— Брачный сезон, — охотно пояснила Ирина.

Сделав при этом ударный акцент на прилагательном «брачный».

— В самом деле? Ка-акая прелесть! — восхитилась Анна Сергеевна. — Пойдемте посмотрим! Я хочу их сфотографировать!

— Да ну к черту, ноги мочить, — проворчал Купцов. — Чего я, сношающихся жаб не видел, что ли?

— Леонид! Ну разве можно такие вещи при девочке? — тревожно встрепенулась классная руководительница.

— Это какие именно «такие»? Помнится, что курс «Полового воспитания» в вашей школе им начитывали чуть ли не в седьмом классе?

— Леонид Николаевич! Но, согласитесь, это ведь совсем другое дело! Я сейчас веду речь о том, что не стоит при ребенке акцентировать внимание на… э-э-э…

— …на обстоятельствах происхождения лягушачьей икры? — услужливо подсказал Купцов, окончательно вогнав в краску училку.

— Анна Сергеевна! — пришла на выручку Ирина. — Посмотрите, какие там красивые цветочки!

— Ой! И в самом деле! Какая прелесть! Их надо обязательно сфотографировать!

С «мыльницей» наперевес госпожа Козихина резво поскакала запечатлевать прекрасное, провожаемая злобным оскалом Купцова-старшего.

— Вот объясни мне: на кой черт мы взяли с собой эту дуру? Мы изначально с тобой о чем договаривались? Поехать навестить мать с Васильичем!

— Ничего и не дура! Как вообще можно в таком тоне говорить о женщине?

— Она не женщина — она училка! Причем химии! Бррр… ненавижу!

— В таком разе, — сердито прищурилась сестра, — ты у нас, Лёнечка, самый натуральный тупоголовый коп! Причем бывший.

— Ну знаешь!

— А чего я? Это ты двух слов связать не можешь!.. Я, понимаешь, неделю соловьем перед Анной Сергеевной разливалась! Про то, какой у меня высокоинтеллектуальный брат! А этот интеллектуал за всю дорогу смог внятно рассказать только одну историю. Про двойную расчлененку.

— Вот вернемся домой, я таким соловьем разольюсь! Мало не покажется!

— Ну и пожалуйста. Для него же стараешься, а он…

— Ирка! Я тебе сто раз говорил: прекращай эти свои своднические штучки! — с нарастающим раздражением начал Леонид. — Тоже мне, Ханума выискалась!.. Я пока еще в состоянии сам найти себе женщину! И вообще…

Возмущенный Купцов не успел докончить фразу, потому что в следующую брата и сестру визгливо окликнула училка:

— Леонид Николаевич! Ирочка! — Родственники синхронно поворотили голову и обнаружили, что та наставила на них фотоаппарат. — Чудесный ракурс! Не шевелимся! Улыбаемся!

— Товарищ бывший следователь, лицо попроще сделайте! — распорядилась Ирина, растягиваясь в улыбке, и Купцов незамедлительно скорчил «протестную» страшную рожу.

— Прекрасно!.. Еще один снимочек!.. Отлично! Подождите меня! Я уже иду!

— Мы в восхищении! — скрипнул зубами Леонид. — Всё, хорош! Поворачиваем обратно. Обойдемся сегодня без коварства и любви. Тем более что мать на часик попастись отпустила, а мы уже третий околачиваемся. О!.. — В кармане купцовской куртки очень кстати закукарекал мобильник. — Похоже, как раз она и звонит. — Купцов с надеждой зыркнул на высветившийся номер и натянул на лицо серьезность, ибо в эфир пробивалась отнюдь не мама, а Петрухин. — Здорово, Димон!.. Ага, гуляем… Да уж обнаслаждался!.. Как?.. Да ты что!.. Ай, молодца!.. Хорошо, понял… Думаю, где-то после восьми. Будем подъезжать к городу — наберу тебя…

Удачно, крайне удачно наведался сегодня Петрухин в гидрометовскую общагу. Где в результате зацепил не просто ниточку, а — целый канатище! Кой при благоприятном стечении обстоятельств просто обязан был вывести частных сыщиков прямиком на Сашу Матвеева.

Оттого и настроение у Дмитрия было самое что ни на есть приподнятое.

Оттого и направился он с улицы Стахановцев отнюдь не в ближайшую пивную, где вполне мог позволить себе отметить локальный успех и скоротать время до вечерней встречи с Купцовым.

