Однако в этот раз Сэнсей не вернулся.

3. Мадара

Проворчав от боли, сдавливающей тисками голову, я сплюнул, ощущая мерзкий привкус в пасти, и посмотрел на простирающуюся внизу обрыва равнину. Пожухлая трава угнетала меня еще больше, навевая воспоминания и вгоняя в тоску. Почти подошел к концу ноябрь, в Яцухаре я практически не появлялся, предпочтя сгинуть в других краях и предаться одному беспробудному празднеству. Паршивое чувство. Я остро ощутил течение своей жизни и жизни вокруг, тогда как обычно десятилетия для меня пролетали, подобно одному мгновению. Проклятый мальчишка не выходит у меня из головы, воспоминания, чтоб их демоны побрали, не стираются, сколько бы саке я не влил в себя. Я все помню. И никак не могу…

Какое скучное тут место, а здешние екаи совершенно не умеют развлекаться.

Потянувшись, я поднялся и вскочил на залитый солнцем камень, высыпающий над ускользающим вниз обрывом. Пожалуй, впервые я сталкиваюсь с полным пониманием, что такое скука. Совершенно не представляю, чем себя занять, время приобрело четкие очертания и стал заметен фактически каждый день. Раньше мне не представляло труда находить себе веселье, однако теперь мысли мои неизменно возвращаются к старому дому, оставшемуся далеко за размытой линией горизонта. Появились границы, появилось место, притягивающее мое внимание, заставляющее невольно возвращаться к нему в своих снах и воспоминаниях. Появилось что-то меня ограничивающее и влекущее туда.

Проклятие!

Почему я никак не могу отвязаться от этих чувств? Ведь так замечательно, когда ничто не держит в каком-то конкретном месте, никуда не тянет и можно в любое мгновение отправиться в новый путь, не терзаясь чувством вины, что где-то находится существо, которое будет неистово скучать по тебе в разлуке. И о чем мне жалеть? Не нужно вести себя больше, как идиот, прикидываясь недалеким котиком удачи, строить из себя черти что. Вот чертобесие, да лучше бы я и по сей день томился в заточении! Там, конечно, совсем не радостно, а мрачно, холодно и всегда темно, однако не было этого противного мальчишки. Если не о ком заботиться, если нет создания, что было бы тебе близко, то есть свобода, а разве она не является самым ценным?

Разве не этого я желал все годы заточения?

Теперь меня ничто не связывает с юным духовидцем и родом Нацумэ, разве не так? Интересное приключение подошло к концу и мне пора перестать вести себя, точно я ребенок, а не могущественный екай. К тому же духам, в отличие от людей, нет нужды быть с человеком или же с себе подомным, кроме, разве что, мелких ничтожеств, которые в одиночку попросту не выживут. Никогда не понимал этой тяги людей окружить себя сородичами, сбиться в группу, стадо. Я могу быть один. Мне нет нужды тратить свое время на ничтожного мальчишку, который даже не понимает, какая в нем сокрыта сила, не понимает, что любой екай и экзорцист захочет ей воспользоваться.

Невольно взгляд упал на горизонт.

Время пролетело так стремительно, изменилась жизнь, а с нею и изменились и многие другие вещи, но взгляды экзорцистов остаются неизменны, ровно как и отношение екаев к заклинателям. Нет более ненавидящих друг друга созданий, однако всегда находились духи, готовые добровольно служить человеку, наравне с людьми, которые уважали и чтили духов. Мне довелось повидать многое и встретиться ни с одним экзорцистом, я даже еще застал оммедзе с их древним искусством и умелыми мастерами. Поэтому прекрасно понимаю, что все встреченные Нацумэ екаи и экзорцисты, какими бы сильными ему ни казались, являются… да деревенскими, по сути, подстать их городку. Он не встречался с действительно сильными екаями и людьми.

И я понимаю, что узнай, хоть духи, хоть экзорцисты уровня куда выше, нежели Матоба, не то что этот малец Натори, о заключенной в Нацумэ силе, они ни перед чем не остановятся, чтобы захватить его под свою власть. А сделать это не трудно. Хм, но теперь ему нет нужды везде светить своей энергией, к нему более не должны цепляться все встречные екай, среди которых слухи разносятся похлеще чумы, так что все уже наверняка осведомлены о законченной Тетради, поэтому, я надеюсь, у Нацумэ началась тихая и размеренная жизнь. Без вскакиваний по ночам, нападений, опасностей и тревог. Возможно, даже и без екаев.

