– Зовите меня Иваном, – сказал я, понимая, что не слишком оригинален. Но Настя только кивнула и огляделась по сторонам.

– Вот и отлично, Иван. Я вижу, вы только что вошли. Машина будет ждать нас, – тут она взглянула на свои часики, – через сорок пять минут, самолет, соответственно, через полтора часа. У вас еще есть время, чтобы принять душ, побриться, отдохнуть и переодеться.

Она окинула меня странным оценивающим взглядом, словно на глаз снимала мерку, и, задержав его на моих стоптанных кроссовках, спросила:

– Сорок второй, я не ошибаюсь?

Тон был строгий, секретарский, и в глубине ее улыбающихся глаз мне почудилась холодная настороженность. То ли за нами действительно наблюдали, то ли человек, за которого меня здесь принимали, не вызывал у нее особых симпатий, несмотря на общность языка. Но радовало хотя бы то, что убивать меня пока явно не собиралась. Ну что ж, принять душ – это здорово. В моей нынешней жизни часто приходится обходиться без такой роскоши, как горячая ванна или душ. Отчего бы и не побаловать себя? Осталось только понять, что делать с Росинантом, поскольку, если я все правильно понял, мне предстоит переодевание, а после меня ждет машина и самолет. Черт возьми, хотелось бы знать, куда это я направляюсь!

В ванной я нашел великолепную бритву, стопку больших вкусно пахнущих полотенец и отличный мужской халат. Что бы со мной не случилось дальше, а сейчас надо пользоваться моментом. Это тоже одно из хорошо усвоенных мною правил Улицы. Но расслабляться полностью не следовало. В общем, минут через двадцать я вышел из ванной и обнаружил лежащий на кровати большой чемодан из тисненой кожи. Внутри в идеальном порядке была разложена мужская одежда. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: вся она великолепного качества. Рубашки в специальных зажимах, несколько пар брюк, белье, отдельно – прекрасные ботинки из крокодиловой кожи. И все это, похоже, совершенно новое. Не чемодан, а целое состояние! Попадись он мне еще утром, и я был бы счастлив. Потому что спереть такой самому шансов мало, разве что пойти на сумасшедший риск: обычно такие чемоданы носят не сами хозяева, а только прислуга, с которой лучше не связываться.

Отдельно было выложено то, что, по мнению Насти, мне следовало надеть сегодня: тонкий шерстяной свитер, темно-серые брюки и спортивного типа пиджак с замшевыми заплатками на локтях. На коврике стояли ботинки из крокодиловой кожи. Я даже не удивился, когда оказалось, что шмотки сидят на мне так, словно я все это выбрал сам. Да, Настя – определенно профессионал в своем деле. Только ботинки оказались все же чуть-чуть великоваты. Но я столько лет носил случайные вещи с чужого плеча, что почти не обратил внимания на такую ерунду. Когда я подошел к огромному зеркалу, то не поверил своим глазам – на меня смотрел довольно молодой симпатичный подтянутый мужчина. Если бы не глаза, к такому, пожалуй, стоило бы прицепиться на улице, чтобы поживиться. А я и не знал, что у меня такие глаза... Наверное, давно не обращал на них внимания.

Я все еще разглядывал себя в зеркало, когда, вежливо постучав, в комнату проскользнула Настя. Она оценивающе оглядела меня и кивнула. Не знаю почему, но я почувствовал себя значительно уверенней. Как будто настоящий «я» остался лежать на полу вместе с Росинантом – никем не замеченный и в полной безопасности. А новый «я» мог рисковать своей жизнью сколько угодно, меня это отчего-то совершенно не касалось. Этот хорошо одетый и почти неузнаваемый «я» спокойно улыбнулся Насте и вышел в гостиную. Взгляд тут же наткнулся на раскрытый чемоданчик-кейс. Я совсем забыл о нем! Очевидно, он теперь тоже принадлежит мне. В таком случае, имеет смысл ознакомиться с его содержимым. В кожаной папке лежали какие-то бумаги. Та-ак, ситуация становится все интереснее! Я оглянулся на стоящую неподалеку Настю. Девушка смотрела на меня как ни в чем не бывало и словно ждала, не будет ли каких-нибудь указаний. Я захлопнул кейс и попытался улыбнуться. Среди мелькающих в голове беспорядочных мыслей появилась одна достойная внимания.

– Что-нибудь еще? – невозмутимо спросила Настя.

– Да, – ответил я, – конечно. Расскажите мне о себе. Как вы попали на эту работу?

