Особой обработке подвергался Инал-Ипа, которого обещали вывести из дела, если он будет изобличать других арестованных. В результате он «изобличал» других обвиняемых как на очных ставках в ходе предварительного следствия, так и в суде. Инал-Ипу обманули: его тоже приговорили к расстрелу, однако, как отмечается в заключении Главного военного прокурора по результатам дополнительной проверки, при оглашении приговора Инал-Ипы в зале суда не было, и вместе с другими он не был расстрелян. После судебного процесса его этапировали в Тбилиси, где он использовался как провокатор и лжесвидетель. Был ли Инал-Ипа впоследствии расстрелян, Главная военная прокуратура по состоянию на сентябрь 1955 г. сведениями не располагала. Допрошенный в суде бывший нарком внутренних дел Абхазской АССР Г.А. Пачулия утверждал, что Инал-Ипа был расстрелян.

Вместе с определением об отмене приговора в отношении В. Ладарии и других и прекращении их дела в отношении них, Военная коллегия Верховного Суда СССР вынесла частное определение, которым довела до сведения Главного военного прокурора, что активное участие в фальсификации дела по обвинению Ладарии и других принимали бывший народный комиссар внутренних дел Абхазской АССР Пачулия и сотрудник НКВД этой республики Кадагишвили. Определение было направлено Главному военному прокурору для расследования обстоятельств, выявленных при пересмотре дела Ладарии и других, и привлечения названных лиц к ответственности.

Кроме Рауфа Лакобы — ученика 8 класса, арестованного 31 октября 1937 г., были арестованы другие дети — родственники обвиняемых: его двоюродный брат Н.М. Лакоба-Григолия, ученик 7 класса, троюродный брат Т.В. Лакоба, ученик 6 класса и К.К. Инал-Ипа, ученик 8 класса.

Единственным основанием к аресту этих 14–15-ти летних учеников явилось то, что были репрессированы их родители, а что касается Рауфа Лакобы, то, как уже сказано, его погибший отец тоже был объявлен врагом народа. Как тут не вспомнить лицемерное заявление Сталина, что дети за отцов не отвечают?

В судебном заседании с большим эмоциональным напряжением присутствовавшие выслушали, как фальсифицировалось, а потом рассматривалось дело по обвинению этих подростков.

В течение длительного времени арестованные подростки содержались под стражей, и сотрудники НКВД Абхазии и Грузии буквально выколачивали из них показания об их «враждебной деятельности». Несмотря на жестокие избиения, все они ни в чём не признавались. Да и в чём было признаваться, если они действительно никаких преступлений не совершали?

Уж очень хотелось от этих подростков получить показания о допускавшихся ими «контрреволюционных высказываниях», о «недовольстве по отношению к органам Советской власти». Рухадзе стал лично вести следствие по этому делу, допрашивал Рауфа Лакобу. Именно Рухадзе сделал его и «вредителем», и «террористом». «Вредительство» же заключалось в том, что Рауф иногда нарушал школьную дисциплину, шалил на уроках.

Рапава и Рухадзе разработали программу ведения следствия по этому делу и дали указание о её неукоснительном выполнении. Эта программа заключалась в следующем.

«Следствие не приняло всех оперативно-следственных мероприятий, могущих полностью доказать и подтвердить их виновность в инкриминируемых обвинениях по ст. ст. 58–10, ч. 1 и 58–11 УК РСФСР.

1. Не выявлены и не допрошены свидетели из числа учащихся, могущие подтвердить факты антисоветской и контрреволюционной национал-шовинистической агитации вышеуказанных обвиняемых среди учащихся, а также проведение ими дезорганизаторской и подрывной работы в школе.

Не допрошен никто из педагогов, где учились обвиняемые, на предмет установления фактов нарушения ими школьной дисциплины, срыва занятий в контрреволюционных вредительских целях, а также факта их дезорганизаторской и подрывной работы в школе.

3. Не заполучена и не приобщена к следственному делу подробная справка-характеристика на обвиняемых об их поведении в школе и их проступках. Отсутствие этих материалов в следственном деле является серьёзным упущением следствия, вследствие чего нельзя считать дело полностью законченным и предъявленные обвинения полностью доказанными.

