Привратник потянулся было прикрыть дверь.

— Вы мешаете мне пройти, господин маркиз, — сказал Ричард, не двигаясь с места. Голос его звучал негромко, но Фрэнсис, незаметно поджидавший герцога Глостера в стороне, знал, что он едва сдерживается. Дорсет заколебался было, но затем, прищурившись, сделал шаг в сторону. Весь полыхая, Ричард Грей последовал примеру Дорсета. Глостер постоял немного, переводя взгляд с одного на другого, затем круто повернулся и пошел быстрыми, тяжелыми шагами.

Пришли и миновали рождественские праздники, до предела наполненные различными пирушками. В январе пышно отпраздновали свадьбу малолетнего герцога Йорка, его жене едва исполнилось шесть. На следующее утро герцог Кларенс предстал перед судом пэров.

Суд был недолгим и шумным. В небольшой, до отказа наполненной комнате брат шел против брата, обвинения сыпались одно за другим.

Кларенс знал, что обречен, и все равно дрался, как раненый зверь, стараясь выскользнуть из сетей, все сильнее опутывавших его. Когда в конце концов он в отчаянии закричал, что король сам должен доказать правоту своего дела, сойдясь с подсудимым в смертельном поединке, лицом к лицу, никто даже не среагировал на эти слова. Непреклонные лорды признали Кларенса виновным по всем статьям, и герцог Бэкингем вынес смертный приговор.

Потянулись дни томительного ожидания. Указ о приведении приговора в исполнение лежал неподписанным на столе короля. Ричард Глостер бродил по двору, словно тень. В своем унылом уединении Цецилия Йорк молилась и оплакивала судьбу сына. Однажды вечером в герцогские покои в Вестминстере проскользнул гонец с анонимным посланием, в котором речь шла о каком-то сговоре между некоторыми высокородными господами и не названными по имени членами палаты общин. Вышел гонец из дворца так же незаметно, как вошел. Он получил кругленькую сумму, не зафиксированную ни в одной из бухгалтерских книг Вестминстера{127}. На следующее утро Ричард Глостер направился в Тауэр. Комендант встретил гостя с нескрываемым удивлением. Никто не предупредил его о визите герцога, хотя, разумеется, для лорда-констебля все двери открыты. Тем не менее в поведении коменданта явно чувствовалось беспокойство. Оно еще более усилилось, когда лорд Дадли узнал, по какому делу герцог приехал в Тауэр. Растерянный страж решил было потянуть время, но, встретившись с холодным взглядом посетителя, отказался от этой мысли. Будь что будет, мысленно произнес он и двинулся следом за герцогом Глостером.

Кларенс помещался на верхнем этаже Тауэра.

Стражники расположились внизу, они с удовольствием потягивали эль и играли в кости. За плотно закрытыми окнами сгустилась ночная тьма, на стены падал отблеск горящих свечей. Надзиратель открыл двери. Отступив в сторону, Дадли сказал:

— Я подожду вас, милорд.

Кроме стола и скамейки, в комнате Кларенса ничего не было, разве что окно да стульчак, вделанный в массивную стену. Ричард постоял на пороге, привыкая к тусклому освещению, затем подошел к столу.

Кларенс опустил голову на руки и привалился к столу, на котором стояла наполовину опорожненная бутылка. В последний раз Ричард видел брата недели две назад. Приговор свой Кларенс выслушал спокойно, а теперь, когда лихорадка последних месяцев миновала, он весь как-то обмяк и опустился. Убожество помещения постоянно напоминало ему о поражении. Пропитанный винными парами воздух смешивался с мерзким запахом испражнений. Пол комнаты был усеян нечистотами. Ричард оторвал взгляд от сгорбленной фигуры и отшвырнул ногой какой-то комок грязи. Подняв голову, он встретился взглядом с Кларенсом. Тот непонимающе, часто моргая, смотрел на Ричарда покрасневшими глазами, затем неуклюже потянулся к опрокинутому стакану, наполнил его вином и залпом выпил.

— А-а, мой маленький братец Глостер, — хрипло произнес он. Что-то мелькнуло в его глазах, трудно сказать, что именно — злость, подозрение, животный страх. Упершись обеими руками в стол, он старался подняться. — Какого черта, — голос его сорвался, — какого черта тебе здесь надо?

