И однако один факт совершенно бесспорен. Почти две тысячи лет назад на окраине Римской империи Некто провозгласил новое учение. Проповеди Его длились всего три года и закончились крахом — проповедник был казнен. Но накануне гибели Он предсказал, что принесенная им Благая Весть «проповедана будет по всей вселенной, во свидетельство всем народам» (Мф 24: 14).

У всякого культурного представителя тогдашнего греко-римского общества, достигни эта проповедь его ушей, такие претензии лишь вызвали бы улыбку. И все же сегодня это свершившийся факт: Евангелие переведено более чем на шестьсот языков и доступно любому человеку в любом уголке мира — даже в столь отдаленных от Палестины местах, что о них и не слыхали в древнем Средиземноморье.

Собственно говоря, это чудо. Более того, мы можем его засвидетельствовать и признать именно как чудо, ибо в данном случае налицо материальная реализация.

Такова первая особенность христианства.

(4)

П. Несмотря на то, что факт этот остается практически незамеченным, значение его огромно. Шествию Евангелия по миру сопутствовал еще один феномен, полагаемый нами следующей особенностью христианства.

Европейская политика экспансии и «колониализма» за столетие с небольшим привела к тому, что европейская цивилизация распространилась по всему миру. Вследствие этого всякий культурный человек оказывается ей сопричастен независимо от его пола, национальности, социального положения и вероисповедания; система образования во всем мире воспроизводит европейские образцы. Без преувеличения можно также сказать, что если не образ жизни, то по крайней мере образ мышления во всем мире все более приспосабливается к шкале ценностей, выработанной европейским разумом в течение столетий.

Европейская же цивилизация по сути своей христианская. Однако никто из нас не отдает себе отчет в том, до какой степени наш образ мышления—видение мира и способ суждения — обусловлен и даже пропитан евангельскими максимами.

В планетарном плане такая сущностная и притом всеобщая сопричастность христианской цивилизации в повсеместном распространении и утверждении выработанных ею нравственных критериев образует своего рода основной общий знаменатель в духовной сфере. С одной стороны это выразилось в появлении того, что мы называем сегодня «мировым общественным мнением», а с другой — в подписании в 1945 год}^{7 в Сан-Франциско Устава ООН после целого ряда}

безуспешных такого рода попыток, имевших место в прошлом и нынешнем веках. Собрав поначалу сорок пять подписей, сегодня^{1 эта организация насчитывает более ста членов и стремится к тому, чтобы в ближайшем будущем охватить все население мира. Несмотря на все детские болезни ООН, идея о ее роспуске представляется сегодня немыслимой.}

(5)

III. Экуменический характер христианства не сводится к его проявлениям на духовном плане или плане материальном. В духовном плане его отличительная черта состоит в том, что это единственная религия, одним из основных принципов эзотерической Традиции которой является провозглашение необходимости и неизбежности Всеобщего Воскресения, ни разу не упоминавшегося в Ветхом Завете.

(6)

IV. Наконец, четвертая, наиболее примечательная особенность христианства есть Любовь как его краеугольный камень, Альфа и Омега христианской доктрины: «Если я, — утверждает апостол, — говорю язы коми человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто» (I Кор 13: 1-2).

(7)

Таковы главные отличительные черты христианства, которые в совокупности дают некий универсальный общий знаменатель, способствующий достижению мирового единства. Сегодня мы стали участниками любопытного феномена — ошеломляющего прогресса науки и техники, агностических по своей сути, но являющихся порождениями все той же европейской цивилизации и в значительной степени ответственных за ее распространение. Еще одно, хотя и косвенное, но мощное их воздействие состоит в том, что они способствуют насаждению во всем мире способов обучения и суждения, а вместе с ними образа мыслей и языка, вскормленных (хотя это зачастую остается незамеченным) идеями Евангелия и христианской моралью.

В начале 60-х годов.

//

(I)

Сегодня мир движется к единообразию как в материальном, так и в психическом плане (особенно в отношении образа мышления). Мы разделены лишь на плане духовном, где позиция человека проявляется в его вероисповедании —исповедании веры.

Но и здесь обнаружилась тенденция к объединению, пусть несколько запоздалая, однако религиозная по самой своей сути: мало-помалу в умы людей проникает веротерпимость. Костры инквизиции и меч ислама стали достоянием истории. И хотя нельзя сказать, что религиозная нетерпимость исчезла с лица земли, — она еще тлеет под пеплом, время от времени вспыхивая вновь, — однако сегодня идея разжигания религиозной войны выглядела бы больной фантазией.

И все же, несмотря на столь отчетливую тенденцию, проблема эта чрезвычайно трудноразрешима, так как всякому соглашению в этой области, предполагающему компромисс, препятствует неизбежно присущая вероисповеданию косность.

Склонность к объединению на почве взаимного согласия, а не исключительного верховенства, проявилась в христианстве уже более полутора веков тому назад стараниями его протестантской ветви. Понемногу эта идея получила столь широкое распространение, что сегодня на повестке дня уже стоит вопрос об изыскании возможности союза христианских Церквей.

Известно, что со времен великого раскола 1054 года такой союз был мечтой всего христианского мира, хотя все попытки осуществить его на практике раз за разом проваливались. Опуская все политические и прочие соображения, укажем, что религиозная подоплека этих неудач кроется в самой природе исповедания веры.

Православная Церковь не приемлет какого бы то ни было изменения догматов, определенных семью Вселенскими Соборами, и строго придерживается их, сохраняя апостольский Символ Веры в его первозданном виде. Римская же Католическая Церковь допустила возможность такого изменения. По наущению императора Карла Великого она дополнила восьмой пункт Символа Веры, касающийся Святого Духа, знаменитым «Filioque»¹. Кроме общепризнанных семи Вселенских Соборов Католическая Церковь провела еще тринадцать, доведя таким образом их число до двадцати.

1 «И [от] Сына» {лат.). Догмат, признающий исхождение Святого Духане только от Отца, но и от Сына. — Прим. ред.

Существуют и другие немаловажные, если не сказать существенные различия между католичеством и православием, так что легко понять, насколько сложно достичь согласия между этими двумя Церквами с помощью компромисса, не говоря уже об объединении реформированных Церквей, отпочковавшихся от Римско-Католической. По сути, «сделка» между ними по принципу «Filioque в обмен на непорочное зачатие»¹ немыслима, ибо речь здесь идет о вероисповедании, а не каких-либо логических соображениях—люди либо веруют, либо не веруют. В этом смысле подобный торг был бы великолепной иллюстрацией того, что мы веруем в ничто.

(2)

Однако успех решения проблемы духовного единства мира зависит уже не от одиночных или коллективных инициатив, исходящих от людей достаточно компетентных, а от исторического движения к политико-экономическому и культурному объединению. Такое объединение происходит сегодня благодаря нашей европейской цивилизации — христианской по самой своей сути — и требует религиозного единства на той же христианской почве — единства в описанном нами направлении. Неудача, которой могут обернуться эти усилия, приведет к распаду общей души² человечества. Со времен Первой мировой войны мы не раз были свидетелями ил и жертвами, а то и непосредственными участниками подобных конфликтов в различных уголках мира, — конфликтов пусть меньшего масштаба, но столь же явно несущих с собою реальную угрозу мирового пожара.