– Хлоя, ты не можешь...

– Ну да, могу. И я довольно упряма, поэтому тебе придется с этим смириться.

Вижу лёгкий намек на улыбку, прежде чем он притягивает меня. Его поцелуй сладкий и глубокий, его руки поднимаются по моей спине к волосам. Он стирает весь холод и страх этого вечера, наполняя меня теплом и силой.

Когда мы отстраняемся, Адам улыбается с закрытыми глазами.

– Упрямство мне нравится.

Я смеюсь, первый раз за целую вечность. И эти ощущения даже приятнее, чем поцелуй.

Глава 33

Лицо репортера на экране очень сосредоточенное.

– Как вы отнеслись к предложению школьного совета о добровольном ретестировании?

Прикусываю губу. Лучше бы я этого не делала. Это и в жизни-то не особо приятно, но с моей головой, заполняющей весь телеэкран – напомните мне поблагодарить оператора за это, – я выгляжу как будто на грани нервного срыва. Но, в принципе, я и была на грани нервного срыва.

– Я не очень много думала на эту тему.

– Так вы до сих пор не приняли решение о том, как вам поступить?

– О, нет. Я приняла решение. Я пересдам тест.

Репортер наклоняет голову в этой репортерской манере, когда ответ, который они получают, не соответствует ожидаемому.

– Как и у большинства других студентов, вовлечённых в скандал, ваш результат Академического теста был особенным, верно? Некоторые внесли предложение, что это может стать единственным преимуществом ваших испытаний.

На экране я качаю головой. Я выгляжу возмущенной.

– Не думаю, что были какие-то преимущества. В этом не было ни малейшей положительной стороны. Не для меня.

– Вы почувствовали удовлетворение от того, что были той, кто призвал его к ответу? Ваша смелость в раскрытии этой истории дала другим жертвам силы также сделать свои заявления.

Она кладет восемь фотографий на стол между нами. Они все фальшивки – хитрость новостей, чтобы визуализировать величину воздействия Дэниела. Как будто число фотографий на столе прямо пропорционально тому, какой великой героиней я являюсь.

Но я вообще не героиня.

– Ты дала право голоса студентам. Это уже что-то.

Они были моими друзьями. А теперь мы нечто большее. Мы связаны таким образом, что никогда не распутаемся.

На экране я закрываю глаза и вздыхаю. Здесь и сейчас я чувствую, как рука Адама прикасается к моей, его пальцы придают мне сил.

– Этого явно недостаточно. Но это всё, что я могу сделать.

Репортер заканчивает напоминанием о предстоящем судебном заседании Дэниела и расследовании, которое всё ещё ведётся над двумя неназванными причастными несовершеннолетними. У несовершеннолетних есть имена: Блейк Таннер и Адам Рид.

Я до сих пор не знаю, что с ними будет.

– Не беспокойся об этом, – говорит Адам, читая мои мысли.

Мэгги, свернувшаяся с другой стороны от меня, отворачивается от телевизора.

– Она н-не единственная, кто беспокоится об этом.

– Добро пожаловать в мой фан-клуб, приму это как комплимент, – отвечает Адам, по большей части дразнясь. Эти двое, возможно, никогда не будут делиться секретами или заплетать друг другу косички, но они любят меня. И, кажется, для них этого достаточно.

– Ну, лично я горжусь тобой, – говорит мама со своего любимого места. Её улыбка слегка дрожит, что говорит о том, что она сказала не всё, что хотела. – Я всё ещё надеюсь, что ты передумаешь насчёт теста. Никому не будет хуже, если ты сохранишь этот балл…

Я округляю глаза.

– Мам. Мы это уже обсуждали.

Она с резким вздохом уступает. Похоже, она приняла это, но мы обе знаем, что это не так. Позади неё папа крутит пальцем у виска.

– Не слушай её. Ты, возможно, получишь ещё лучший результат.

– Сомневаюсь, – говорю я.

– А я нет, – отвечает отец. – И как ты знаешь, я всегда прав.

Я смеюсь.

– Ладно, тебе придется смириться с реальностью.

– Однажды ты поймешь, насколько на самом деле умная, – тихо говорит Адам.