— Я пришел сказать, — ровно ответил Ричард, — то, что тебе, наверное, лучше узнать от меня, чем от Дадли. Завтра заседание палаты общин, ее члены обратятся к королю с просьбой утвердить вердикт суда пэров. Кое-кто из них уже обогатился за счет этого.

Кларенс прямо посмотрел на брата и медленно произнес:

— Ах вот как… — Руки его словно подломились, и он рухнул на стол. — Стало быть, он осмелится… осмелится? — Кларенс отвернулся, и его вырвало прямо на пол.

Ричард молча ждал. Кларенс вытер рот и повернулся. Руки его дрожали. Пытаясь успокоиться, он сжал кулаки и наконец проговорил:

— Какая, право, неслыханная радость для тебя, Глостер, — быть первым, кто принес эту весть.

Ричард подошел к окну и выглянул наружу. Снова пошел снег. Хлопьями он падал на карниз, оседал под собственной тяжестью и постепенно таял на каменной поверхности.

— Ты так полагаешь?

Позади послышался нервный, на грани истерики, смешок.

— А почему бы и нет? Я лично с удовольствием поменялся бы с тобой местами. — Ричард промолчал. Кларенс негнущимися пальцами побарабанил по грязной манжете рубахи. — Бесценный мой брат. Меня тошнит от тебя, Глостер. Понимаешь, тошнит.

Снег повалил сильнее, хлопья не успевали таять на карнизе. Ричард снова выглянул в окно и задумчиво произнес:

— Я хотел поговорить о твоих детях. Девочка получит почетное место при дворе, а когда настанет срок, ей подыщут достойного жениха. Что касается мальчика… — Глостер запнулся. — Он станет графом Уорвиком. Нед дал слово. А пока он будет жить в провинции со своими гувернерами.

Кларенс совсем согнулся, взял со стола стакан и принялся вертеть его в руках.

— Уорвик, Кларенс — мне-то какая разница? Я слишком хорошо знаю, как поступают с отродьем. — Он попытался налить себе еще вина, но руки сильно задрожали. Отбросив стакан, Кларенс опустил голову на сложенные руки.

— После того как Уорвик извлек Генри из Тауэра{128}, я был провозглашен наследником молодого Ланкастера. Парламент так постановил. Если у него не будет сыновей, я должен стать королем. Сыновей у него не было, и что же? Я гнию здесь, а на моем месте Нед, и скоро он пришлет за мной своих головорезов… — Пальцы Кларенса лихо выплясывали на столе. Он задрожал и, резко обернувшись, посмотрел Глостеру прямо в глаза. Ричард шевельнулся. Ложно истолковав это движение, Кларенс отчаянно впился в локоть брата.

— Не оставляй меня, ради Христа, не оставляй меня одного, я здесь уже восемь месяцев… — Он притянул Ричарда к себе, содрогаясь от беззвучных рыданий. — Тебе снятся сны, Дикон? Неужели ты никогда не вспоминаешь их: Генри, Сомерсета, его друзей — всех тех, кого ты приговорил к смерти после Тьюксбери? А Фоконберг? Его голову выставили на Лондонском мосту, повернув, помню, на восток, в сторону родных краев. Какая страшная застыла на лице его ухмылка, а воронье выклевывало глаза… Неужели ты никого не вспоминаешь? А вот я вспоминаю — недурная компания у меня была все эти месяцы. Старик с сыном в Чепстоу — мы с Уорвиком показали им, где раки зимуют; а других поймать не смогли, но их я сейчас вижу по ночам, все они ко мне приходят. Дорсет, епископ Солсбери, Риверс — все они здесь, смотрят, улыбаются, иногда протягивают руки…

Стремительно разогнувшись, Кларенс бросился к узкому окошку и просунул руки через решетку, подставив их холодному влажному воздуху. Он повис, держась за металлические прутья. Ричард потащил его к постели. Кларенс постанывал и то ли отталкивал брата, то ли, наоборот, цеплялся за него. Резко бросив Кларенса на постель, Ричард схватил его за волосы и с силой повернул лицом к себе:

— Во имя всего святого, вспомни же наконец, кто ты!

Слова ударили как хлыст и достигли цели. Освободившись, Кларенс упал на подушку и зарыдал. Ричард с жалостью посмотрел на него. Кларенс покрылся испариной. Полумрак скрывал то, что сделало с его лицом время и переживания. Фигурой он все еще напоминал прежнего Кларенса.