– Дин! Дон!

Я стал привыкать к ударам колокола, и они не вызывали у меня панической реакции вскакивать с места и куда-то бежать. Настало время обеда, мы стали собирать свои книги и блокноты, как вдруг в класс зашел директор. Все вытянулись в струну и вернулись на свои места.

– Господа, леди! – Он улыбнулся, как всегда, когда был в хорошем настроении. – Первая ваша неделя обучения закончилась, поэтому после обеда вы свободны. Вашим родным были разосланы уведомления об этом, и вас ждут за воротами колледжа экипажи или родители. Так что поторопитесь отнести свои вещи и пообедать, утром в понедельник занятия начнутся или с вами, или без вас, так что решать, когда вернуться, только вам. Не смею вас больше задерживать, молодые люди.

Он улыбнулся нам напоследок и вышел – и тут же гурьба подростков, взбудораженных новостью, рванула из класса. Каждый хотел оказаться дома и похвастаться всем, что с ним случилось за эту неделю. Я поначалу тоже поддался этому настроению, но почти сразу вспомнил слова Дика и погрустнел. Мне нечем было похвастаться перед отцом, так что все выходные я проведу тут.

«Зато хорошо подготовлю домашние задания, – решил я. – И заодно смогу почитать что-то для себя. Библиотека большая, так что, уверен, мне найдется чтение по душе».

Буквально через два часа помещение колледжа словно вымерло, только три или четыре окна светилось в ночи, подбадривая меня своим светом, – не я один остался на все выходные.

Взяв задания и блокнот, я направился в библиотеку, показав свой жетон скучающему парню-старшекурснику, который был, видимо, за что-то наказан дежурством, и прошел к столу аристократов. Не представляете, каково было мое удивление, когда я увидел за столом мисс Элизу ван Ленд. Она что-то увлеченно переписывала из толстой книги в свой блокнот, поэтому, когда у меня случайно выскользнул пенал и с шумом упал на стол, она вскрикнула и обернулась на шум. Увидев меня, она тут же успокоилась.

– А, это ты, первогодка. Места для простолюдинов направо.

Не знаю, что на меня нашло, но, набравшись храбрости, я выпалил одним духом:

– Я сын сэра Грюнальда!

– Да?! – Она снова повернулась, и я почувствовал, как застучало мое сердце, едва наши глаза встретились. – Почему же тогда ты не сказал об этом сразу?

К сожалению, на этом моя храбрость иссякла, и я, ненавидя себя всей душой за эту слабость, лишь пожал плечами и, устроив свои вещи на другом краю стола от нее, пошел за нужной литературой. Целый час мы занимались молча, каждый делал свое, но я изредка поглядывал из-за книги, чтобы лучше запомнить ее образ. Сегодня она была одета в темно-синее платье, которое оттеняло ее глаза, а светло-русые волосы, которые она теребила пальчиком, пытаясь завить локон, были заплетены так, что шляпка, сдвинутая на одну сторону, дополняла корзинку из волос на другой стороне головы. У меня было мало подходящих слов, чтобы описать девушку, ведь я общался только со своими ровесницами, а с такими красавицами я никогда даже заговаривать не смел.

– Элиза, ну скукота же смертная, давай поболтаем?! – снова проныл из своего угла парень-дежурный.

– Генрих, – ее голос с каждым новым предложением развлечься становился все холоднее, – ты не видишь, я занимаюсь! Мне еще два минуса устранять, по твоей вине кстати!

– Все, молчу. – Генрих сразу же закрыл рот. Но хватило его ненадолго, через некоторое время он начал все сначала и с тем же результатом – девушка еще больше обозлилась на него.

– Эй, как там тебя! – Я не сразу понял, что зовут меня. – Парень!

Когда она подошла ко мне и я вдохнул аромат, который от нее исходил, я понял, что она все это время обращалась ко мне.

– Простите, мисс, я задумался, – промямлил я, не в силах поднять на нее глаза.

– Я вижу, – язвительно заметила она и продолжила: – Ты можешь поискать мне вот эту книгу? Я не хочу лазать по верхним полкам в этом платье!

Она протянула мне список литературы и ткнула своим аккуратным пальчиком в одного из авторов.

– Да-а-а, к-к-онечно, мисс. – Это все, что я смог выдавить из своего горла, прежде чем взять листок, ее жетон и пойти в нужную секцию.

