Всегда проще ненавидеть и отрицать действительность.
Не такой, не похожий на всех, значит, плохой, злой, его нужно прогнать и опасаться. Так было всегда и даже не только по отношению к духам, но между самими людьми. Взять тех же духовидцев: их гонят собственные сородичи, только из-за того, что те могут видеть большинству недоступное. Разве могут эти существа полюбить и принять не просто отличающегося от них сородича, а вовсе создание иного рода? Разве могут люди дарить что-то, кроме боли? Могут они защищать и любить, заботиться, жертвовать собой и слышать, что им говорят? Слышать, именно слышать, а не просто краем сознания выхватывая отдельные фразы и слова из речи человека напротив, додумывать остальное и делать свои выводы, проклиная за них сказавшего.
Такаши показал мне, что могут.
И за это я ненавижу людей еще больше, ведь даже ребенок, чье сердце было настолько добрым, не пожелал видеть меня в своей жизни, намекнув, что пора мне и честь знать, загостился, мол, а ведь!.. Да проклятие на его голову, нечего сейчас вспоминать об этом. Странно, а ведь я никогда не называл Нацумэ по имени, тогда как Рэйко неизменно была для меня Рэйко. Никогда прежде не задумывался над этими и попросту не замечал. А ведь для человека, как и для екаев, собственное имя неизменно важный элемент своего «я». Даже как-то слышал, самый сладкий и желанный звук.
А ведь весна – лучшее время начать жизнь заново.
Я прикрыл глаза, прогоняя из мыслей вновь оживший облик светловолосого мальчика, зовущего меня по глупому кошачьему имени, которое я сам ему когда-то и предложил. Лепестки в медленном танце опускались на меня, невесомо касаясь морды, соскальзывали на густую траву, покрывая ее белоснежным ароматным ковром, мягко потревоженным опустившимся на него екаем. Даже не открывая глаз, я понял, кого это принесло донимать меня. Синке я знал еще задолго до знакомства с Нацумэ, однако последние годы почти не видел его наглую морду. Все же посмотрев на него, я фыркнул, натолкнувшись на лукавый пронзительный взгляд разномастных глаз его человеческой формы, которую он предпочитал, сколько его помню.
– Зачем явился? – презрительно бросил я.
Синке – екай кошачьей наружности, огромный черно-белый нэкомата с фиолетовым и золотым глазами, неизменно поблескивающими озорным блеском. Личность хитрая и ни к кому особой симпатии не питающая, всегда его несколько недолюбливал, хотя собутыльник из него отменный. Пересеклись мы в этих краях, где он, как оказалось, так же давно нашел приют, забавляясь с местными екаями и часто наведываясь в город, ниже по склону, очертания которого были видны из-за невысокой рощицы светлых мелколистных деревьев. С того дня мы частенько виделись, скрашивая бесконечно однообразные дни саке и чем-нибудь вкусненьким.
– Ты такой любезный, Мадара, – елейно потянул парень.
Я лишь прищурился, и Синке сладко засмеялся.
– Не злись, просто у меня настроение сегодня прекрасное.
– Оно у тебя всегда такое, – не удержался я.
– А разве это плохо? – сощурился на солнце екай. – Жизнь для того и дана, чтобы развлекаться и получать все то удовольствие, что получить возможно. Хотя да, тебе сейчас, вероятно, совсем не до веселья, правда, Мадара? – меня всегда раздражало, с какими интонациями он произносил мое имя. – Грусть съедает твое ласковое сердце, что так и рвется к маленькому духовидцу, оставшемуся где-то очень далеко. А ведь он так страдал без тебя, наверняка искал и желал вновь увидеть. Ходил по улицам города, бессчетное множество раз выкрикивая твое имя…
Я впился когтями в землю, глухо зарычав, сейчас готовый убить Синке, который лишь хитро прикрыв один глаз, усмехался, глядя на меня. Можно запрятать тоску и боль очень глубоко и держаться долгое время, пока однажды не возникнет рядом тот, кто лишь несколькими совами вновь выворотит их наружу. Все эти месяцы я так старался забыть Нацумэ, вытравить из своей души воспоминания о нем и том времени, что мы провели в теплом и уютном доме семьи Фудзивара, а теперь… теперь они вновь раскаленной волной поглотили меня, разрывая сознание на части.
