– Ни за что.

Он вздыхает, как будто для него это неважно. Затем снова открывает кожаный кейс и вынимает новый шприц. Мои глаза приковываются к этому шприцу, к прозрачной жидкости внутри.

– Знаешь, этот наркотик может изменить мир. Представь себе искоренение убийств. Учеников с отличными отметками. Бесстрашных солдат. Знаешь, сколько заплатит правительство за нечто подобное?

– Так вот чем это является для тебя? – Я чувствую ужас, сковывающий лицо в отвратительную маску. – Вот почему ты убил доктора Киркпатрик? Из-за денег?

Дэниел смотрит на меня.

– Убил её? Кто поверит в то, что я убийца? Это преступление спишут на кое-кого с тёмными прошлым. Возможно, с судимостью. На кого-то вроде твоего парня.

– Ты лжешь, – говорю я, качая головой.

– Разве? Он же уже преступник, так? Преступник и лжец. Что ещё он скрывает? Кто знает, не сознается ли он в немыслимых преступлениях?

Его улыбка, предназначенная мне – это проявление самого абсолютного зла, которое я когда-либо видела.

– Ты был там, возле тела доктора Киркпатрик? – спрашивает Дэниел Адама.

– Да.

– Ты видел её на том столе, верно? Так много крови, Адам, – говорит Дэниел, качая головой. – Как ты мог?

– Я сделал ей больно? – спрашивает он, нахмурившись в замешательстве. – Я не...

– Ты не сделал никому больно, Адам, – говорю я. А потом сердито поворачиваюсь к Дэниелу. – Ты законченный ублюдок.

– А ты связана, – лицо Дэниела искажается, и он вскидывает руку, ударяя Мэгги по рту.

Я не уверена, кто кричит громче – я или она.

Адам делает слабые попытки подняться, но Дэниел толкает его обратно.

– Ты никуда не пойдешь. Ты будешь сидеть здесь и думать обо всех причинах, по которым с тобой что-то не так.

От его слов Адам оседает обратно, я пытаюсь броситься к нему и слышу, как шприцы ударяются друг о друга в кармане. Дэниел берёт руку Мэгги в свою и приставляет иголку к коже прежде, чем я успеваю сделать шаг.

– Очень хорошо подумай о том, хочешь ли ты, чтобы это произошло, – говорит Дэниел. Затем он несильно втыкает иголку. Мэгги тихо всхлипывает, и мой живот сворачивается, как прокисшее молоко. – Ты покажешь мне то, что я хочу, или мы увидим, насколько много ей нужно, чтобы отключиться на месяц.

Адреналин пробегает сквозь меня, горячий и злой. Мой мир сужается до этой иголки возле руки Мэгги.

– Наркотики, мисс Спиннакер!

– Ладно, я покажу, где они, – говорю я, засовывая руку в карман. Чувствую кончик одного шприца и думаю о той жизни, которая не должна была быть у доктора Киркпатрик. И о жизни Джулиен, которую та также не должна была иметь.

– Они у тебя с собой? – скептично спрашивает он.

Да.

Они у меня, но я не могу дать этому произойти. Я не позволю ему выиграть.

Пытаюсь сформулировать слова губами, но глаза Мэгги умоляют меня. Не за себя. Она умоляет меня решиться. Осмелиться сделать всё правильно.

– Покажи, что у тебя! – кричит он, проталкивая иглу глубже.

Я вынимаю одну руку.

– Это лист испытаний, окей?

Я достаю его.

Но не вынимаю. Я вынимаю шприц. И я не знаю, как мне это сделать, когда он смотрит прямо на меня, но я не могу не попытаться. Я должна.

Пока я упорно пытаюсь найти способ, хоть малейшую возможность, Мэгги внезапно движется. Она сильно накреняется, отклоняясь от него, пока стул не опрокидывается набок.

– Ты коварная маленькая сучка! – говорит он, наклоняясь, чтобы схватить её.

Вот он.

Мой единственный шанс.

Я снимаю наконечник и бросаюсь вперед. Наношу удар туда, куда могу достать, и нажимаю на поршень быстрым сильным движением.

За доктора Киркпатрик. За Джулиен. За всех нас.

Он рычит и ударяет своей рукой по моей, отбрасывая меня прочь. Игла всё ещё болтается в его шее, когда он снова ударяет меня. На этот раз я быстрее. Уклоняюсь влево.

Дэниел отрывает шприц от кожи, читая наклейку с очевидным ужасом. Я хватаю ближайший тяжелый предмет, до которого дотягиваюсь – вазу с кофейного столика.