– Эй, эй, Элиза, ему запрещено входить во вторую секцию, почему ты у меня не попросила?! – возмутился дежурный.

– Потому что, Генрих, ты зануда и прилипала, – отрезала она. – Мальчик найдет книгу и отдаст ее мне, и все.

Я довольно долго искал нужный том, поскольку еще слабо освоился в своей-то секции, а тут нужно было пройти по жетону ученицы старшего курса в более обширную секцию и не потеряться там. Это уже само по себе было подвигом. Книга нашлась, как и сказала Элиза, на самой верхней полке. Чтобы ее достать, пришлось подвинуть передвижную лестницу.

– Прошу вас, мисс. – Я протянул книгу и жетон, когда вернулся.

– Спасибо. – Она наморщила носик. – Напомни, как тебя звать?

– Рэджинальд, мисс.

– Спасибо, Рэджинальд, – поблагодарила она и улыбнулась так, что я был готов перетаскать все книги из библиотеки, лишь бы это еще раз повторилось. Но, к сожалению, получив нужный фолиант, она погрузилась в учебу, и мне ничего не оставалось, как последовать ее примеру.

Поздно ночью, когда дежурный объявил, что библиотека закрывается, я помог ей разнести книги по шкафам и был ошеломлен, что она дождалась меня, и мы пошли вместе. Когда я повернул к своему дому, она сначала недоуменно посмотрела на меня, а потом сказала:

– В понедельник нужно напомнить Дэрику, чтобы тебя переселил!

Я попрощался с девушкой и, чувствуя себя окрыленным, поскольку душу мне наполнила невообразимая сладость, направился к себе. Я тут же забыл, что несколько часов назад сильно переживал, что не еду домой, – сейчас я был безумно рад этому!

На следующее утро, позавтракав вместе с еще тремя парнями, я сразу же направился в библиотеку. Но Элизы не было, и пришлось заняться только учебой. Иногда я прерывался и пробовал, как звучит ее имя у меня на губах.

«Элиза. Э-ли-за. Элиз-а».

Девушка появилась только через два часа, и мы с ней молча раскланялись, что подлило мне в сердце еще как минимум один кувшин сладости, а когда она спокойно обратилась ко мне за помощью, я тут же бросился выполнять ее просьбу.

Так и закончились мои первые выходные, которые принесли новые непонятные чувства и смятение.

В понедельник я не видел девушку, так что не стал напоминать своему наставнику о необходимости переселения, ведь я знал, что каждый курс живет в отдельном здании, а дом старшекурсников, а именно половина девушек, как раз находится рядом с тем домом, в котором я сейчас жил. Так что когда во вторник Дэрик предложил мне переехать, я отказался, объяснив это тем, что уже привык. Его мое объяснение полностью устроило, и мы к этой теме больше не возвращались, зато теперь я каждое утро мог видеться и здороваться с Элизой, словно мы давние знакомые, вызывая поначалу всеобщее недоумение.

Вот так, в заботах и волнениях, незаметно пролетел учебный год, и настала пора экзаменов. В моей жизни ничего не изменилось, друзей среди своего года обучения я так и не завел из-за того, что был все время в двусмысленном положении. Сидел и обедал с аристократами, а жил в доме с простолюдинами, зато я превзошел всю группу во всех науках, кроме ремесла. Непонятно, по какой причине, но все, что было связано с теоретической частью, у меня было превосходно, а как только дело касалось мышей – все шло наперекосяк. Я никак не мог добиться хотя бы результата Джеймса ван Гора, самого отстающего ученика класса. Хорошо еще, что практическая часть экзамена по ремеслу не являлась обязательной на первом году обучения, – это меня радовало, а непонимание, почему у меня ничего не получается с практикой, заставляло просиживать в библиотеке почти все свободное время.

Но вскоре и это закончилось: мы сдали все предметы и в томительном ожидании разбрелись по своим комнатам. Результаты обещали огласить только через два часа. Страдающими и томящимися мы были не одни. Я с усмешкой наблюдал, как студенты всех без исключения курсов в волнении расхаживали туда-сюда. Везде царило молчание, так контрастирующее с гомоном в обычные учебные дни. Краем глаза я заметил Элизу, с которой мы практически не встречались, – это была вторая моя печаль после плохих практических работ. Зародившееся чувство, о котором я не мог и не хотел никому поведать, тлело у меня в груди, но я не понимал, что это, лишь твердо знал, что только рядом с нею оно становится теплым и сладостным.