"В тот момент, когда мы подъехали к его машине, — сказал Хауэт, — Дэвис выходил из телефонной будки. Увидев нас, он закрыл лицо руками. Вот так. — И следователь, показывая, как тот сделал это, нагнул голову вниз и закрыл часть лица рукой. — Я громко сказал: "Каллен, вы арестованы! Руки на капот!"".
Вслед за этим обвинение представило свое последнее вещественное доказательство — 25000 долларов 100 долларовыми банкнотами — и вызвало своего послед него свидетеля. Им был техасский рейнджер Джон Хогг, который подтвердил показания других полицейских, заявивших, что перед встречей с Калленом Дэвисом сам Маккрори и его машина были тщательно обысканы. Хогг нанес тяжелый удар защите, утверждав шей, будто после этой встречи Маккрори выпал из поля зрения полиции на пять или более минут. Хогг, которые первым увидел конверт с 25000 долларов, сказал что догнал Маккрори уже "через две минуты" после того, как тот расстался с Калленом. Затем он стал описывать состояние, в котором находился Маккрори. При этом его доселе громыхавший голос затих, а на лице появилось выражение сострадания и сочувствия.
"Он явно был потрясен, — сказал Хогг. — По щекам у него текли слезы, а сам он походил на выжатый лимон".
Показания Хогга впервые представили Маккрори в несколько ином свете, поскольку до этого складывалось впечатление, будто тот был хладнокровным и расчетливым человеком. Вот почему слова рейнджера даже растрогали кое-кого из присяжных.
Ричард Хейнс понимал, что рискует, но все же набросился на рейнджера, как бульдог. Он метал громы и молнии, делал крайне саркастические замечания и даже разорвал в клочья письменный рапорт, составленный Хоггом сразу же после ареста Каллена. Не ожидавший такого натиска, рейнджер вынужден был признать, что в его рапорте действительно было много домыслов, ошибок и пропусков. Позже Толли Уилсон заметил, что, если бы ему не довелось присутствовать при этом лично, он никогда бы не поверил, что со свидетелем можно обходиться так грубо, особенно когда в этой роли выступает техасский рейнджер Хогг неоднократно извинялся за очевидную непоследовательность и неточность изложения, но Хейнс всяких раз обрывал его грубым окриком: "Извиняться не надо! Отвечайте на вопрос!".
Когда Хогг покинул место для дачи показаний, обвинение заявило, что на этом оно прекращает вызов своих свидетелей. В ходе перекрестного допроса Хейнс сделал все, что мог. Если не считать вопросов технического порядка, он ни разу даже не упомянул видео- и звукозаписи — самое весомое доказательство обвинения. Его жестокая расправа с Дженнингсом и Хоггом (первым и последним свидетелями обвинения) оставила у всех впечатление, будто полиция проделала свою работу небрежно, кое-как. Что же касается Маккрори, то Хейнс представил его как далеко не образцового гражданина. И все же когда наступила очередь защиты вызывать своих свидетелей, Хейнс понял, что ему придется туго: пленки были настолько серьезной уликой, что будущее Каллена представлялось весьма мрачным.
* * *
То, что первыми двумя свидетелями защиты, вызванными в суд, были Присцилла Дэвис и Пэт Бэрлсон, изумило многих, поскольку и Присцилла Дэвис, и Пэт Бэрлсон были настроены откровенно враждебно по отношению к Каллену Дэвису. Хейнс, конечно, предпочел бы подвергнуть обоих перекрестному допросу, но наученное горьким опытом процесса в Амарилло обвинение не собиралось вызывать Присциллу в качестве собственного свидетеля, а Пэт Бэрлсон, по мнению обвинения, имел лишь косвенное отношение к делу. Поэтому, считало оно, если Хейнс хочет допросить этих людей, пусть вызывает их сам. Хейнса, конечно, раздражала необходимость подчиниться процессуальным правилам, согласно которым он не мог опровергать показания собственных свидетелей. Но иного выхода у него не было: оба эти свидетеля нужны были ему, чтобы подвести базу под версию о наличии заговора. "Мы просто обязаны показать их присяжным", — пояснил Майк Гибсон.
