Только с Брюнетом нельзя договориться. Вместо того чтобы нормально, по-мужски перетолковать за бутылкой коньяка, Витя нанял двух каких-то ментов. И эти два отморозка роют теперь под него, под Игоря. Ясно как день, что нарыть они в итоге ничего не смогут. НИ-ЧЕ-ГО! Но чтобы оправдать свой гонорар, наверняка представят как-нибудь «отчет о проделанной работе», в котором обольют Строгова грязью. Доказать ничего не смогут, но всё поставят под сомнение, подберут свои хитрые ментовские формулировочки… Игорь Васильевич понимал, что дело дрянь. Совсем дрянь. Брюнет выпрет его из фирмы, поставит на бабки в возмещение ущерба. А он уже и так попал… крепко попал. И все рушится. Рушится на глазах, и ничего нельзя сделать…

…Строгов приехал ровно в девять, поставил свой «БМВ» на стоянку, торопливо, поминутно оглядываясь по сторонам, прошел в офис и сразу укрылся в своей норе-кабинете. Подобная осмотрительная поспешность с его стороны объяснялась, в первую очередь, нежеланием столкнуться в коридорах «Магистрали» с неразлучной парочкой рыскающих ищеек. В последнюю их встречу эти двое настолько откровенно сканировали топ-менеджера своими якобы все за него давно понявшими взглядами, что на душе у Игоря Васильевича сделалось на несколько порядков пакостнее. Хотя, казалось бы, куда уж боле?.. Другое дело, что предпринятые Строговым предосторожности сегодня оказались излишни: выклянчивший внеплановый выходной Купцов укатил с сестрой в Выборг, а Петрухин, загнав с утра микроавтобус на процедуру ускоренной тонировки стекол, общественным транспортом отправился на улицу Стахановцев. Разыскивать неведомую Елену Таранущенко, телефон которой неожиданно всплыл в ходе ведущегося партнерами расследования.

Загадка отсутствия номера квартиры в озвученном Свириденко адресе проживания барышни разрешилась уже на подходе к зданию: девятнадцатый «стахановский» дом оказался общежитием студентов Российского государственного гидрометеорологического университета. Сюрприз, мягко говоря, неприятный. Так как в части отыскания иголки в стоге сена общага, с ее извечным вавилонским столпотворением и, как правило, дырявой системой учета реально проживающих, даст сто очков форы иному многоквартирному дому. Посему Дмитрий недобрым словом помянул отлынивающего напарника, который, будучи дружен с Яндексом, вполне мог определить статус здания загодя. И тогда, разработав соответствующую легенду, поиски госпожи Таранущенко можно было попробовать организовать через гидрометовский ректорат…

…Ну да, как говорится, все мы задним местом крепки. Не привыкший пасовать перед трудностями Петрухин поднялся на крыльцо, толкнул тяжелую входную дверь и вошел в полумрак вестибюля. Здесь он предсказуемо наткнулся на вертушку турникета и будочку, она же домик, охранника. В будочке теплилась жизнь, представленная громко работающим телевизором и молодым парнем в гламурном камуфляже: фасон, а-ля «сам себя боюсь, а бабам нравится». Парень поворотил голову на звук хлопнувшей двери, натянув на лицо выражение пытливой суровости и засветив Петрухину прикрепленный на кармашек куртки бейджик, гласивший «ОП Рубикон. Георгий Стасов».

— Вы к кому?

— Ну, во-первых, здравствуйте, — демонстрируя небывалое душевное радушие, растянулся в улыбке Петрухин.

— Здрасте, — не оценив растяжки, буркнул охранник.

— А во-вторых, я к вам, товарищ Георгий Стасов… Хм… А вообще, это весьма символично.

— Чего символично?

— Не обращайте внимания, это я так, о своем, — отмахнулся Дмитрий. Впрочем, тут же прозрачно-пространно пояснил: — Просто я, знаете ли, буквально на днях тоже в каком-то смысле перешел Рубикон. И вот — снова на него натыкаюсь.

— Чего надо-то?

