Однажды ночью, лежа на своей больничной койке и раздумывая о наших ссорах с Людмилой, я подумал: «Пропади все пропадом — слава, деньги, известность! Была бы только рядом она».

Но вслух я ей этого не сказал. До сих пор не знаю — может быть, напрасно?

Радость в жизни непостоянна, на нее отпущены минуты, а вот неудачи сопровождают нас всю жизнь. Видимо, на роду мне было написано испытывать минуты счастья лишь в поездах, под стук колес, один на один с собой. Как только я выходил из вагона, на меня сразу наваливалась куча неприятностей.

Я вновь почувствовал сопротивление. Было странное ощущение, что передо мною все время стоит некая стена. Причем стену эту возводят явно неглупые люди, все делалось тонко, терпеливо, расчетливо.

После решения ЦК КПСС создать на базе нашей проблемной лаборатории филиал одного из институтов по травматологии я столкнулся с массой препятствий.

На первом этапе строительства нужно было заложить и построить внеплощадные инженерные сети: водопровод, канализацию, энергоснабжение, радио, телефон, экспериментальные мастерские, котельную.

Техническую документацию по этим сооружениям нам выдали в недостаточном количестве экземпляров и вдобавок графически плохо выполненную. Это обстоятельство надолго затянуло заключение договора с генподрядчиками.

В строительстве я был почти профан, теперь пришлось вникать в самые его дебри. ОКСа пока не существовало, главного инженера, бухгалтера, инспектора по оборудованию тоже. Множество вопросов приходилось решать самому. Кроме основной профессии хирурга, я был уже инженером, слесарем, и вот теперь приходилось становиться строителем.

А мое основное дело? Постоянные операции, наблюдения за больными, работа с учениками над их диссертациями, проведение регулярных хирургических советов — разве кто мог за меня это сделать? Помимо всего, меня избрали депутатом районного Совета…

Иногда я, устав от бесчисленных своих обязанностей, жаловался жене на трудности, на нехватку времени. И всякий раз Таня спокойно отвечала мне:

— Ничего, ты крепкий.

И вправду, на работу я поднимался в семь утра, спать ложился в четыре ночи и не уставал. Донимало другое: такие на первый взгляд «непрофессиональные качества» отдельных ведущих травматологов, как тщеславие, зависть, обостренное самолюбие, играли в судьбе моего метода куда большую роль, чем официальное признание. Все постановления и приказы о внедрении моего метода встречали противодействие моих противников. Противодействие умное, тщательно продуманное и, как правило, скрытное. Меня глубоко возмущали действия моих оппонентов, которые, препятствуя распространению моего метода, лишали многих и многих больных исцеления.

Однако пеняй тут не пеняй, но и в самом деле, как говорила супруга, оставалось только одно: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж!»

Притом свой «воз» надо было тащить не еле-еле, а как можно активней в наступательней. Я не собирался вставать в какую-либо позу и изображать из себя обиженного или непонятого. Я готов был делать, совершать все, что угодно, лишь бы мой метод внедрился в повседневную медицинскую практику по всей стране.

На пути серийного изготовления аппаратов тоже возникли тернии. Поначалу долго пришлось искать завод, который бы взялся за их изготовление. Наконец он нашелся — с ним начались затяжные переговоры.

После выпуска первой партии аппаратов обнаружился большой процент брака. Снова встречи, уточнения, взаимные претензии — толку было мало.

Одновременно со всех концов страны в мой адрес беспрерывно поступали письма от хирургов-травматологов с просьбой выслать им хоть один комплект моего аппарата или, в крайнем случае, подсказать, где в как его можно приобрести за наличный счет. Пусть даже за большие деньги.

Что я им мог ответить? Ничего. Аппаратов мне не хватало самому.

На одной из всесоюзных конференций группа травматологов написала письмо в центральную газету.

«Уважаемый товарищ редактор!

