– Тебе можно хоть сейчас – на трибуну либеральной оппозиции.

– Да причём здесь оппозиция! Ты, например, со мной не согласен?

– Зачем же! Вполне согласен, возразить нечего. Не знаю уж, кто и возразит-то! Коммунисты тоже согласятся.

– Вот именно. Дело не в трибуне оппозиции, а в методах и в людях. Невозможно выступить по телевизору и объявить с завтрашнего дня беспредельное торжество законности и всеобщее экономическое процветание. Одного желания мало. Нужно построить самовоспроизводящуюся систему, которая через апеллирование к естественным запросам людей обеспечит законность и процветание, и без ротации партий у власти такая система невозможна.

– Я тебе больше скажу – ротация партий тоже невозможна, поскольку партия, однажды проигравшая выборы, больше никогда их не выиграет. Во-первых, все её члены разбегутся по более приятным местам, во-вторых, человек в кабинке для голосования, увидев её в бюллетене, всякий раз будет думать: «Ну, эти уже порулили, и ничего у них не вышло; надо кого-нибудь другого подобрать». И конец истории.

– У нас есть партии, проигравшие выборы не один раз, – возразил Саранцев.

– У нас есть партии, ни разу не побеждавшие на выборах. Точнее, считающие победой получение мест в Думе и даже не мечтающие о большинстве, хотя бы относительном. Они прекрасно понимают: единороссов им не обойти. Во всяком случае, пока Покровский – на вершине или где-то рядом с ней.

– Мы можем сколь угодно долго соревноваться в цинизме, но ты ведь не станешь спорить – статус-кво нужно менять.

– Нельзя же менять негодное на что угодно. Как выйдет. Может ведь оказаться хуже прежнего – готов принять на себя такую ответственность? В своё время и Николай, и Горбачёв уже пытались улучшить прогнившую систему – потом, наверное, сами результатам удивлялись.

– Предлагаешь наблюдать за распадом и бездействовать?

– Предлагаю тихо и мирно бороться с коррупцией, без всяких твоих закидонов.

– С ней можно ещё хоть сто лет бороться, и ничего не изменится, пока сохраняется система.

– Думаю, на сто лет даже тебя не хватит, а пока поборемся. Целее будем. И страна, кстати, тоже. Главное – не уронить власть на дорогу, как в семнадцатом и девяносто первом.

– Завтра нефтегазовые цены рухнут, и власть-таки упадёт именно на дорогу.

– Завтра они не рухнут, не надо меня пугать.

– Я фигурально выражаюсь. Пускай не завтра, а через год-другой. Или через шесть месяцев. Сколько можно в катастрофической степени зависеть от состояния экономики других стран? Цены на нефть ведь уже демонстрировали способность к снижению в несколько раз за считанные недели. Ещё раз повторится, и выбор будет – вдвое сократить расходы бюджета или по примеру коммунистов конца восьмидесятых разрушить финансовую систему необеспеченной эмиссией. Первое – смертельно по социальным причинам, второе – по экономическим. Собственно, второй вариант через некоторое время также неизбежно приведёт к социальному взрыву.

– Печальный выбор. И твои эксперименты могут его кардинально ухудшить.

– Истинно правая консервативная партия по определению не может ухудшить состояние экономики, поскольку раздача бесплатных пряников всем желающим – для неё есть отступление от основополагающих положений программы.

– Вся страна требует бесплатных пряников, каким же образом твоя истинно правая партия попадёт в Думу? Я уже не говорю о победе.

– Ты преувеличиваешь, не вся. Миллионы молодых здоровых мужиков и женщин хотят работать и зарабатывать, а у них над душой стоят семеро с ложками, дубинками, бейсбольными битами и пистолетами.

– И с какого же удивления эти несчастные поверят твоим истинно правым?

– В общих чертах я уже обрисовал.

Послышался стук в дверь кабинета. Саранцев сразу его узнал – только жена умела стучаться красноречиво. Громкостью и частотой ударов она создавала образ требовательной, но корректной хозяйки дома.

– Сейчас иду, Ира! – крикнул президент с места, словно освободился от тяжёлого и неприятного груза.

Супруга приоткрыла дверь и встала в проёме, одной рукой опершись на косяк, а другой придерживая тяжёлую бронзовую ручку:

– Игорь, куда ты запропастился? Там скоро паника начнётся.

– Я понял, Ира, сейчас мы придём. Извини, вопрос тут один срочно нарисовался.

– Я жду, – бросила спутница жизни и закрыла дверь.

