По привычке обходя пятна рыхлого снега, чтобы не оставлять следов, Сигарт вспоминал все, услышанное за сегодня. Вспомнив воинственный азарт Барета, он невольно усмехнулся — неплохой он все-таки, хоть и пошловат. Рыси, как и всякий хищник, не сильно жалуют себе подобных, но в глубине души Сигарт был рад встрече с товарищем. Странно, что он до сих пор не сталкивался с ним в этих землях, ведь у них, похоже, было общее задание. «Да уж, скрываться рыси умеют, — подумал Сигарт, — что от чужих, что от своих!»
Из всех воинов Сиэлл-Ахэль Барет был, пожалуй, единственным, кого он мог действительно называть другом. Много зим назад Сигарт помог росх-хэуру в одной неприятной ситуации, и с тех пор их связывали приятельские отношения. Они не раз оказывались вместе в переделках, знали цену друг другу, а главное, им было нечего делить: интересы росх-хэуров пересекались с интересами обычных рысей примерно так же, как интересы медведя и волка — не тронь мою добычу, и я не трону тебя. Правда, в последнее время Сигарт видел товарища крайне редко, с тех пор как его отправили следопытом в Галлемару, он вообще ни разу толком не общался с хэурами. Разве что со скучающим начальством, словно в ссылке сидящим в людских городах — да и то, они лишь равнодушно выслушивали отчеты Сигарта и кивали головой, обещая при первой же оказии доставить их в Сиэлл-Ахэль.
Но, несмотря на вынужденную изоляцию, Сигарт был доволен своей судьбой. Путешествия были ему по нраву, еще в молодости он первым вызывался забирать заказы из оружейных мастерских в Бурых горах; постоянное движение было для него — как воздух, и нынешнее назначение не слишком тяготило. Идеальная бродяжья жизнь — никакой муштры, гуляй себе где хочешь, хоть рысью, хоть человеком, режь сулунгов для собственного удовольствия, да раз в две луны приходи в ближайший город с отчетом. Иногда, правда, Сигарт просыпался от жжения в груди — на коже проступали свежие следы рысьих когтей — значит, следовало срочно явиться в ближайший город для получения особых указаний. Обычно они ограничивались приказом зачистить окрестный лес от сулунгов, неожиданно нагрянувших из-за гор, или проследить за подозрительной магией, замеченной в городе — как бы она ни оказалась происками гарвов, воинов Моррога. Но на сей раз все было куда серьезнее: Сигарт понимал, что его беззаботному бытию пришел конец. Да и не только его… Он ясно чувствовал — то, о чем говорил Тив, изменит жизнь всего Риана. Эта мысль невольно будоражила Сигарта. «Кровавая луна! Даже в голове не укладывается! — думал он. — Столько времени все было тихо-мирно, а тут те раз, и все сразу стало по-другому! И это после тысяч зим ожидания!..»
Все хэуры знали историю возникновения своего народа. Историю, столь же давнюю, сколь и странную. Никто и не ведал точно, когда на небо взошла алая, как кровь, луна, однако она навсегда изменила судьбу Риана. В тот самый год Сын Неба — азарлар Сотт — сразил змея Катхана, вместе с бессчетными темными ордами приплывшего из-за моря на погибель всему живому. По сей день неизвестно, откуда явились на берег Ин-Ириля — Северного моря — непрошеные гости на черных кораблях с носами в виде вороньих голов. Явились, чтобы с помощью непобедимого чудища ширить свою темную власть над землями Риана, растить черные крепости и угонять в плен свободные народы. Никто из живущих ныне не знает, как выглядел монстр — его вид был столь ужасен, что и описывать строжайше запрещено. Его не брала даже смерть, ибо он сам был ее порождением! Не в силах убить монстра, Сотт силой божественного слова заточил его в воды Северного моря. Уходя, он приказал ста высшим магам оберегать это заклятие — с тех пор они пребывают в вечном сне на островах, что качаются на волнах Ин-Ириля; названные Непробуждаемыми, они берегут дыхание самой жизни.
