Но Стасик вместе с Хаимом и Степкой работали на лесопилке Станкевича за 75 грошей в день, а теперь они все голодные бродят по городу в поисках работы, всех их троих отгоняет резиновой дубинкой полицейский от кухни для безработных, где им не дают обеда. За что же Стасику ненавидеть Хаима и Степку? За что любить пана Станкевича и полицейского?

За что драться между собой Василю и Вацэку, если и Василь и Вацэк обязаны отрабатывать за землю пану Тышкевичу, оба должны наниматься косить к кулаку Деркачу. За что может Вацэк любить пана Тышкевича, а Василь — Деркача?

Комсомол призывает к борьбе и Стасика, и Хаима, и Степку, и Василя, и Вацэка, соединить в общий мощный интернациональный фронт и белорусскую, и польскую, и еврейскую, и литовскую рабочую и крестьянскую молодежь и ведет ее на борьбу против и польских, и еврейских, и белорусских, и литовских буржуев, помещиков и кулаков, против польского фашистского правительства, которое им всем служит.

Невыносимо тяжело живется рабочей и крестьянской молодежи, а с каждым днем становится все трудней и трудней. Капиталисты довели хозяйство до глубочайшего кризиса и упадка, а теперь пытаются вывернуться за счет рабочих и крестьян. Они не хотят отказаться от того, чтобы ездить в автомобиле, устраивать балы, чтобы жены их имели десятки шелковых платьев и выезжали на дачи, на курорты сбавлять жир, чтобы их сыновья и дочери учились в заграничных университетах.

Да и на черта им отказываться от всего этого, если власть, фабрики и поместья в их же руках. А есть рабочие и крестьяне, обязанность которых, по словам панов, заботиться о том, чтобы панам хорошо и сладко жилось.

Так что, если сейчас кризис, то надо снизить заработную плату рабочим, надо заставить их работать больше, надо повысить цены на товары, которые они покупают. Довольно платить за рабочих и в больничные кассы! Довольно выдавать помощь безработным! А крестьяне пусть больше платят налогов, пусть еще больше трудятся бесплатно на дорожных работах, пусть еще больше отрабатывают за каждый клочок земли, за каждый сучок из панского леса.

Пусть рабочие и крестьяне изнемогают на фабрике и в поле, пусть бродят голодные по улицам, пусть пухнут и умирают с голода — капиталистов это не интересует. Их интересует только то, чтобы росли их прибыли.

Но ошиблись в своих расчетах паны-благодетели. Рабочие и крестьяне не захотели голодать и умирать, чтоб только спасти капиталистов, в то время когда существует СССР и выполняется вторая пятилетка. На натиск фабрикантов и помещиков они отвечают забастовками и демонстрациями — смелой и героической борьбой. Растет и все выше поднимается мощная революционная борьба под руководством Коммунистической партии.

Капиталисты приходят в ужас от надвигающейся пролетарской революции. Они видят для себя единственное спасение: развязать войну, чтоб уничтожить Советский Союз, где хозяевами являются рабочие и крестьяне, и, возводя все новые фабрики вопреки мировому кризису и упадку, показывают трудящимся всего мира, что избавить их от кризиса, от голода и гнета может только революция. Развязать войну, чтобы захватить новые земли, новые рынки, чтобы уничтожить с миллион ненужных теперь капиталистам Юзиков, Стасиков, Алесей, которые не хотят спокойно умирать с голода, а добиваются работы и хлеба.

Но для войны необходимы мир и спокойствие в стране, а тут кипит борьба. «Если революционная борьба будет и впредь так разрастаться, то мы не только не возьмем Киева и Минска, но, чего доброго, эти хамы в самой Варшаве, в Вильно свернут нам голову», — тревожится пан Пилсудский на совещаниях с капиталистами и генералами. «Надо их успокоить! Надо их научить уважать панов и почитать правительство! — с пеной у рта кричат лютые каты. — Вешать! Расстреливать! Сажать в тюрьмы!»

И из Бельведера[79] идут приказы: «Вешать, не жалеть столбов на виселицы!.. Что? Некоторым из них только по 17–18 лет? Ничего. Повырастают, еще хуже будут. Вешать!» Свистят пули вокруг рабочих и крестьянских демонстраций, пляшут резиновые дубинки по плечам безработных. На деревни и рабочие кварталы налетают разъяренные карательные экспедиции. Тюрьмы, полицейские участки и дефензивы все более наполняются людьми.