Мы, группа врачей-хирургов со стажем работы от 10 до 30 лет, приехавшие на курсы усовершенствования врачей из различных городов Советского Союза, обращаемся к вам за советом и помощью. Суть дела сводится к следующему:

Врач из г. Сурганы С. И. Калинников еще в 1952 году изобрел аппарат, который сокращает сроки излечения самых разных переломов в 2–6 раз по сравнению с общепринятыми методами. Постановлением Минздрава РСФСР в 1961 году его аппарат был рекомендован для широкого внедрения в практику. О достоинствах метода доктора Калинникова неоднократно писала отечественная и зарубежная пресса. Им самим опубликовано около сорока статей.

И все же, несмотря на общественное признание заслуг травматолога Калинникова, в настоящее время (а прошло уже более полутора лет) все еще не осуществлен серийный выпуск его аппаратов. Зная их преимущества, врачи городов Челябинска, Уфы, Краснодара, Омска, Орджоникидзе, Свердловска и др. начали изготовлять их кустарным способом и применять в практической работе. Это недопустимое положение.

Просим Вас направить к нам опытного корреспондента для более подробного ознакомления с затронутым вопросом».

Корреспондента направили ко мне в Сургану. Лично я из-за большой занятости побеседовал с ним дважды и успел обрисовать ему положение лишь в общих чертах. Корреспондент ходил по палатам, расспрашивал больных, беседовал с моими учениками, медсестрами, ординаторами, ознакомился с целой кипой самых разнообразных писем; побывал в облздравотделе, в обкоме партии — в общем, корреспондент оказался человеком добросовестным и в суть дела влез очень дотошно.

Через две недели появилась его большая статья. Корреспондент затрагивал почти все болезненные проблемы нашего филиала, объективно, опираясь на документы, описывал ту сложную ситуацию, которая складывалась вокруг моего метода вот уже много лет.

В заключение статьи он спрашивал:

«…Я понимаю, можно годами оспаривать новое в науке, возражать, не стесняясь в выражениях. Доктора Калинникова за минувшие одиннадцать лет называли и „кустарем-одиночкой“, и „фокусником“, и „шаманом“, и „слесарем“, и даже „авантюристом“. Ничего не поделаешь — научная борьба есть научная борьба. Говорят, это естественно.

Я понимаю, можно не спешить с внедрением нового лечения. В медицине, прежде чем отрезать, приходится иногда мерить не семь — семьдесят семь раз. Это тоже естественно.

Но как можно публично провозглашать широкое внедрение в медицинскую практику нового метода С. И. Калинникова и тут же препятствовать ему — вот это я понять не могу. Это, по-моему, неестественно!»

Зато очень быстро все поняли мои «доброжелатели», В Минздрав, как из рога изобилия, моментально посыпались письма, в которых выражалось возмущение появлением подобных статей в советской печати.

Например, такое:

«Я обращаюсь к Вам по поводу возмутительной статьи „Заботы доктора Калинникова“.

Утверждения автора статьи о том, что больные зачастую не могут получить квалифицированную помощь по месту жительства, не обоснованны. Они сводят на нет большую и полезную работу, проводимую во многих уголках нашей страны бесчисленным отрядом ортопедов-травматологов, которые, кстати, с успехом применяют в своей практике тот же аппарат Калинникова!»

А вот письмо, которое получили мы:

«Началось это в девять лет. Ужасные боли в левом тазобедренном суставе, укорочение ноги на шесть сантиметров, остеомиелит. Лечусь уже восьмой год.

Недавно в журнале „Здоровье“ прочитала заметку о докторе Калинникове, о его аппарате. Я обратилась к нашему лечащему врачу. Он сказал, что таких аппаратов в нашей городской больнице нет.

Очень прошу, поставьте меня на очередь в Вашу клинику. Я готова ждать хоть двадцать лет, лишь бы опять стать полноценным человеком».

Письмо в Минздрав:

«Публикация подобных статей в открытой печати дезориентирует не только широкий круг читателей, но и всю медицинскую общественность. В результате подобной дезориентации и возникает тот огромный поток писем к С. И. Калинникову, которыми апеллирует автор».