раз, когда старейшины собирались вместе, они неизменно начинали пререкаться между собой. Может, они и верили в Бога, а вот друг другу — вряд ли.

Мысли Ионафана унеслись далеко.

Каково это было — жить под защитой Бога: днем облачный столп, ночью — огненный? А видеть, как прямо из камня появляется вода? А какая на вкус была манна? Ионафан часто тосковал, что опоздал родиться, не застал тех давних времен. Он чувствовал себя обделенным, душа томилась.

Его, бывало, посещали мечты изучать Закон — может быть, даже в Навафе, у самого Самуила. Господь разговаривал с Самуилом. Самуил знал бы ответы на вопросы, которыми мучился Ионафан. Что значит: уповать на Бога и повиноваться Ему совершенно? Что надо делать, чтобы Ему угодить? Очевидно, жертв не было достаточно. Бог оставался далеким и безмолвным. Слышал ли Господь еще кого–нибудь, кроме Самуила?

Но хоть и был Самуил великим человеком и честным и праведным судьей, образ его тускнел рядом с Моисеем, который принес Закон Божий с горы Синай, и Иисусом Навиным, отвоевавшим землю. В те дни Господь царствовал над Израилем! В битве шел впереди и охранял их с тыла. Поражал неприятелей градом камней с неба! Кто бы устоял перед таким Богом? Он превратил рабов в свободных, стадо перепуганных овец — в армию отважных львов.

Где ныне войско Израиля? Славные воины, некогда с боем взявшие свое наследие, породили трусливых овец, которые только и знают, что блеять над скудным урожаем и пересыхающими колодцами да жить в вечном страхе перед филистимскими волчинами.

А что, если Кис добьется своего и увидит, как Саула помажут в цари над Израилем? На Ионафана новой волной нахлынул страх. Его отец — не воин, он простой земледелец. Может статься даже, его уже нет в живых. Разве можно так долго искать ослов?

Ионафан решил высказать свои опасения вслух:

— Отца уже долго нет. Может, я пойду поищу его?

Авенир нахмурился:

— Что–то Саула и впрямь долго нет.

Кис призадумался на секунду, потом махнул рукой:

— Рано еще беспокоиться, сынок.

— Но прошло целых два дня, дедушка.

Кис презрительно усмехнулся: — День поищет, день подуется, да еще день на обратный путь. Если до послезавтра не вернется, тогда начну беспокоиться.

— Разреши, я завтра пойду его искать. Вдруг он попал в беду!

— Мальчишка думает управиться с филистимлянами!

Ионафану было уже тринадцать лет. Он мужчина. Когда же они это поймут?

— Замолчите. Стоит ли запрещать сыну любить отца? — Во взгляде Киса промелькнула гордость, когда он посмотрел на Ионафана, однако он покачал головой. — Твой отец медлит с возвращением, потому что злится. Через пару дней он будет дома.

Ионафану бы такую уверенность.

До Ионафана донесся крик. По полю бежал один из пастухов.

— Ослицы у колодца!

С отцом точно что–то стряслось! Ионафан пустился бежать.

— Дедушка!

Кис вышел из дома. Ионафан рассказал ему про ослиц, и Кис окликнул пастуха:

— Ты видел моего сына?

— Нет, господин. Никаких следов.

— Отпусти меня! — Ионафан боялся, что и так уже слишком промедлил. — Я пойду искать отца!

На зов Киса сбежалось несколько мужчин.

Ионафан не хотел оставаться в стороне:

— Я должен идти!

— Пойдет Авенир.

— Пустите меня с ним.

Кис стиснул плечо Ионафана: — Ступай! Только не ищи неприятностей на свою голову.

Шли они быстро, останавливались только расспросить, не видал ли кто Саула с Иехиилом. Да, видели, но они прошли мимо. Следуя добытым по пути указаниям, Ионафан и Авенир миновали гору Ефремову, землю Шалишу и достигли местности под названием Цуф.

Авенир выглядел озадаченным.

— Здесь живет прозорливец.

Неужели отец пустился в такой долгий путь, чтобы узнать у Самуила, где ослицы?

Блестя глазами, Авенир вступил в город Наваф.

— Здесь мы точно услышим о Сауле. Я уверен.

Да. Саул и его слуга были здесь. В городе об этом до сих пор судачили.

— Самуил позвал Саула к себе на обед. — мужчины толковали о прошедшем празднике. — Он отложил для него лучшую часть ягненка.

Лучшую часть? Что бы это значило?

— Почему?

— Откуда нам знать. Но, похоже, Самуил его ожидал.

Ионафан огляделся вокруг: — А где мой отец сейчас?

— Ушел.

Голос Авенира звенел от волнения: — А что Самуил? Мы можем с ним поговорить?

— Он тоже ушел.

— Они пошли вместе? — настаивал Авенир.

Один старейшина пожал плечами, другой махнул в сторону дороги: — Нет. Саул направился в Вефиль.

Авенир схватил за руку Ионафана:

— Идем. Надо торопиться!

— Как ты думаешь, что случилось?

— Найдем твоего отца — узнаем.

Саула и Иехиила в Вефиле не было. По всей видимости, Саул со слугой и еще тремя путниками вошли в город, где им дали хлеба, и двинулись в Гиву.

— Может, до них дошел слух, что ослицы нашлись, — предположил Ионафан.

Авенир рассмеялся как–то странно:

— А может и что другое!

По дороге им повстречалась кучка людей, которые тоже видели Саула и вовсю обсуждали недавнее происшествие.