Сегодня паны петлю голода, угнетения и издевательств затянули на нашей шее уже так, что и дышать невозможно, а назавтра они готовят для нас войну, увечье, уничтожение, смерть.

И они — тот самый комендант, что истязает арестованных, та самая пани из имения, те самые учитель, ксендз и раввин, что доносят на рабочих и крестьян в полицию, — еще решаются приходить к нам, прикидываются нашими приятелями и опекунами, зазывают нас в свои «стрельцы», «кружки», «союзы» и «курсы»? Они еще решаются забивать нам головы своим отечеством, своим государством, своим палачом над всеми палачами — Пилсудским? О змеи подколодные! И мы еще их слушаем, ходим, как глупые ротозеи, на их «игры», «чтения» и «шествия»? Они же в глаза издеваются над нами.

Нет, не слушаться нам их надо, как смиренным овцам, а бороться с гадами. Довольно уже голода, пинков и оплеух! Довольно такой жизни, обездоленной, горькой! Хватит уже сносить обман и издевательства за наш труд, за пот, за кровавые мозоли!

Вправе ли мы, молодые и сильные, у которых душа огнем пылает, когда каждый из нас, кажется, свернул бы гору и море перепрыгнул, вправе ли мы падать духом и плакать над нашей бедою? Нам ли прозябать в этой черной недоле? Нам ли покорно склонять головы, когда мы, рабочие и крестьяне, все, что есть на свете, создали и создаем своим трудом?! Когда все и всё зависит от нашего труда, держится на нас, когда нас тысячи тысяч, миллионы?! Мы же сила огромная. Разве мы не в силах оборониться от кучки толстобрюхих дармоедов и их прислужников? Стоит нам только поднять головы, расправить плечи и размахнуться всем сразу, как полетят они, что только загремит вокруг, как загремело в России в 1917 году. Так на борьбу!

Бороться, хлопцы и девчата!

Наша дорога — с комсомолом, под его боевым красным знаменем.

Молодых рабочих и крестьян капиталисты эксплуатируют еще жестче, чем взрослых. Если молодой выполняет ту же работу, что и пожилой, молодому можно меньше платить, ибо он молод. Молодежи можно года два-три вообще не платить, потому что она только учится работать. За молодежь не надо платить никакого обеспечения, молодым безработным не надо выплачивать помощь. Молодых легче обмануть и заставить, потому что они не имеют опыта, они не закалены в борьбе. Поэтому капиталисты и помещики теперь часто увольняют взрослых рабочих, чтобы на их место принять молодых. Но должны ли мы все это безропотно сносить?

Нет, у нас есть способ дать отпор. Этот способ — забастовки, демонстрации и другие массовые выступления. Молодые текстильщики Белостока заставили фабрикантов повысить оплату, молодые печатники в Глубоком путем забастовки не позволили снизить оплату и вынудили фабриканта аккуратно выплачивать ее наличными деньгами, а не векселями, как было до этого. Молодые батраки и крестьяне в имении Петровщина забастовкой заставили помещика платить в день 75 грошей вместо 50.

Так давайте же, хлопцы, и мы на фабриках и в помещичьих усадьбах, на лесопилках и на стеклозаводах, на станциях и у купцов на вывозке леса вместе со всеми рабочими и крестьянами будем добиваться забастовками, походами, собраниями повышения заработной платы, сокращения рабочего дня, своевременной оплаты, улучшения питания, если нанимаемся на помещичьих харчах, больших перерывов в работе и т. д.

Но молодые рабочие должны выдвигать и свои особые юношеские требования.

Чтобы молодежи, если она выполняет ту же работу, что и пожилые рабочие, устанавливали такую же оплату, а не ниже — «за равный труд — равная оплата»; чтобы молодежь в возрасте до 18 лет работала только 6 часов в день и имела возможность одновременно учиться; чтобы молодым рабочим на фабрике или в мастерской сразу же устанавливали заработную плату, а не принуждали несколько месяцев или год работать бесплатно; чтобы молодежь не использовали на побегушках, а учили специальности; чтобы молодых рабочих не увольняли сразу после того, как они научатся работать наравне со взрослыми, из-за желания поменьше платить; чтобы молодым подручным выплачивали деньги в общей конторе, а не через мастеров.