Размахиваю ей как летучая мышь, готовая ударить. Но мне не нужно бить его. Он тянется ко мне и спотыкается, падая на одно колено перед диваном. Он бледен и задыхается.

– Ты и понятия не имеешь, что ты наделала, – говорит он, глотая слова. – В этих шприцах такая концентрация... – Он прерывается, шатаясь на одной ноге. – Его так не тестировали.

Я заполняю воздухом легкие и добавляю смелости в голос.

– Ну, будем считать это моим экспериментом. Вот чем мы были для тебя, да? Экспериментами?

Он смотрит сначала на меня, а потом на свои ноги. Качает головой и оглядывается вокруг. Я представляю оленя в свете фар. И решаю использовать его же приемчики против него.

– Вы выглядите таким усталым, мистер Таннер, – говорю я, с усмешкой наклоняя голову. – Я слышала, вы сказали, что хотите присесть.

– Я не говорил… – Он прерывает себя, смотря на Адама на диване и Мэгги перед собой. Пытается сделать шаг, но его колени подгибаются. Наблюдаю, как он тяжело садится на диван, его длинные ноги согнуты под странными углами.

– Вы хотите отдохнуть, – говорю я. – Вы так устали. Так ослабли. Вы хотите поспать.

Его взгляд стекленеет, зрачки расширены. Я вижу, что он встряхивается, пытаясь прочистить голову.

– Я не... я устал.

– Вы устали, – говорю я, ощущая безучастное наслаждение силой. – А теперь вы закроете глаза, пока я не скажу вам снова открыть их.

Мэгги распутывает веревки вокруг ног, когда освобождаю ее руки. Она связывает Дэниела, а я звоню в полицию.

Когда заканчиваю, я иду к Адаму.

Подхожу к нему на ватных ногах, он смотрит на меня через полуприкрытые веки. Он выглядит так, будто находится в агонии. Мне больно видеть его таким.

– Полиция едет, – говорю я.

– Полиция, – повторяет он. Затем он напрягается, смотря встревожено. – Тебе надо убираться отсюда. Ты не должна иметь дело ни с чем подобным, Хлоя.

Пытаюсь прикоснуться к его руке, чтобы успокоить.

– Адам...

– Иди, Хлоя! Ты слишком хороша, чтобы быть замешанной в этом. Это моя вина. Моя проблема. Пожалуйста. Просто иди. – Он толкает мои руки, и довольно сильно, даже в таком состоянии. Всё, что я могу – это быть рядом с ним.

Смотрю на другой конец дивана, где в отключке лежит Дэниел. Чувство, которое проходит через меня, слишком сильное, слишком яростное, чтобы принять его за гнев. Я напоминаю себе, что полиция в пути, что этот мужчина покинет это место в наручниках и отправится в тюрьму.

Но мне этого не достаточно.

Я могу навредить ему так же, как он навредил нам. С помощью этого мерзкого наркотика, который бежит по его венам, я могу заставить его проснуться и сказать то, что похоронит всю его оставшуюся жизнь. Я могу почувствовать вес правосудия над ним в своих руках.

– Ты слишком хороша для меня, – говорит Адам, отвлекая меня.

Я не слишком хороша для него. Но я слишком хороша, чтобы поступить так с Дэниелом Таннером.

Проскальзываю в промежуток между Адамом и подлокотником дивана. Касаюсь его лица, и он хмурится, всё ещё выглядя заторможенным и смущенным.

– Ты заслуживаешь лучшего, Хлоя. Я пытаюсь убедить тебя в этом.

– Значит, хорошо, что я никогда не слушаю.

Когда он пытается отклониться, я целую его. Он делает неубедительную попытку остановить меня, но я усиливаю напор. Когда мы отстраняемся, я вижу, что его взгляд стал более осмысленным. Его прикосновения вернули мою память. Может, мои делают с ним то же самое. Это смешная идея, но она вызывает у меня улыбку.

– Знаешь, я всё вспомнила, – говорю я. – Всё пропущенное время вернулось.

Замечаю обеспокоенность на его лице прежде, чем он пытается скрыть её.

– Да? Какие-то большие сюрпризы?

– Ничего стоящего упоминания. Тем более я уже знала, что люблю тебя.

Он наполовину склоняет голову в согласии, когда до него доходит смысл. Я вижу его сомнение, чувствую, как напряжение в его взгляде сменяется мягкостью, его лицо расслабляется.