– Ладно, – в свою очередь заторопился Антонов, – я своё мнение высказал.

Затем он замялся в нерешительности, обернулся сначала к выходу из кабинета, потом вновь посмотрел на Игоря Петровича.

– Знаешь… Я ничем не смогу тебе помочь.

– Уйдёшь в отставку? – холодно поинтересовался президент.

– Уйду. Я не могу работать, если не согласен с поставленной задачей.

– Хорошо. Я тебя понял.

Последние слова Саранцев произнёс сухо, схватившись за папку с бумагами на столе и делая вид, будто вспомнил какое-то неотложное дело. Он сразу захотел поскорее завершить сегодняшний приём и остаться в одиночестве. Конфликт с Сергеем виделся крупнейшим за всё время их знакомства, и разочарование неприятной тяжестью легло на душу. Друг его не предал, только честно предупредил о полнейшем неприятии задумки, выношенной и тщательно обдуманной Игорем Петровичем в течение нескольких месяцев. Он имел полное право так поступить, но Саранцев ждал от многолетнего единомышленника иного.

– Пойду маячить перед публикой, – бросил Антонов с искусственной беззаботностью и вышел.

Президент молча проводил его взглядом затравленного медведя и не спешил к гостям. Хотелось обдумать неприятное положение. Платить за претворение своего плана в жизнь потерей Сергея страшно не хотелось. К тому же, осуществление проекта предполагало активное участие Антонова – ему Саранцев мог доверить многое. Любой другой кандидат на место главы администрации заведомо был ему менее знаком, а работать с незнакомцем, да ещё в такой сложной и опасной операции – самоубийственно. Антонов никогда не заискивал перед шефом, поскольку вёл с ним дела слишком давно и воспринимал президента как бывшего главного инженера строительной фирмы в Новосибирске. Возможно, пост тоже не маленький и способный привести кого-то в трепет, но по сравнению с главой исполнительной власти в государстве – сущий пустяк.

Жёны тоже неплохо ладили, обменивались рецептами и тайнами. Одно из давних новосибирских знакомств в московской жизни ценилось дорого – другие старые друзья остались в прошлом. Ирина часто проявляла строгость к людям из опасения показаться мягкотелой. Боялась превратиться в передатчика чужих просьб мужу и оказаться в его глазах такой же посторонней, как и сами ходатаи. Катя Антонова почти никогда не просила подругу об услугах, разве что о личных, не связанных с делами их мужей. Они нередко спорили, иногда ссорились, но супругам друг на друга не жаловались, поскольку обе не верили в способность мужчин найти выход из лабиринта женских взаимоотношений.

Игорь Петрович попытался объяснить себе поведение товарища страхом, но быстро отклонил гипотезу. Он просто не видит смысла. Не верит в возможность успеха, хотя бы гипотетическую. В его представлении любые кардинальные перемены ведут лишь к ухудшению ситуации и к ускорению краха, а не к преодолению опасности. У него нет других предложений, поскольку он считает задачу в принципе неисполнимой. Выходит, он правильно заговорил об отставке.

Саранцев сидел за своим столом и думал, пока разгневанная жена не пришла вновь и не потребовала от него категорическим тоном выйти к гостям. Он двинулся за ней послушно, как ребенок, но прежней задумчивости не утратил – хотел обрести душевное спокойствие.

Глава 13

Теперь те самые законопроекты лежат у него на столе, а давний разговор бесследно растворился во времени. Игорь Петрович пальцем не пошевелил для претворения в жизнь своих грандиозных замыслов, зато появилась Народная лига. Её связь с Покровским не только не скрывалась, а напротив, выставлялась напоказ. Лидеры межпартийного политического объединения заявляли в интервью о безоговорочной поддержке премьер-министра во всех его начинаниях, тот в ответ благодарил их за содействие. А Саранцев наблюдал за действом со стороны и не мог понять смысла происходящего. Лига не соответствовала его задумкам относительно второй партии власти, поскольку не могла предложить обществу ни новых лиц, ни новых идей, не выдвигала оппозиционных лозунгов и в сознании человека с улицы определённо сливалась с «Единой Россией» в единое целое. Она могла только заменить единороссов в роли новой партии власти, но никак не чередоваться с ней у руля. Что затевает Покровский? Вернуться к власти на новом коне, отправив старого на политическую бойню? Избавиться от груза обвинений в коррупции и неэффективности, освободившись от обязательств перед прежними соратниками? До сих пор генералу в значительной степени удавалось поддерживать реноме и отделять себя от скомпрометированных должностных лиц.