Если здесь есть записывающая аппаратура, то, скорее всего, девушка не будет со мной откровенничать. Правда, она и сама может об этом не знать.

– Простите, Иван, но нам категорически запрещено говорить о себе. Такая информация не имеет никакого отношения к делу. – Она помедлила и, как-то странно взглянув на меня, добавила. – Могу сказать одно: когда стало понятно, откуда вы родом – не обижайтесь, но по-английски вы говорите с сильным акцентом – было решено предоставить вам русскоговорящего секретаря. Всегда удобней общаться на родном языке, не так ли? Впрочем, если хотите, я могу вызвать кого-нибудь другого.

– Нет-нет, вы меня вполне устраиваете.

Моя наивная попытка разговорить ее не принесла никаких плодов. Ладно, подумал я, у меня есть шанс сделать это позже, в машине или в самолете. Ведь она, наверное, будет сопровождать меня... только вот куда и зачем? А если она вовсе не секретарша, а приставленный ко мне наблюдатель, в обязанности которого входит убрать меня сразу после операции? Конечно, субтильная Настя – это не те громилы, но откуда мне знать, кто она на самом деле. Слышал я о фифочках, которым самые страшные спецназовцы не годятся и в подручные. Просто потому, что они умеют убивать и без подручных, и без оружия. Беззвучно и быстро. Тоненькими ручками с маникюром на пальчиках.

– Иван, простите, но нам пора! – голос Насти вывел меня из тяжелой задумчивости. Я согласно кивнул. Девушка уже успела достать из чемодана темный длинный плащ и теперь протягивала его мне. Я повесил плащ на руку и удивился его тяжести, хотя с виду он показался мне совсем невесомым. Настя вызвала лифт, а я напоследок обвел взглядом гостиную и снова пожалел об оставляемом здесь Росинанте. Что-то подсказывало мне: в этот номер я больше не вернусь, и мои уникальные инструменты будут выброшены на помойку. Впрочем, жалеть нужно было скорее самого себя. По сравнению с тем, что может произойти со мной в ближайшее время, даже «колумбийский галстук» казался мне сейчас чем-то знакомым и понятным, а потому менее пугающим.

Мы спустились в холл самого обыкновенного жилого дома. Скромное ничем не примечательное помещение. Разве что лицо швейцара, прилипшего к входным дверям, показалось мне слишком осмысленным, а движения его были слишком плавными и тренированными. Машина – здоровенный трехосный лимузин с тонированными стеклами – стояла прямо у подъезда. Мне стало даже любопытно: я ведь никогда не ездил в таких лимузинах. Не глядя на нас, водитель – мрачный чернокожий великан – распахнул дверцу, и я, в последний раз вдохнув влажный осенний воздух столь родной мне Улицы, нырнул в темное нутро автомобиля. Искус бросить кейс, который я держал в руках, под ноги швейцару, оттолкнуть водителя и дать деру, возник и тут же исчез. Бухгалтерия снова была не на моей стороне: добежать до угла я бы не успел.

В салоне Настя уселась напротив и дисциплинировано сложила руки на коленях. Вопреки моим ожиданиям, внутренность лимузина оказалась самой обычной: широкие мягкие сидения, вроде диванов, сбоку бар и небольшой столик, как в купе поезда. Нас мягко качнуло, и машина стала набирать ход. Насколько я понимаю, мы торопились в аэропорт. Я отвернулся к окну, чтобы не встречаться взглядом с Настей. Бессмысленно было даже пробовать разговорить ее здесь, в этом автомобиле. Ну хорошо, подумал я, впереди еще самолет, а это означает ожидание в аэропорту и сам полет. Надеюсь, у нас будет время для откровенностей. Вспомнив о необходимости лететь, я мгновенно запаниковал, но тут же рассмеялся над собой. Надо же: попасть в подобную переделку и думать о такой ерунде! Но все равно… ненавижу летать!

– Ненавижу летать, – повторил я вслух, сам не зная зачем.

– Да? – тут же оживилась Настя. Она как будто ждала сигнала, чтобы начать говорить. – Какое совпадение, я тоже терпеть не могу самолеты. Особенно, когда лететь нужно долго. Скажем, в Японию. Может быть, поэтому я не люблю Японию? И вообще, перед полетом у меня всегда портится настроение. Хотя, если я лечу в Париж, это меняет дело. Обожаю Париж! Всегда хотела пожить там хотя бы полгода. Да только никогда не получалось попасть туда надолго. Неделя парижских каникул – это все, что я могу себе позволить...