Рогдвэн благодарно склонил голову. Отвесив поклон в сторону Моав и чуть заметно кивнув Кравою, мрачному, словно надгробная статуя на людском кладбище, он удалился. Лагд повернулся к дочери — молодой краантль, похоже, все еще был в опале.

— Ты, наверное, тоже устала, Йонсаволь, — ласково сказал он, беря Моав за руку. — Твоя комната ждет тебя. Бардак на месте в целости и сохранности — никто не тронул ни единой вещи.

Эльфа со счастливым вздохом обняла отца — она ведь действительно давно не была дома! С того самого утра, как тайком покинула Рас-Сильван две зимы назад. Об отъезде она объявила лишь заспанному брату, вероятно, принявшему ее за один из своих снов: позднее от него так и не смогли допытаться ничего конкретного о том, куда и зачем отправилась его сестра.

— Вечером я буду занят в храме, — напомнил ей Лагд. — Сегодня старшая из жриц будет подносить богине омелу в честь Синей луны…

Он особенно пристально посмотрел на дочь.

— Мне бы очень хотелось, чтобы в следующий раз это уже делала ты — Рас-Сильвану не хватает твоего виденья.

При этих словах Моав смутилась, ее бледные щеки вспыхнули. Бросив быстрый взгляд на Кравоя, она опустила глаза.

— Да, я знаю, отец, но ведь на все воля Эллар…

— Конечно, моя милая, — улыбнулся Лагд и обнял ее, серьезное выражение тут же покинуло его лицо. — Прости меня за дурацкие советы — родителям ведь положено поучать детей, особенно, тех, которые так редко бывают дома. Ну а теперь, всем отдыхать!

Он шутливо подтолкнул Моав в сторону видневшейся в конце коридора винтовой лестницы. Взглянув еще раз на отца и почему-то растерявшегося Кравоя, эльфа быстро вбежала по ступенькам.

***

Комната Моав была самой светлой в замке. Она находилась на самом верху одной из башен. Расположенные по кругу окна позволяли на многие лиронги обозревать окрестности Рас-Сильвана, их стекла первыми во всем городе ловили лучи восходящего солнца и последними провожали его ко сну. Как таковой, двери в покоях старшей веллары не было — лестница заканчивалась на полу посреди комнаты и закрывалась деревянным люком. По всей комнате были разбросаны подушки, всевозможные покрывала — постель была далеко не единственным местом отдыха Йонсаволь. Но главное, что бросалось в глаза любому, вошедшему сюда — это были цветы! Они стояли повсюду — в горшках, кадках, коробках с землей и даже корзинках, наполненных дерном… Моав никогда не возвращалась из лесу с пустыми руками, она выкапывала все, что попадалось по пути, специально припасенной для этого лопаткой. Как ни странно, вырванное из привычной среды, ни одно из растений даже и не думало погибать — наоборот, в светлой, пронизанной солнцем башне они пышно разрастались, радуя эльфу пахучими цветами. В отсутствие Моав все домашние тщательно пеклись о ее питомцах, дабы ни один из них не успел заскучать по своей прелестной хозяйке.

Толкнув люк, Моав быстро вошла в комнату и окинула взором жилище. Лагд был прав — все как прежде, то есть в полном беспорядке… На столе как нельзя кстати стоял поднос с еще дымящимися блюдами — едва ли есть на свете кушанья вкуснее, чем съеденные после хорошей прогулки.

Закончив трапезу, эльфа уселась, подогнув ноги, на подушки и позвонила в колокольчик. На лестнице послышались шаги, в комнату тут же вошла миловидная девушка. Как и все слуги в замке, она была из людей — вечно нуждаясь в деньгах, они охотно шли на заработки в богатую столицу Эллар: за несколько лет службы в Рас-Сильване можно было скопить внушительную, по людским меркам, сумму, чтобы, имея хоть каплю хозяйственной хватки, прожить остаток жизни безбедно на собственной ферме. Присев в реверансе, горничная спросила:

— Что прикажете?

— Чаю и пирожных — на двоих.