— Поговорить, — пожал плечами экс-оперативник и, легонько пнув ногой фанерную дверку, по-свойски пересек порог режимного объекта. Сраженный подобной бесцеремонностью «пограничник» попытался было протестовать, с коей целью даже привстал со своего кресла, но Дмитрий легким движением руки усадил его обратно и сугубо по-отечески пожурил: — Ты чего такой нервный, Жора? Запомни: сотрудник охраны должен быть вежлив и предупредителен. В конце концов, ты же не какой-нибудь там вшивый полицейский, а реальный пацан из «Рубикона». Ты со мной согласен, нет?..

«…Я много видел садов в Европе; но скажу тебе в полноте убеждения, что не видал еще доныне ничего, подобного здешнему. Повторю сказанное мною выше: его создала сама природа в игривой своей прихоти и предоставила только человеку средства — воспользоваться готовым. Сад сей называется Mon repos (мое успокоение): не знаю, кто дал ему это имя…» — такими словами описывал свои впечатления от посещения окрестностей Выборга в 1829 году русский поэт, переводчик, журналист Орест Сомов.

Почти два столетия спустя в описанной поэтом выборгской глуши, «в тенетах парка тихого», покорно топтал лесные дорожки Леонид Купцов. Вот только, вопреки гению места, должного успокоения и сопутствующего умиротворения в этот солнечный майский полдень он не испытывал. И дело было вовсе не в том, что при советской власти сей райский уголок видоизменился в Парк культуры и отдыха имени Калинина (со всей соответствующей атрибутикой), а в век двадцать первый вступил существенно загаженным рыночным пофигизмом и «бытовой» цивилизацией (вернее — ее многочисленными представителями). Просто, в отличие от того же Ореста Сомова, посещавшего пейзажный парк Монрепо в компании таких замечательных спутников, как Дельвиг с женой, Анна Керн и Михаил Глинка, в попутчики Купцову нынче была навязана хотя и тоже Анна, но отнюдь не Керн. «Навязана», естественно, младшей сестрой, в юной головке которой давно поселилась идея фикс — окольцевать брата-холостяка. С коею целью Ирина с завидным постоянством подсовывала на смотрины Купцову потенциальных кандидаток-невест. На этот раз в качестве таковой была выбрана разведенка, она же классная руководительница, она же учительница химии Анна Сергеевна Козихина. К слову, о том, что в Выборг они, оказывается, поедут втроем, Ирина предусмотрительно сообщила брату только нынешним утром, аккурат вслед за подавшим трубный сигнал домофоном. «Ой, совсем забыла тебе сказать! — явно переигрывая, всплеснула тогда руками юная сводница. — Оказывается, Анна Сергеевна ни разу в жизни не была в Выборге! И я предложила ей составить нам компанию. Ты ведь не против?»

Конечно же, Купцов был решительно против. Но кто и когда в подобных ситуациях его спрашивал? Это ведь только на былой милицейской службе Леонид проходил по разряду «железных дровосеков», а вот в быту был он мягким и короткошерстным Тотошкой. А то и Страшилой соломенным…

…Отправленная нагуливать аппетит троица питерских туристов, ведомая штурманом Купцовой-младшей, степенно продвигалась вдоль береговой полосы парка Монрепо в сторону острова Любви. Ориентиром им служила башенка возведенного на острове замка Людвигштайн. Имевшего и второе, весьма символичное, по мнению Ирины, название — «Коварство и любовь». Улучив минутку, Леонид шепотом высказал сестре, что если и есть в их нынешней вылазке на природу нечто действительно символическое, то это исключительно ее, сестрино, коварство.

— …Ой! Вы слышите?! — восхищенно пискнула Анна Сергеевна и остановилась столь резко, что по инерции продолжающий движение Купцов едва не сшиб ее с каблуков.

«Она бы еще в шпильки обулась, дура!» — неприязненно подумал Леонид. Однако же вслух лишь деликатно поинтересовался:

— Чего? Слышно?

— Лягушки. Квакают. Какая прелесть!

Купцов недоуменно поворотил голову на источник природного шума. И в самом деле, аккурат под мостиком, ведущим через протоку, доносился какофонический рокот. Такой, словно бы кто-то безуспешно пытался завести-реанимировать одновременно с десяток мопедов.

— А! Ну да. Так чего ж? Май месяц. Самое время.

— Самое время для чего? — непонимающе глянула поверх очков химичка.