– Мы разные. Екай и человек никогда не смогут стать близкими друг другу.
– Ну, зачем так усложнять? – опечаленно и несколько раздраженно скривился Синке, привалившись к тонкому стволу яблони и закинув руки за голову, по-прежнему разглядывая меня с легким оттенком снисходительности и насмешки, точно ему известно нечто важное, для меня до сих пор являющееся тайной. Наконец хмыкнув, он потянулся и словно невзначай пробормотал, как бы недоумевая, что я, дурак, до этого еще не додумался. – Вернись и поговори с ним, ты же знаешь, где живет этот парнишка.
– Болван! – взвился я. – Мне не нужно это!
– Правда? – недоверчиво потянул Синке, с тонкой ухмылкой на губах.
– Одиночество сладкий рай для меня…
– И не скучно тебе, Мадара? Метаться, не зная своего места, без цели в жизни.
– Только люди ищут смысл жизни, екаи же просто существуют.
– Сам-то веришь в это? – хмыкнул парень.
Мне захотелось тут же впечатать его лапой в землю, чтобы даже хвостов от него не осталось, но я лишь глубже зарылся когтями в податливую почву, ощущая, как кожи касаются трава и мелкие камни. Друзья нужны только слабакам, а я могу справиться и один. Это люди не способны провести и дня в одиночестве, это им нужно с кем-то разговаривать и делиться происходящим в их душе, это им необходима поддержка. Это нужно Нацумэ!.. Я нужен… Боль неистовым огнем пронзила меня.
– Ты такой подавленный стал, Мадара, и ведешь себя, как идиот.
Как он не поймет, невозможно все отбросить, невозможно… Как же я запутался. Я не привык заботиться о ком-то и полностью посвящать себя другому. Я не знаю, как нужно себя вести, и очень боюсь сделать что-то неправильно. Мне страшно, что стану для Нацумэ обузой, что мое постоянное присутствие рядом с ним повлечет за собой неприятности и однажды окажется ему в тягость. Но так же меня пугает, что среди всего этого я могу потерять себя. Перемены – неизменная часть жизни, только вот никак у меня не получается позволить измениться своей жизни.
Я привык ни за кого не нести ответственность и никем не дорожить. Если я останусь с Нацумэ и дальше, то однажды вся моя прежняя жизнь исчезнет, для меня станет единственно важным этот глупый человек, который так наивно готов жертвовать собой ради совершенно чужих ему людей и екаев. В чьем сердце удивительно находится место для всех. Не хочу принести в его жизнь беспокойство, ведь неизменная мечта любого духовидца – утратить этот дар, а поэтому мне стоит держаться подальше от Нацумэ, ради спокойствия его такой короткой человеческой жизни.
– Двигаться вперед, не означает отказываться от прошлого, Мадара.
Я стремительно взмыл вверх, и тихий голос Синке растворился в шуме ветра.
6. Нацумэ
За окном бушевала красками весна, окутывая двор белоснежно-розовой пеленой лепестков цветущих деревьев. Несколько дней назад прошел сильный дождь, сбивший много листвы и цветов, удивительным ковром преобразившие привычные улицы. Распустились пестрые бутоны на аллеях и клумбах, что изобилуют в городе и по пути к нему, а школа теперь утопает в сочной зелени, однако меня эти потрясающие пейзажи совсем не радуют. Прошло восемь месяцев, а Сэнсей так и не вернулся. Его даже не было видно в Яцухаре, так что, по большой вероятности, он сейчас весьма далеко.
Мне его не хватает.
Очень не хватает. Он единственный, с кем я мог поделиться чем угодно, единственный, кто знал меня настоящего, единственный, перед кем я мог заплакать без смущения, и единственный, кому я безраздельно доверял. Может быть, это звучит и несколько потребительски, но кто же еще станет нам дороже и ближе, как ни тот, кому мы можем открыться? Сэнсей стал мне другом, и теперь я понимаю… В этом городе я узнал ценность дружбы в жизни людей. Без друзей холодно, без друзей одиноко и бессмысленно. Хорошие друзья являются такой же важной составляющей человеческого счастья, как и семья. Они поддерживают и согревают душу.
