— Как так? — недоумевая, спросил Державин. — Каким образом волонтером ты попал, да еще к англичанам?

— На той неделе, Гаврила Романович, срочно списали меня с «Ярослава» и велели явиться в корпус, — рассказывал он, поднимаясь по лестнице. — Всего нас десятка два гардемарин по указу его величества отправляют в Англию для практического обучения на тамошнем флоте.

Михаил с упоением продолжал:

— Наш ротный сказывает, что такое не часто случается. На аглицких эскадрах можно полсвета повидать.

— Ну, уж прямо-таки полсвета, — пробурчал Державин. — Пойдем-ка щей откушаем.

Вечером, во время ужина, в доме появился Резанов.

— Только что окончилось заседание главного правления компании, — рассказывал он, усаживаясь рядом с Лазаревым за столиком. — Хотя и время позднее, решил к вам заглянуть, Гаврила Романович. Через неделю-другую, видимо, буду перебираться в Кронштадт окончательно.

Державин хлопнул себя по лбу:

— Совсем позабыл. Еще связку книг для вас приготовил, Николай Петрович, прихватите с собой. Прикажу завтра же к вам на квартиру переправить.

Державин перевел взгляд на молчавшего соседа Резанова:

— Можете поздравить новоиспеченного гардемарина. В числе примерных учеников отправляется нынче волонтером в Англию — практиковаться на кораблях.

Резанов перестал есть, положил руку на плечо Лазарева.

— Рад за тебя, Михаил, слыхал я, служба в аглицком флоте не из легких. Однако пользу приносит великую. Нынче в экспедицию идут со мной командирами Лисянский и Крузенштерн. Прежде они оба долгое время служили на британских кораблях волонтерами. Пример достойный.

Державин усмехнулся, велел принести шампанского, выждал, пока нальют.

— Авось тебе выпадет жребий их преемником оказаться.

Он взял бокал и встал:

Резанов захохотал, а Державин, сделав паузу, продолжал:

Гости с изумлением слушали поэта. Таким Державина они видели впервые. Гаврила Романович поднял бокал:

— Нынче выпала мне честь напутствовать вас в дальний вояж. Будьте сильны духом и помните об отечестве, которого и дым нам сладок и приятен[33]. Успешного плавания вам, други мои! И твоим собратьям, Мишутка, кои в морях обретаются. Доброго пути, удачи вам и попутного ветра.

За распахнутым окном внезапно потемнело, вихрь вздул занавески, застучали дробью капли летнего дождя, с Финского залива нашел очередной шквал…

Почти два десятка лет состоял послом России в Англии генерал от инфантерии граф Семен Воронцов. Выученик своего дяди, канцлера и ловкого интригана елизаветинской эпохи графа Михаила Воронцова, перенял многие привычки своего знатного родственника. В Лондоне он пользовался авторитетом, был известен в широких кругах как хороший дипломат. В Петербурге завидовали его дипломатическим успехам и недолюбливали.

В погожий осенний полдень секретарь доложил о прибытии камергера Резанова.

— Проси, — коротко распорядился Воронцов, не по возрасту живо поднимаясь из кресла. Он давно получил известие из Петербурга об отправлении экспедиции.

Поздоровавшись, Резанов вынул конверт:

— От их сиятельства графа Воронцова Александра Романовича.

Передавая конверт, Резанов подумал: «Как, однако, он похож на брата». Распечатывая конверт, Воронцов указал Резанову на кресло.

Глядя со стороны на Воронцова и Резанова, нетрудно было заметить их сходство. Несмотря на большую разницу в годах, они походили друг на друга сухощавостью фигур, стремительностью в движениях, учтивостью манер.

Пробежав письмо, посол положил его на стол.

— Два дня назад первый лорд адмиралтейства сообщил мне о прибытии в Фальмут шлюпа «Нева» под командой Лисянского.