– И тогда смириться придётся тебе, – замечает отец.

Он делает это заодно с Адамом. Вставляет замечания.

Всё ещё немного странно, что я встречаюсь с парнем, у которого есть судимость. Совсем не то, о чём они мечтали, я понимаю. Чёрт, Адам похлеще их. Сначала он даже не хотел переступать порог дома. Но однажды мы с Мэгги затащили его внутрь и заставили всех смириться с происходящим.

Не то слово, как неуклюже всё было. Но сейчас мы здесь. И всё нормально.

Даже хорошо.

– Когда у тебя следующая встреча с детективом? – спрашивает отец.

Мэгги смотрит прямо на меня, её брови подняты. Я заставляю себя прикусить язык и посмотреть на Адама, опустившего взгляд. Он задерживает дыхание перед ответом.

– В пятницу.

– Твоя бабушка там будет?

– Ей не очень... хорошо, – отвечает он, и я сжимаю его руку. Он явно чувствует себя некомфортно, делая глоток содовой из холодильника. Вероятно, он не горит желанием впутывать свою дряхлую бабушку-алкоголичку в это.

– Если ты не против, я мог бы позвонить ему, – говорит отец.

Мы с Мэгги одновременно поворачиваем головы и смотрим на него. Мама тоже таращится.

– Что? – спрашивает он, смотря на нас, как на сумасшедших. – Это так странно, что я хочу замолвить словечко за парня?

Эм, да, это странно. Мой отец, защищающий парня, с которым я постоянно встречаюсь, сродни предзнаменованию надвигающегося апокалипсиса.

– Вы не должны... – я обрываю Адама, крепко сжимая его пальцы, и выразительно смотрю на него. Его глаза смягчаются, и он начинает снова. – Если вы этого хотите, было бы здорово. Спасибо.

Мама хлопает в ладоши и предлагает пиццу, отец присоединяется к ней, когда она направляется в кухню, диктуя добавки и обсуждая варианты доставки.

Мэгги достаёт, по меньшей мере, четыре флешки, сваливая их на стол в линию.

– Теперь, когда с этим покончено, нам нужно в-вернуться к делу. Где твои маркеры?

Нахмурившись, я взираю на гору работы на кофейном столике.

– Они в рюкзаке. Завернутые в последний кусочек надежды на весёлые каникулы.

Адам смеётся.

Его смех был моим самым первым воспоминанием из потерянных месяцев. И это мой самый любимый звук на земле.

***

Шесть минут. Через шесть минут я войду в эти двойные двери, сяду за парту, и моё будущее изменится.

Я ожидаю на одном из выставленных в ряд пластиковых оранжевых стульев с Адамом и тремя дюжинами выпускников, которых не особо знаю. Остальные уже получили свой балл.

Другие дети здесь выглядят так, будто они выпили по три чашки кофе с Ред Бул. Они елозят на своих стульях и смотрят на часы, потные и нервные, а на лицах застыл ужас.

– Думаю, я был спокойным, расслабленным и собранным, – комментирует Адам.

Я качаю головой.

– Нет, ты сногсшибательный и соблазнительный.

– Да? – Улыбка, которую он адресует мне, возможно, запрещена четырьмя штатами. К сожалению, даже обещание импровизированного свидания не может притупить важность того, что мы ожидаем. По крайней мере, не для него.

И не для меня вообще-то. Ну, может, один раз так и было. Но теперь всё по-другому. Я смотрю на закрытые двери южной стены. Белые буквы САТ написаны на обеих дверях. Может, я сумасшедшая, но от этого вида я широко улыбаюсь.

– Ты пугаешь народ, – говорит Адам.

Я целую его, и из его горла вырывается мычащий звук, когда я отстраняюсь.

– Эй, я не себя имел в виду.

– О, это не для тебя. Мне нужно было прочистить мысли.

– Точно. Прочистить мысли. – Он качает головой и выпрямляется на стуле, принимая серьёзный вид. Как будто ему нужно беспокоиться. Он получит балл, который позволит поступить в любую школу, которую он пожелает.

Должен, но этого может не хватить.

А что касается меня…