— Слушаюсь…

Девушка присела еще раз и исчезла в люке. Через несколько минут она снова появилась, неся в руках поднос. На нем стоял чайник, две маленькие чашки и красивая голубая коробка с вензелем «А» на крышке, обозначающего лучшую в Рас-Сильване кондитерскую «Арамзи». Еще через малое время в люк тихо постучали — не выдержав даже короткой разлуки, Кравой явился в башню собственной персоной.

— Можно?.. — робко спросил он.

Моав заулыбалась.

— Конечно, заходи! Давай есть пирожные — на тебя как раз хватит!

Осчастливленный краантль присел рядом с ней на пол.

— Я так рада, что мы с тобой встретились! — с оживлением проговорила Моав.

Глаза солнечного эльфа просияли неподдельной радостью, по щекам разлился смуглый румянец — он с детства отличался свойством краснеть от малейшего смущения и всегда ужасно расстраивался по этому поводу.

— Да, нам действительно повезло! — искренне сказал он. — Я ведь сам только недавно приехал.

— А где ты был?

Лицо Кравоя резко стало серьезным.

— Я год был в затворничестве — меня отправили туда сразу после того, как солнце избрало меня.

Моав посмотрела на него с искренним сочувствием. Годичное обучение в одиночестве, о котором говорил молодой эльф, было обязательным для новоизбранного старшего жреца солнца: в отличие от старших велларов, чье звание передавалось по наследству, никто из краантль заранее не знал, кого изберет священное пламя, а потому, после того как выбор был сделан, новому жрецу приходилось совершенствовать знания в спешном порядке. С этой целью он отправлялся в уединенное место вдалеке от города, чтобы там добиться той концентрации внимания, которая необходима для обращения со столь могучей силой, как свет солнца. Считалось, что лишь полное удаление от обычной жизни, от друзей и родных могло привить этот навык, жизненно важный для старших жрецов, а через них — и для всего солнечного народа. Для привыкших к постоянному общению краантль это вынужденное одиночество было настоящим испытанием.

— Ну и как ты это пережил? — сочувственно спросила Моав.

— Да вроде нормально… Пещера, которую для меня выбрали, оказалась не самой ужасной. К тому же, я мог сколько угодно времени проводить на солнце — краантль ведь не могут без света. Тем более, надо было учиться работать с ним! Сначала было скучно, а потом я стал открывать для себя удивительные вещи, стал учиться сгущать солнечный свет — ты не представляешь, как это интересно!

Его большие глаза загорелись, Моав улыбнулась.

— Очень даже представляю: я ведь тоже когда-то все это изучала — правда, я была тогда совсем маленькой… Помню, я чуть с ума не сошла, пока не начало хоть что-то получаться.

— Да, я тоже! — с жаром подхватил Кравой. — Я пока сидел там, похудел чуть ли не вдвое…

Моав сделала удивленные глаза.

— Это ты так похудел?! Как для того, кто просидел год на хлебе и воде, очень даже неплохо!

— Это я уже немного отошел — пока прокатился до озера Мертвых и обратно, хоть на себя стал похож.

Глаза Моав расширились еще сильнее.

— Ты ездил к озеру Мертвых?

— Да, сразу оттуда и поехал, Лагд сказал, чтобы я посмотрел на своего авлахара. На всякий случай — говорят, в последнее время рыси все чаще нападают на эльфов. Время такое неспокойное, все готовятся к войне — ну, да ты ведь все знаешь…

Моав нервно сглотнула; ее лицо как будто побледнело.

— Ну, так и кто он?.. Ты видел его?

— Да в том-то все и дело, что нет… Турид не дал мне даже подойти к воде! — с досадой ответил Кравой. — Сказал, еще не время нам охотиться друг на друга — мол, мы оба нужны для Великой битвы. И еще сказал, что тот, кого я считаю своим врагом, еще успеет стать моим другом — представляешь!

— Это как?!

— А вот этого он как раз и не сказал.

— Странно, — протянула Моав. — Я еще никогда не слышала, чтобы Турид вмешивался в дела душ…

Она задумалась, ее лицо стало сосредоточенно серьезным, но Кравой, поглощенный собственным ходом мыслей, этого не заметил.

— Вот и я не слышал, а видишь, как все обернулось! Ну и ладно — думаю, я смогу дать отпор, если кому-то вдруг приглянется моя душа, — последние слова он произнес заносчиво, вскинув голову, точно норовистый жеребец.