А поехал Петрухин прямиком в офис «Магистрали», предварительно договорившись с Брюнетом о десяти минутах эксклюзивного конфидента с последующим благословением на проведение сразу двух оперативно-розыскных мероприятий. А именно: «исследование предметов и документов» и «оперативный осмотр». Эта тема не была напрямую связана с информацией, полученной Дмитрием по итогам визита к студентам, но также требовала отработки.

А коли так — то почему бы не совершить этот трудовой подвиг прямо сейчас? По принципу «раз пошла такая пьянка — рвем подметки на ходу».

Словом, пропитавшись духом улицы Стахановцев, Петрухин продолжил вкалывать совершенно по-стахановски.

— То бишь, если я правильно понял, у вас появилась какая-то новая идея? — уточнил Брюнет, выслушав в своем кабинете краткий доклад Петрухина. К слову, о своем богатом утреннем улове тот пока решил умолчать.

— Возможно. Я не уверен, что она плодотворная и уж тем более дебютная, но есть… Короче, мне бы хотелось посмотреть записную книжку господина Строгова.

Брюнет пожал плечами:

— Нет ничего проще. Сейчас прикажу — в зубах принесет.

— Нет, не так. Мне нужно по-тихому провести проверочку в его кабинете.

— Ну, допустим, это уже ненадолго.

— В смысле?

— Решение об увольнении Игоря фактически уже принято. Осталось уладить лишь кое-какие формальности.

— Шустрые вы ребята. Впрочем, строговские проблемы в этой плоскости меня не волнуют. Одним словом, мне потребно, чтобы ты вызвал Игоря к себе и гарантированно продержал его минут тридцать.

— Обратно, нет ничего проще. У нас сейчас как раз начнется совещание, которое продлится никак не меньше получаса. А нужно будет — растяну на час.

— Замечательно. Кроме этого нужно, чтобы ты убрал на это же время свою очаровательную Аллочку из приемной. Не то она, по доброте душевной, может ненароком проболтаться Строгову о моем приватном заходе в его служебное обиталище.

— Говно вопрос, — понимающе усмехнулся Брюнет и, сняв телефонную трубку, зычно ухнул в нее:

— Алла! Два кофе.

Спустя полторы минуты в кабинет вошли уже давно по достоинству оцененные Петрухиным ноги, улыбка на смазливой мордашке и поднос с двумя чашечками. Кофе распространял благородный запах и даже не-гурман сказал бы сейчас, что кофе хорош. А Брюнет был гурман. Еще с ларечных времен он разбирался в качественных напитках и запросто отличал по запаху сорта виски, а на вкус греческие оливки от испанских.

Кофе был несомненно хорош.

— Что за бурду ты нам принесла?! — кинул недовольное в спину секретарше босс.

Алла остановилась в дверях, удивленно обернулась:

— Виктор Альбертович, но это же…

— Это — бурда! Это пойло из вокзального буфета.

— Да нет же, Виктор Альбертыч, это…

— А я сказал: пойло для бомжей! Такое говно ты можешь подавать своему бойфренду. А ко мне приходят солидные приличные люди… Тебе надоело у меня работать, золотце?

— Я…

— Я спрашиваю: тебе надоело? Ты хочешь, чтобы я перевел тебя в универсам? Секретаршей к Комарову? — с напором говорил Брюнет. Лицо секретарши (английский, знание ПК, отпуск в Анталии, мечта об удачном замужестве, шейпинг, белье из магазина «Синьора») потихоньку наливалось краской. — Бегом в «Европу». Найдешь Лелика или Зураба. Пачку «Saeco». Скажешь: для меня. Поняла?

— Поняла, Виктор Альбертович, — ответила, глядя в пол, Алла.

Ответила так, что Петрухину даже сделалось немного стыдно и неловко. Ведь это именно он стал невольным инициатором столь безобразной сцены.

Секретарша вышла. Брюнет сделал глоток кофе, улыбнулся и сказал:

— Я же тебе говорил, Борисыч, — говно вопрос!.. Иди, потусуйся минут пять в курилке. Сейчас я вызову к себе народ, и ты сможешь начать работать. Как минимум сорок минут у тебя будет.

Надо сказать, обыск — процедура довольно утомительная.

В кабинете Строгова площадью около двадцати квадратных метров стояли стол, диван, журнальный столик и два кресла в углу, большой трехстворчатый шкаф-купе, наполовину набитый бумагами. Кроме этого был сейф, а на столе светился экран компьютера. Эти два последних хранилища информации были вообще недоступны. Провести сколь-либо качественный обыск за полчаса в кабинете оказывалось абсолютно нереально. Тут либо повезет, либо нет.