Разве не этого желал он?

Нет такого человека, которого бы радовала своя сила видеть духов, как и нет того, кто полюбил бы духа. Правда это или нет, с уверенностью сказать не могу, но считать так стало привычным. Сталкиваясь неизменно с экзорцистами, работой и первостепенной обязанностью которых является запечатывание екаев, сложно представить иные взаимоотношения с человеком, окромя войны. А те, кто видят духов, в большинстве своем рано или поздно становятся заклинателями; одни, чтобы научиться себя защищать, другие, чтобы мстить. Духов ненавидят и рожденные в клане экзорцистов, которым эти чувства внушаются с ранних лет, и обычные люди, потому что все их избегают и презирают за «нелепые сказки о призраках».

Как и Рэйко с Такаши.

Меня всегда, с первой встречи удивляла его мягкость. Рэйко такой не была. Она умела постоять за себя, знала, как пользоваться дарованной ей огромной духовной силой. И не щадила екаев. Однако это сила, пожалуй, являлась ее главной слабостью: она могла победить любого духа, но ни с кем не могла подружиться. Екай боялись ее, а люди сторонились. Наверное, поэтому она и привлекла мое внимание. Мы похожи. Я так же не имел среди екаев и людей кого-то мне дорогого, кого-то, не скованного суеверным ужасом в моем присутствии. Обладая такой же огромной силой, я пугал мелких и средних духов, а большинство экзорцистов избегали меня, не желая связываться. Мне льстят эти воспоминания, сейчас с усмешкой отметил я.

Вдалеке послышались первые пьяные вопли екаев, и я удрученно выдохнул. Обычно на этом обрыве было тихо. Что ж, пора, пожалуй, и мне отправиться поглядеть, что они там устраивают. Повеселиться и расслабиться. Поднявшись, я потянулся, сощуренно глядя на сверкающий горизонт. Солнце клонилось к закату, точно поджигая длинными алыми лучами покрывающие равнину уже засохшие травы и цветы, полыхающие в последних лучах золотым пламенем. Очередной день скрывается за горизонтом, растворяясь в голубовато-сизой дымке вечерних сумерек.

Интересно, а Нацумэ сейчас тоже видит этот закат?

4. Нацумэ

Осень приносит в жизнь багрянец красок и бурю запахов, но в этом году она вновь окрасилась для меня мрачными и серыми тонами. Я всегда старался закрываться от мира, не ожидая от него ничего иного, кроме насмешек и боли, поэтому не замечал, как разнообразно и прекрасно каждое время года. Опускал голову вниз, боясь смотреть прямо перед собой, отчего много чарующих мгновений и образов ускользнули от моего взгляда. Только оказавшись в этом городе и этой семье я узнал, как прекрасна может быть осень. Сейчас улицы столько же красивы, как год назад.

Далекие вершины окружающих гор уже присыпаны белой пудрой снега, отливающей золотисто-розовым сиянием. Кленовые аллеи усыпаны багровым ковром опавших листьев, еще не тронутых гнилью и ржавчиной, и словно полыхают в лучах низкого солнца. Здесь деревья преимущественно окрашиваются во множество оттенков красного, лишь изредка к ним примешиваются пышущие золотом листвы или же вечной зеленью. Особенно нравится мне меняющая к осени свой цвет на пурпурно-красный низкорослая кохия, а Токо-сан как-то раз взяла меня с собой на любование кленами, что является такой же традицией, как и любование сакурой.

Однако этой осенью ко мне вновь вернулось желание опустить взгляд, а броские краски поблекли и слились в неразборчивое пятно. Как-то Натори-сан сказал, что у меня теперь есть хорошая семья и друзья, потому я больше не нуждаюсь в екаях, и все-таки… Мне сложно, до сих пор сложно собраться с мыслями и до конца осознать, что Сэнсея в моей жизни нет. Раньше дружба для меня значения не имела, я не знал, что это и не понимал, как это – дорожить кем-то другим, бояться его потерять. Я всегда был один. А вторжение в мою жизнь екаев несло лишь страх и разочарование, влекло за собой неизменно неприязнь других людей.