В допросах самих обвиняемых имеются общие формулировки, указывающие только лишь на активную антисоветскую болтовню; отсутствуют вовсе чёткие данные об организованной контрреволюционной группе и её целях, а также практической роли каждого в этой контрреволюционной группе».

Не только сейчас, но и тогда, в 1955 г., жутко было слушать содержание названного документа, оглашенного государственным обвинителем. Какими человеческими, вернее бесчеловечными, качествами надо было обладать, чтобы составить такую программу «разоблачения» учеников 6–8-х классов в контрреволюционной деятельности?

Спустя два с половиной года после ареста, по указанию начальника Главного экономического управления НКВД СССР Кобулова в марте 1940 г. все арестованные были этапированы в Сухановскую тюрьму НКВД СССР. А что это была за тюрьма, теперь хорошо известно. Достаточно сказать, что далеко не все арестованные органами НКВД удостаивались «чести» содержаться в ней.

Вследствие жестоких избиений, которым подвергались Рауф Лакоба и арестованные с ним, они вынуждены были признать себя виновными в том, что в 1937 г., когда им было по 14–15 лет, на почве враждебного отношения к Советской власти, обусловленного репрессиями против их родителей, они образовали антисоветскую террористическую группу, ставившую своей целью совершение террористического акта в отношении Берии. Кроме того, они якобы занимались организованной подрывной работой в школе, где систематически вели контрреволюционную националистическую агитацию.

В судебном заседании было оглашено письмо Рауфа Лакобы, адресованное им Берии. Рауф писал: «Арестован я 31 октября 1937 г., то есть в возрасте 15 лет и предъявлено мне обвинение в антисоветской агитации. В первом и втором следствиях, произведённых в НКВД Абхазской АССР, виновным я себя не признал и говорил правду, а именно: никогда не занимался антисоветской агитацией и не был антисоветски настроен, но на следствии в Грузинском НКВД в сентябре 1939 г. меня вынудили признать такие обвинения, от которых я категорически отказался, ибо факты, мною признанные, не соответствуют действительности, а также я считаю, что следствие в Грузинском НКВД подошло ко мне пристрастно, сделав из меня антисоветского «деятеля» […]

Мне обидно, гражданин Народный комиссар, что в то время, когда в мои годы мне нужно учиться, приобрести знания, я скитаюсь из тюрьмы в тюрьму к несу такое тяжелое наказание, по существу не совершив никакого преступления».

Это письмо напомнило дяде Лаврентию, что Рауф Лакоба и его «подельники» ещё не до конца испили горькую чашу страданий.

Почти через четыре года после ареста, 6 июля 1941 г., дело Р. Лакобы и других рассматривалось Военной коллегией Верховного Суда СССР, все они в суде признали себя виновными, и на основании ст. ст. 19, 58–8, 58–10 и 58–11 УК РСФСР были приговорены к расстрелу. Их ходатайства о помиловании не были направлены в Президиум Верховного Совета СССР, и 28 июля осуждённых расстреляли.

Если хотя бы на мгновение представить, что Рауф Лакоб и осуждённые с ним действительно совершили вменённые им в вину преступления, то в соответствии с действовавшим законодательством (ст.22 УК РСФСР 1926 г.) они не могли быть приговорены к расстрелу, поскольку вменявшиеся им деяния совершены в то время, когда они не достигли восемнадцатилетнего возраста. Однако это обстоятельство судьями во внимание принято не было.

В который раз приходится убеждаться, что в годы сталинщины суды и Военная коллегия Верховного суда СССР, были придатками созданного мощного репрессивного органа в лице НКВД.

Минуло 15 лет, и та же по форме, но иная по сути своей деятельности Военная коллегия Верховного суда СССР пересмотрела дела по обвинению Р. Лакобы и других. Приговор в их отношении по вновь открывшимся обстоятельствам был отменен, и все незаконно осужденные были реабилитированы 3 сентября 1955 г. Было вынесено также частное определение, доведённое до сведения Генерального прокурора СССР на предмет привлечения к ответственности принимавшего участие в фальсификации этого дела вместе с другими сотрудниками НКВД Хвата, который, как указано в определении, участвовал в расследовании и других дел, впоследствии прекращённых как сфальсифицированных на предварительном следствии. К таким делам относилось, в частности, дело по обвинению академика Н.И. Вавилова.