Тяжела была борьба Сотта, но не он один тогда выступил против завоевателей. Плечом к плечу с ним сражался великий воин эльфов, избранный сын лунной богини Эллар — лучезарный Лагх. Много лет правил он Рас-Сильваном — городом лунных эльфов, и когда тьма накрыла Риан, он собрал под своими знаменами все эльфийские народы, объединив их в армию столь могучую, что слава о ней не померкла и доныне. Лагх привел эльфов, всех до единого, сражаться на берег моря. Решающий бой был дан в устье реки Айлит-Ириль, в Рысьем доле — покрытом лесами обиталище бессчетного количества рысей. Здесь, в месте, где могучие ели смыкались с широкими прибрежными дюнами, и сражался Лагх, стоя насмерть перед лицом врага. Стрелы его воинов летели стремительней ветра, заклятия ясноликих дочерей эльфийского народа были прочнее стали, а меч Лагха, прозванный Нар-Исталь — Полночная Молния — разил врагов без счета. Но воля богов жестока: когда змей, прежде чем погрузиться в пучину вод, издал последний ужасающий крик, земля на берегу моря на мгновенье раскололась, и древняя сила, некогда создавшая мир, вырвалась на свободу, смешав все в первозданном хаосе.
Прекрасные леса в мгновение ока погибли, смятые страшной силой; могучие деревья переломились, как тростинки — Рысий дол обратился в голую степь. Но еще печальней оказалась участь отважных защитников Риана. По воле злого рока Лагх и часть его отрядов угодили в разлом. А после того, как трещина закрылась, вновь вернулись в мир, но уже иными, чем ранее. Взметнувшийся вихрь сплавил в едином тигле все живое в округе, и прекрасные тела эльфов оказались навсегда слиты с телами рысей, что обитали в окрестных лесах. Их волосы стали густым мехом, руки — мощными лапами с острыми, словно бритва, когтями, а в груди каждого — билось хищное рысье сердце. Сердце, не ведающие ни любви, ни жалости… Лагх исчез: теперь его называли Хэур-Тал — Князь Рысей, а его братьев и сестер по оружию — хэурами.
Армия хэуров неистовой волной смела остатки темных сил, попытавшиеся укрыться в Бурых горах, и отбила у врага крепость Мар-Тангас. Война была окончена. Но напрасно ждали светлые города возвращения сыновей и дочерей — половина войска не пришла домой. Проклятые, потерявшие свое имя воины и воительницы Лагха не пожелали возвращаться туда, где они ныне были чужими. Большая часть ушла за Бурые горы, искать для себя новые земли и новую жизнь, с тех пор память о них рассеялась в мире, и никто и никогда не слышал более об их судьбе. Но были и те, кто решил остаться — самые непокорные, те, чей дух был дерзок, а сердца навечно впитали в себя ярость битвы. Не эльфы и не звери, они остались на севере, у подножья гор, дабы хранить покой Непробуждаемых. Вместе с ними остался и Хэур-Тал. Он переименовал Мар-Тангас в Сиэлл-Ахэль — Серую цитадель — и превратил ее в город хэуров. Так началась история нового народа, скорбная и славная в одночасье.
За сотни зим воины Хэур-Тала стали сильны и искусны, словно лесные звери, а волю, закаленную в битве, подпитывала древняя магия, открывшаяся Хэур-Талу в Бурых горах. Во всем мире не было равных сему войску — грозному и необычному! Природа хэуров, вместившая в себя черты зверей и эльфов, была столь неустойчива по своей сути, что силы мысли доставало, дабы полностью сменить обличье: схожие с эльфами в обычной жизни, воины Серой цитадели на поле брани обращались в хищников, один вид которых сеял смятение и ужас. Слава о непобедимой армии летела от моря и до гор, точно грозовая туча. Иннаррис — Северный Ветер — называли Князя Рысей в Рас-Сильване, прекрасном лунном городе, который ему более не довелось увидеть… В Книге темных путей записал Хэур-Тал историю своих побед, там же после его смерти неведомая рука начертала пророческие слова, гласящие о возвращении Полночной Молнии в час последней битвы.
Но не только умение жить в зверином теле отличало хэуров от других рас Риана. Вырванные из тел великим хаосом, их души не смогли вернуться в свои жилища — растерянные, они развеялись над полем боя, как дым. Узрев горе своих детей, утративших светлый облик и души, богиня Эллар сжалилась над ними. Она поделила души оставшихся эльфов надвое и наградила ими хэуров. Так появились авлахары — «связанные одной душой». Однако не братьями по духу, а заклятыми врагами стали хэуры для эльфов: обуянные жаждой силы, они стали разыскивать своих «душевных» близнецов, дабы, убив, присвоить себе их души, а вместе с ней силу и знание. Достигших этого величали фриннами, почитали в Сиэлл-Ахэль и боялись за ее пределами.