— Мы несколько задержались, — улыбаясь, ответил Резанов. — В Немецком море нас ночью разлучила стихия, изрядно потрепала непогода. Слава Богу, все обошлось, лишь мелкие поломки.

— Шторм, однако, был довольно жестоким. Мне известно, что в Ла-Манше затонуло несколько судов. Я удивляюсь, что ваши корабли не имеют серьезных повреждений. — Воронцов усмехнулся. — Если откровенно, милостивый государь, я мало верю в успешность предприятия, затеянного графом Румянцевым и графом Мордвиновым.

Воронцов часто и довольно открыто высказывал свое мнение, противное решениям Петербурга.

— Но, ваше сиятельство, российские мореходы на Великом океане три десятилетия успешно хаживают к американским берегам, — возразил недоуменно Резанов.

— Как бы то ни было, имена Лисянского и Крузенштерна вряд ли будут широко известны публике, подобно именам Кука и Фиппса.

Резанова задела за живое последняя фраза.

— В свое время, ваше сиятельство, именно капитан Кук высоко отзывался о российских моряках в Русской Америке.

Воронцов поднял брови: «Однако этот щеголь знает больше моего», — и перевел разговор.

— Мне известно, что его величество посылает вас с миссией в Японию.

— Да, это первый официальный шаг нашего государя навстречу этой загадочной для нас державе.

Воронцов сомнительно сжал тонкие губы.

— Аглицкие дипломаты который десяток лет пытаются пробить брешь в Японию, но безрезультатно. Однако Бог вам в помощь. Когда вы намерены отправиться и нужно ли содействие какое-либо?

— Благодарю, ваше сиятельство, власти в Фальмуте любезно все нам предоставили, думаю не позднее пятого октября отплывать.

Воронцов и Резанов распрощались. Задержав камергера, посол улыбнулся:

— Передайте поклон Крузенштерну и Лисянскому. Десяток лет назад они через мои руки проходили, приехав волонтерами в аглицкие эскадры. Поначалу в Вест-Индию, затем в Ост-Индии несколько кампаний совершили. Кстати, через неделю-другую ожидаю команду гардемарин из Морского корпуса. Буду им вспомоществовать в адмиралтействе…

Со времен Петра Великого русские офицеры и гардемарины, по взаимной договоренности с Великобританией, периодически, раз в пять-десять лет, проходили службу на кораблях королевского флота.

Не одна сотня линейных кораблей и фрегатов охраняла интересы метрополии, вооруженной рукой держала в подчинении колонии, отбивала наскоки соперников — Франции, Испании, Голландии. Русские волонтеры, кроме отменной морской выучки, осваивали морские театры в Атлантике, Средиземном море, Индийском океане. Перенимали навыки военной выучки англичан, в совершенстве осваивали английский язык.

В конце октября в Портсмуте распределяли по кораблям прибывших русских гардемарин. Кто-то попал на Мысовскую эскадру у Доброй Надежды, некоторых направили в Канальную эскадру метрополии. Михаил Лазарев, Александр Авинов и Алексей Шестаков попросились на один корабль, и их назначили на фрегат, следовавший к Наветренным островам. Семен Унковский отправился на корабле к Бермудам.

Все было в новинку — язык, порядки, нравы. Русские гардемарины выступали на кораблях в роли мичманов. В английском флоте мичмана составляли извечный костяк — прослойку между офицерами и матросами. Лазарев первым из друзей подметил существенное различие:

— Пожалуй, мичмана здесь подобны нашим боцманам или унтер-офицерам. Спрос с них большой, отсюда и мы поневоле должны жестко спрашивать с матросов. Но прежде сами обязаны уметь исполнять каждое матросское дело образцово.

В стычках с французскими корветами меткость английских канониров была не выше русских. В сноровке, ловкости и смелости при постановке и уборке парусов, особенно в штормовую погоду, русские гардемарины мало уступали опытным морякам и неоднократно заслуживали похвалу английских офицеров.