Изложение позиции защиты Хейнс начал с того, что постарался подготовить присяжных к моменту, когда перед ними предстанет Присцилла Дэвис. Сначала он разъяснил им, что Маккрори вовсе не был другом Каллена Дэвиса — он был другом Присциллы, этой алчной интриганки, решившей не останавливаться ни перед чем, лишь бы завладеть состоянием Каллена. Незадолго до того, как, по словам Маккрори, тот получил от Каллена 25000 долларов, Присцилла где-то раздобыла большую сумму наличными. Даже тогда, когда агенты ФБР уже охотились за Калленом, Присцилла тайно встретилась с Маккрори, Пэтом Бэрлсоном и другими. Хейнс напомнил присяжным, что год тому назад Каллен Дэвис сообщил ФБР о том, что автор письма, занимавшийся вымогательством, поставил инициалы "Д. М.", что наводило на мысль, уж не Дэвид ли Маккрори послал его. "То, что нам иногда кажется, не всегда соответствует действительности", — сказал в заключение Хейнс.
После принятия присяги Присцилла начала давать показания. Она признала, что 18 августа (в тот день, когда Маккрори впервые встретился с Пэтом Бэрлсоном) побывала в школе каратэ, которой заведовал Бэрлсон. На следующее утро примерно в то же время, когда Маккрори первый раз встретился с агентами ФБР, она снова увиделась с Бэрлсоном у себя в особняке. В тот момент, когда в воскресенье утром арестовывали Каллена Дэвиса, Присцилла была с Бэрлсоном. Однако она отрицала, что знала о том, что все это время делал Маккрори, и подтвердила его заявление, что по меньшей мере в течение года они друг с другом не виделись. Она сказала, что все ее встречи с Пэтом Бэрлсоном были связаны с обеспечением ее охраны в период бракоразводного процесса. Присцилла и не собиралась отрицать, что в 1978 году действительно взяла в долг 47000 долларов. С Бэрлсоном она встретилась как раз потому, что находилась на грани разорения и была больше не в состоянии оплачивать услуги телохранителей.
"Это был единственный человек, — сказала Присцилла, — к которому я еще могла обратиться за помощью. Мне уже никто не одалживал денег. Развод оказался гораздо более затяжным, чем я предполагала. Но теперь процесс приближался к концу, и суд должен был состояться менее чем через две недели. Я хорошо понимала, что снова нанимать для своей охраны полицейских мне уже было не по средствам".
Хейнс хотел было задать Присцилле несколько вопросов, касавшихся ее взаимоотношений с Бэрлсоном чуть ли не 10-летней давности, но Мур остановил его. Тогда он попытался задать несколько вопросов в связи с бракоразводным процессом, но судья вновь прервал его. Присцилла призналась, что как-то в июле случайно увидела Маккрори в одном из ресторанов Форт-Уэрта, но решительно отказалась признать, что разговаривала с ним или вступала в какие-то иные контакты. Хейнс попытался заставить ее набросать схему расположения столиков в ресторане, но Мур снова остановил его. Защита запросила с телефонной станции сведения о всех телефонных переговорах Присциллы, Билла Дэвиса, Маккрори и некоторых других лиц, но когда Хейнс попытался заняться более подробным их анализом, Мур сказал, что сначала тому придется доказать, что все это относится к делу. Как и в случае с Маккрори, а позже и с Пэтом Бэрлсоном, Хейнс прикрепил к стене гигантские календари и заставил свидетельницу дать почасовой отчет о всех своих действиях, что привело лишь к тому, что один присяжный уснул и проспал всю эту скучнейшую часть допроса, а несколько других еле сдерживали зевоту. Если защита хотела доказать свою версию о заговоре, ей следовало делать это без помощи Присциллы. Хорошо это понимая, Хейнс вызвал в зал суда Дэвида Биньона и спросил у Присциллы, знает ли она его.
"Лично я с ним никогда не встречалась, — сказала Присцилла и улыбнулась. — Я лишь видела его по телевидению, в программе новостей". Присцилла намекала на пресс-конференцию, созванную Биньоном для опровержения заявлений, сделанных в его адрес Хейнсом.
Адвокат понимал, что маленькую победу он все же одержал (ранее Биньон признал, что побывал в особняке), но по одному выражению его лица, когда он проходил мимо свидетеля, уже было ясно, что победа эта весьма незначительна.
